Татьяна Басанская

Звездные ливни

ПРОЛОГ

Киев 980 г. Червен (июль)

Блюд настороженно смотрел на женщину, тревожно кутавшуюся в темное покрывало. Она не сводила с него пристального взгляда и нервно перебирала золотые кольца на тонкой руке. Боярин никак не мог ожидать, что услышит от гречанки подобные речи. Более того — что они прозвучат именно в эту ночь. Не далее часа назад он принимал у себя человека с тайной вестью от новгородского князя. А теперь и Павлина заявилась к нему с необычной, ужасной просьбой.

— Так что же ты решишь, боярин? Время не терпит, я не могу так долго находиться у тебя, — нетерпеливо забарабанила женщина пальцами по столешнице.

— Почему ты решила предать Ярополка? На что надеешься? Ответь честно.

Взмахнув черными ресницами, Павлина метнула взгляд к окну, а затем горько усмехнулась:

— На что надеюсь? Да в том-то и дело, что мне не на что надеяться. Кто я сейчас? Бывшая монахиня из Херсонеса, ставшая наложницей русского князя. Святослав подарил мне всего лишь несколько сладких ночей, но лишь его я по-настоящему любила. Он был великим воином и пылким мужчиной. А вот Ярополк до него не дотянул. Разве он настоящий князь? Мальчишка! Он еще при жизни отца слюни пускал, глядя на меня. А когда узнал, что Святослав погиб, так в первую же ночь затащил меня в свою постель. Княгиней грозился назвать… — в глазах Павлины сверкнули темные молнии. — А сам к спесивой дочке полоцкого князя сватов отправил!

— А от Владимира ты ждешь иного? Неужто думаешь, что он тебя женой назовет?

— А вот это уж не твоя забота, боярин, — просвистела с выдохом гречанка. — Из кожи вылезу, но найду ключик потайной к его душе. Или считаешь, что я не так хороша, как раньше? Взгляни в мои очи бездонные, полюбуйся на мою талию стройную, на грудь высокую… Или хочешь сам узнать, насколько жаркими могут быть мои объятия в ночь лунную? — искушающий шепот Павлины заставил боярина ощутить на лбу жаркую испарину.

Что и говорить, годы не коснулись бывшей монахини. А ведь, она, кажется, всего лишь лет на пять младше Блюда, которому недавно пошел тридцать пятый год. Эта женщина и впрямь может свести с ума кого угодно.

— Я помню Владимира еще юнцом зеленым… — задумчиво говорила Павлина, смакуя воспоминания. — Но он уже тогда был смышленей и сильнее старших братьев. Ярополк обязательно уступит ему, так зачем напрасно лить кровь? Регволд полоцкий, не пожелав покориться новгородскому князю, уже погиб вместе со своими сыновьями. А дочь его, гордячка Рогнеда, мечтавшая о Киевском княжестве, стала военной добычей того, кому отказала из-за спеси своей неразумной. Была княжной, а стала рабыней! — презрительно фыркнула наложница киевского князя. — Сама сняла сапоги с робичича!

— Никогда Рогнеда рабыней не будет, — усмехнулся Блюд. — Да, полоцкая княжна стала пленницей. Но то же самое когда-то давно произошло с Мальфрид — дочерью древлянского князя Малха. После гибели отца Мальфрид и ее меньшой брат Добрин-Добрыня оказались в Киеве, в тереме у пресветлой княгини Ольги. Но не пленниками они были, а воспитанниками княжьими. Когда закончились их отроческие годы, Добрыня стал могучим воином, а Мальфрид-Малуша родила Святославу сына Владимира. Именно его ты сейчас считаешь истинным князем Руси, не так ли? Кто знает, может, и Рогнеда когда-нибудь родит будущего великого князя.

— Никогда! — зло зарычала Павлина. — Слышишь? Никогда! Это я подарю Владимиру сына! И он станет славным воином и сильным правителем, как его дед, как его отец! А я стану княгиней. И ты мне в этом поможешь. Не отказывай мне, боярин… — по-змеиному вкрадчиво зашептала гречанка. — У тебя ведь тоже свой счет имеется к Ярополку. Неужто простишь позор отца своего Свенельда и смерть младшего брата Люта?

Блюд вздрогнул от горького напоминания о недавних печальных событиях и мгновенно помрачнел.

* * *

Младший сын воеводы Свенельда Лют рос вместе с княжичами. Более всего он сблизился с Ярополком. Их довольно жестокие проказы часто вызывали недовольство княгини Ольги, и она не раз пеняла на это Свенельду, бывшему для нее более чем просто доверенным лицом. Но унять вздорного старшего княжича и его приятеля, скорого на злые выдумки, было сложно. Именно потому и велели Блюду присматривать за озорниками, а заодно и учить их уму-разуму. Но, похоже, с этой задачей он не справился.

Когда к власти в Киеве пришел старший сын Святослава княжич Ярополк, Лют неожиданно возомнил, что, имея такого покровителя, может творить все, что вздумает. Особенно ему хотелось поставить на место князя Олега — младшего брата Ярополка, получившего в свой удел древлянские земли. Лют начал открыто заезжать в эти угодья, охотиться и распоряжаться там как хозяин. Но совершенно неожиданно тихий и незлобивый Олег на этот раз проявил характер и указал наглецу дорогу в сторону Киева. Никому неизвестно, что произошло в Искоростенском лесу, но Лют погиб там именно от руки древлянского князя. Конечно, он был сам виновен в своей смерти, но Свенельд с этим не мог смириться.

По требованию воеводы Ярополк отправил войско в древлянские земли, чтобы наказать младшего брата за гибель лучшего друга. И произошло непоправимое — в давке на мосту у стен Овруча глупо погиб молодой князь Олег. Ужаснувшись содеянному, Ярополк обвинил Свенельда в гибели своего брата: «Любуйся! Ты ведь этого желал!». Князь при всех отхлестал по щекам старого воеводу. Это стало ударом для Свенельда. Вся Русь знала и почитала славного своими подвигами воина, ходившего в походы еще под началом вещего князя Олега и пользовавшегося особым доверием княгини Ольги.

Перед смертью Свенельд позвал к себе старшего сына. Многие тайны открылись Блюду в эту ночь, многому он ужаснулся, многому удивился. Похоже, древлянская земля проклята богами. Черная эта земля, не зря растет на ней трава полынь-чернобыл. Лет сорок назад там растерзали князя Игоря, а затем и его убийца, князь Малх, нашел смерть от руки княгини Ольги. Страшным открытием для Блюда было признание отца в том, что именно он столкнул между собой Игоря и Малха. А виной тому была любовь молодого воеводы к Ольге, княгине киевской.

Князь Игорь месяцами пропадал в походах, оставив заботы о государстве на свою молодую жену. Неудивительно, что Ольга и Свенельд в конце концов почувствовали, что в душах у них зародилась любовь. Князь стал помехой их счастью. И их благополучию. Игорь мог в любой момент привести в Киев новую жену, и допустить этого было нельзя. Вот потому-то Свенельд умело натравил своего господина на древлянского князя. А затем сумел искусить Малха возможностью стать хозяином Киева, женившись на вдове князя Игоря. Свенельд прекрасно знал характер своей венценосной подруги. Пусть Ольга не любила мужа, а все же простить зарвавшегося убийцу, осмелившегося посвататься к ней, она никогда бы не смогла.

Но Свенельд не предполагал, насколько жестокой окажется ее кара, и после гибели Малха и пожара в Искоростене воевода ужаснулся изощренной мести княгини. Он признал в Ольге великую правительницу и склонил перед ней колени, распрощавшись с мечтой стать ее мужем. Чтобы избежать толков, Свенельд женился по указанию княгини на дочери богатого киевского боярина. Ярина стала хорошей женой, заботливой матерью и никогда не ревновала мужа к великой Ольге. Она искренне оплакала смерть великой княгини да и сама не задержалась на свете после нее.

…Да, мрачная, чернобыльская земля древлянская. Погубила она и князя Игоря, и князя Малха. А теперь в лесах под Искоростенем лишились жизни сын Свенельда Лют и внук великой княгини Олег.

Перед смертью отец потребовал от Блюда ни много ни мало, как передать все киевские земли младшему сыну Святослава — Владимиру, в чьих жилах текла кровь и князя Игоря, и князя Малха. Видимо, тем самым воевода хотел искупить свой давний грех. Более того — оказалось, что Свенельд уже послал весточку в Новгород к посаднику Добрыне, дядьке новгородского князя. И, разумеется, тот не пренебрег возможностью направить в сторону Киева помыслы своего честолюбивого племянника. Это позволяло посаднику стать полновластным правителем северных земель, подчиненных Новгороду. Чего уж лучше: Владимир станет киевским князем, а Добрыня — как его родич — новгородским. А что делать Блюду? Кого поддержать в борьбе за власть над Киевом?..

— …Что же ты молчишь? — вырвал боярина из задумчивости голос Павлины. — Тебе и делать особо ничего не нужно. Всего лишь согласиться помочь Владимиру. Мне ведомо, что у тебя был от него человек…

— Ведомо, так помалкивай! — рявкнул на нее Блюд. — Хуже ничего нет, чем длинный бабий язык. Ступай к себе. Как Бог решит, так тому и быть, а нам, грешным, следует уповать на милость его.

— Выручай, боярин… — простонала гречанка. — Избавь меня от Ярополка и помоги Владимиру стать киевским князем.

Полупрошипев-полупрошептав свою просьбу, Павлина черной змейкой выскользнула за двери. В палате остался лишь запах ее сладких благовоний. Желая избавиться от их удушливого аромата, боярин ударом руки распахнул створки окна и всей грудью жадно вдохнул свежий запах летней ночи. До утра следовало принять важное решение, от которого зависели и жизнь его, и дальнейшее благополучие.

По любому раскладу выходит, что следует поддержать Владимира. В младшем Святославиче чувствуется сила, он может стать великим правителем. Здесь Павлина права.

Что же касается самой гречанки… думается, вряд ли она сумеет добиться желаемого, хоть и течет в ней лукавая византийская кровь.

ГЛАВА 1

Вышгород 1014 г. Изок (июнь)

Утренний туман помог Купаве незаметно пробраться домой. Нырнув в постель, девушка с облегчением закрыла глаза, надеясь, что сон избавит от купальского наваждения, но желанный покой не спешил сходить в ее душу. Ночное марево продолжало окутывать Купаву своим звездным покрывалом, сердце колотилось точно сумасшедшее, а утренний воздух, врывавшийся в оконце девичьей опочивальни, казался особенно сладостным.

Но хотя купальская ночь-чаровница еще кружила голову обещанием чудесной любви, душу уже принялись жалить горькие укоры девичьего стыда и запоздалого сожаления о содеянном. Как смогла она такое содеять! Отправиться ночью на языческие игрища, забыть обо всем, забыть саму себя, предать свое чувство… Господь Вседержитель, она и думать забыла о своем ненаглядном друге, о княжиче Глебе! Куда делись долгие дни и ночи, залитые слезами… Прошло лишь полгода разлуки с юным князем, уехавшим в далекий Муром, а она, забыв всякий стыд, бросилась в объятия незнакомца! Какой позор…

Кусая до боли губы, Купава принялась ругать себя и попыталась вызвать из памяти облик Глеба, чтобы хоть в мыслях просить у него прощения, но призрачный образ звездноглазого юноши заполонил все ее сознание, и не было никакой возможности избавиться от этого марева. Ах, если бы все это было лишь прекрасным сном! Только сном… Чудесным, сказочным сновидением…

Купава недолго ругала себя. Непривычная усталость от бессонной ночи легко окутала сознание девушки и погрузила ее в глубокий сон, и сладкие воспоминания ласково закачали ее на своих волнах.

* * *

— …Тварь бесстыжая! Мерзавка! Что ты натворила, дрянь! Блудница вавилонская, как посмела ты опозорить семью!

Купава проснулась от оглушительных криков и вжалась в подушку, дрожа от ужаса. Как же быстро отец узнал о ее ночных похождениях!.. Что же теперь будет…

Но ожидаемого удара не последовало, хотя брань не прекращалась, а крики стали перемежаться звуками звонких пощечин. С опаской приоткрыв глаза, девушка обнаружила, что кроме нее в светлице никого больше нет и, следовательно, гнев отца обращен на кого-то иного. Поспешно выскочив из кровати, Купава накинула на плечи платок и, выглянув в оконце, обомлела.

Посреди двора стояла Рута в облепившей тело влажной сорочке. Возле нее, потрясая в воздухе кулаками, бушевал отец. Матушка, прижав ко рту побелевшие пальцы, тихо плакала. Боярыне до боли в сердце было жаль непутевую любимицу, вернувшуюся домой с мокрым подолом и распухшими от поцелуев губами. Солнце давно встало и заливало ярким светом весь мир, так что позор загулявшейся дочери скрыть от людей было невозможно.

Зато Руте, похоже, не было никакого дела до происходящего. Не обращая внимания на крики отца и слезы матери, она стояла, горделиво приподняв голову, и чему-то безмолвно улыбалась распухшими пунцовыми губами, а на длинной шее и высокой груди, бесстыже выглядывающей из распахнутого ворота сорочки, алыми маками расцветали следы ночных похождений.

Вокруг них собралась толпа любопытных слуг. Более молодые и сами лишь недавно вернулись на подворье после разгульной купальской ночи, нарушив запрет боярина покидать усадьбу. Да разве можно было не отправиться на днепровский берег, где заранее были сложены кострища для ночных забав! Вот и старшая дочь хозяина не смогла усидеть в своей светлице и, видать, воспользовалась тем же лазом в заборе, что загодя устроили любители встречать утреннюю зарю.

— Ступай в дом, срамница! — отбушевавшись, велел отец, сообразив, что негоже перед холопами устраивать суд над опозорившей себя дочерью.

Вызывающе тряхнув влажными от росы и тумана каштаново-рыжими кудрями, Рута еще выше приподняла подбородок и направилась в дом. Казалось, ее совершенно не волновали ни гнев отца, ни слезы матери, ни насмешки и пересуды слуг. Прищурив зеленые бесстыжие глаза, она усмехалась каким-то своим мыслям и неспешно шла так, словно ей под ноги расстелили княжеский ковер.

* * *

Все произошло так, как она мечтала. Князь Святополк всю ночь сжигал ее в своих жадных объятиях, впиваясь ненасытным ртом в девичье податливое тело, требующее любви. И, утопая в его руках, Рута счастливо смеялась. Она твердо знала, что князь обязательно женится на ней, а прежнюю супругу отправит в монастырь, как всегда делал старый князь Владимир. Да разве может быть иначе, если ей удалось напоить князя своей кровью — перед тем, как Святополк впился в нее злым поцелуем, она изо всех сил укусила свою нежную губку, так, что почувствовала соленый привкус крови. Именно это посоветовала старуха ведунья, когда Рута наведалась к ней со своей печалью.

— …Люблю я его! Помоги! Приворожи!

Старая Омша с неудовольствием разглядывала красивую боярышню, упавшую перед ней на колени.

— Приворот может бедой обернуться и для тебя, и для твоего парня. Зачем гневишь Богов? Ты красива, твой отец богат — любой молодец и без заговора отдаст тебе свое сердце.

— Нет! Тот, кого я люблю, даже не смотрит в мою сторону! Он должен увидеть меня… должен стать моим…

— Глупишь, девица. Или что недоговариваешь? Кого присушить решила?

— Святополка… — уронила дорогое имечко боярышня.

Старухе показалось, что она ослышалась.

— Святополка? Опального князя?

Девушка обреченно кивнула.

Омша грубо ругнулась, не веря своим ушам.

— …И как же это тебя угораздило! Проклят он Богами еще до рождения — из-за родичей своих. Отец его, князь Ярополк, погубил своего единоутробного брата Олега, а потом и сам сгинул по приказу второго брата, «пресветлого» князя Владимира. Мать Святополка Павлина жила в христианском монастыре, обещала хранить девичью невинность ради любви к своему Богу, но, оказавшись в плену, не задумываясь, стала наложницей князя Святослава. Потом долго приминала перины в постели его старшего сына. А когда Ярополка зарезали варяги Владимира, она столь же легко приняла ласки нового киевского князя. Павлина мечтала родить Владимиру наследника, не зная того, что уже была беременна от Ярополка. Святополку известна история его появления на свет. Помысли — каково ему жить на земле с таким грузом? Лютую злобу и зависть получил он в наследство от родичей. И жена досталась ему под стать: спесивая и злая. У отца ее, короля ляхов, руки по локоть в крови, а сам он — распутник и сластолюбец, хотя исповедует веру во Христа. Жен бесстыже меняет каждый год. Недавно, говорят, к дочери князя Владимира, Предславе, сватов засылал, да княжна отказала ему, гордячка оказалась, не тебе чета.

— Мне нет никакого дела до Предславы! А то, что Святополк злым слывет, так потому, что любви и ласки с рождения не видел. Жена его — гадина болотная, плесенью и холодом от нее за версту веет. А я смогу, я сумею отогреть его сердце, я развею по ветру его одиночество! Помоги мне в этом!

— Не обманывай себя. Волк всегда останется волком. И не тебе его лаской одаривать. Знаешь ли: кто предал отца твоего любушки? Никто иной, как твой отец, боярин Блюд! Ведаешь теперь, что задумала неладное? Ступай прочь!

Опешив, Рута в ужасе уставилась на старуху, бросившую ужасное обвинение.

— Как смеешь ты говорить такое о моем отце! Да я… Да отец тебя за такие речи лютой смертью казнит!

— Не пришел еще мой час с жизнью прощаться, — Омша, равнодушно отвернувшись от девушки, принялась невозмутимо помешивать в горшке какое-то варево. — А про то давнее дело немало людей ведает. Отец твой неспроста себя молитвами изводит — грех давний замаливает. Но все напрасно: твои старшие братья головы на ратном поле сложили во славу князя Владимира, а меньшой жив лишь заботами сестры твоей. А все потому, что Павлина, мать Святополка, умирая, прокляла отца твоего за то, что не помог ей стать княгиней киевской. Он выдал ее князю, когда она ожерелье отравленное Рогнеде преподнесла. Не знала глупая, что дни ее самой уже сочтены были — в родах смерть к ней подошла. Вот тогда-то гречанка заклятие на боярина Блюда наложила. Мол, лишь тогда его потомство счастье обретет, когда звезды, падающие на землю, любовью в сердцах обожженных обернутся. Когда-то давно освещали землю звездные дожди, а месяц темным плащом укрывался, и познала счастье Павлина в объятиях князя Святослава…

— Тебе-то откуда известно это?.. — недоверчиво покачала головой Рута. — Эти сказки ты сестре моей рассказывай! Купава любит их слушать, а мне совсем другое от тебя нужно.

— Я роды у Павлины принимала, вот этими самыми руками твоего Святополка умывала. Умирая, гречанка и прошептала слова те злые. Я не решилась стать вестницей злосчастья и скрыла их от боярина Блюда. Тебе вот первой о них сказала.

— Что ж, даже если так… Быть может, наша любовь со Святополком разрушит заклятие его матери… — Рута вновь рухнула к ногам старухи и с силой обхватила ее колени. — Помоги мне!

— Дура девка! — попыталась оттолкнуть девушку старуха. — Я же сказала: проклят он, твой князь окаянный! И без всякого зелья ты погубишь себя, связавшись с ним. А сотворив приворот — не только сама сгинешь, но еще и зло своим родным принесешь.

— Помоги! Умру без его любви! — жарко зашептала Рута, обжигая ведунью огненным взором. — Какое мне дело до всех прочих, если чахну без ласки его… Возьми — вот золотые серьги с яхонтами… Ничего не пожалею, если поможешь мне.

— Ладно, — неожиданно согласилась Омша, в чьих глазах при взгляде на сережки с самоцветами загорелся жадный огонек. — Приворот накладывать не стану, но советом помогу. Скоро купальская ночь, я сделаю так, что князь окажется на берегу Днепра. А ты уж не зевай — напои его несколькими каплями своей крови. Сильнее этого средства может быть лишь грудное молоко, но у тебя его, похоже, не предвидится. А теперь ступай прочь, у меня и без тебя дел полно…