Глава 5
Дверь открыла сморщенная бабка, долго пыталась понять, кто он и что ему нужно, подставляя к уху ладонь, пока ее не сменила дородная женщина.
— Мам, ну чего вы? Я и сама открыть могу. Идите отдыхайте! — Задвинув бабульку в дом, она закрыла за ней дверь и вышла на скрипнувшее крыльцо.
— Кто такой? Чего надо?
Федя не стал тянуть время:
— Вы Татьяна? Вы приходите работать в монастырь. Так?
— Ну, так. — Толстуха подбоченилась. — А тебе что за печаль?
— Я оператор. Из съемочной бригады. Хотите, чтобы вас все узнали? Совершенно бесплатно.
— Да ладно! — прищурилась тетка. — Бесплатно только кошки рожают. Говори, чего надо.
— Ну, хорошо, — не стал отпираться Федор. — Скажите, как часто в монастыре бывает Русальчикова Лена? Мне ее тоже отснять нужно.
— Ленка? — Будущая звезда экрана выпучила заплывшие жиром глазки. — А чего ей там делать? Наш председатель вообще ку-ку! Из дома ее не выпускает. Когда школьницей была, к ней учителя сами домой ходили. Прям как в фильмах!
— Но я ее вчера там видел! — уперся Федя. — На втором этаже заброшенного крыла! Честно!
Тетка вдруг часто-часто заморгала, резво развернулась, и Федор даже слова не успел сказать, как она исчезла за дверью.
— Твою ж мать! — Не выдержав, он от всей души пнул всхлипнувшую дверь и зашагал к калитке.
Что за чертовщина? Почему все так реагируют? То пытаются убедить, что Лена в монастырь не ходит, но стоит ему сказать, что он ее видел там, тут же пугаются и прекращают разговор.
Федор покосился на раскрашенные багрянцем заката редкие тучи и прибавил шагу. Ему еще надо найти Макса, попросить прощения, а потом уговорить его пойти на танцы. Все-таки надежда умирает последней — а он надеялся снова сегодня увидеть Лену.
— Добро пожаловать! Прошу к нашему шалашу! — раздался знакомый певучий голос, едва он шагнул в пивную. Хозяйка улыбнулась ему, как родному.
— Здрасте. Меня друг тут ждать должен. — Федор подслеповато огляделся, привыкая к царившему тут полумраку. — Не видели?
— Были. Но ушли.
— Были? А… сколько их тут было?
— Трое. С ними еще Захарка пиво пил. Что-то долго шушукались и только что ушли. — Женщина поняла, что как клиент Федя — ноль, и вернулась за стойку.
— А куда ушли, не говорили? — Федору тоже совершенно не улыбалось тут торчать, к тому же из клуба уже доносились ритмичные позывные.
— Да кто их знает? Может, вон, в клуб! — Женщина точно угадала его мысли.
— Спасибо! — Федор вышел и прикрыл за собой дверь. В любом случае он хотел сегодня там быть. Подождет Лену часиков до десяти, даже если парней там не будет. А потом до монастыря прогуляется. Благо недалеко, да и дорога прямая. Любо-дорого! Лишь бы дождь не зарядил.
— О-о-о-о!!! — встретили его появление несколько куривших на крыльце клуба местных громил. — Псих из Москвы приперся!
— После того, как он вчера тебе за свой глюк нос расквасил, Игнат, я бы не лез к нему. Еще пырнет воображаемым ножиком…
— Ребят, — Федор поднял в примирительном жесте руки. — Вчера перепили. С кем не бывает. Не видели, мои друзья приходили?
— А мы что им — пастухи?
— Может, и приходили.
— Точно. Сходи да сам проверь!
А и вправду! Может, и Лена уже пришла.
Федор старался не думать, что Лена может и не прийти, но мыслишка эта притаилась в глубине души и нагоняла тоску.
Поднявшись по ступеням, Федор толкнулся в дверь, и на него тяжелой волной накатилась громкая музыка, полумрак с танцующими пятнами света и жар изгибающихся в ритме тел.
Он не понял, как оказался в чреве этого огромного зала и, повинуясь пробуждающимся инстинктам, задергался в ритме возле какой-то девчонки. Музыка лилась без остановки, и вскоре он забыл, зачем пришел сюда. Забыл о том, что кого-то ждет, что он кого-то ищет. Сколько мимо него хороводом пролетело девичьих лиц, сколько рук старательно прижималось к нему, стремясь ненадолго избавиться от одиночества, почувствовать власть обладания, Федор не знал, полностью растворившись в этом сумасшедшем вечере.
Вдруг в какофонию попсовых песенок вплелись звуки Венского вальса. Федор ошарашенно огляделся и замер, точно парализованный, глядя, как к нему, лавируя в толпе, пробирается Лена. В длинном, ниже колен, светлом платье, на плечи по-деревенски накинута шаль-паутинка. Волосы распущены, золотом стекают до талии. В руках цветы. Сирень, кажется…
— Ты искал меня? — Она остановилась так близко, что у Федора зачесались руки сжать ее, почувствовать тепло ее хрупкого тела. Закружить в танце… Но вместо этого он спрятал руки за спину и хрипло выдохнул:
— Да. Надо поговорить.
Она улыбнулась:
— Ну, говори…
— Здесь? — Он оглянулся.
— Здесь… — Она завела за ухо непокорную прядь. И не просто завела, а сделала это так, что Федор чуть не умер от охватившего его желания.
— Ладно. — Господи! Хорошо, что тут темно! — Я сегодня видел тебя в монастыре. В крыле, куда никого из нас не пускают. Но без этого материала полноценного фильма не снять. Я хотел тебя попросить: завтра договорись с местными, чтобы нас пропустили. Очень надо! Мы в долгу не останемся. Или я объясню, как снимать, дам портативную камеру, нажмешь на кнопочку — и порядок!
Лена рассмеялась:
— Там же опасно…
— Ну, видимо, не так уж и сильно, если ты там прогуливаешься. — Федя тоже улыбнулся, понимая, что безумие, охватившее его, исчезло, едва он заговорил о работе.
— Ну… я это я! — Девушка покачивалась в ритме вальса, не сводя с Федора ярко-синих глаз. — Может, потанцуем, красивый?
Федор шагнул ближе, обнял ее за талию и притянул к себе. Как легко она может стать другой. Еще сегодня испуганно смотрела на него и даже разговаривать отказалась, а сейчас…
Следующие несколько минут оказались для него райским блаженством. Он не видел никого, кроме Лены, и не слышал ничего, кроме этой невероятной, фантастической музыки и голоса девушки, вплетающегося в сердце:
— Ты любишь меня, хороший мой?
— Да! Больше жизни!
— Ты помнишь меня, Алешенька?
— Помню, Машенька! Всегда помнил…
Машенька?
А, не важно!
Ах, какие у нее нежные губы… Как же он по ним истосковался!
Хорошая оплеуха заставила его отпрянуть от девушки и оглядеться. В ушах снова загремела танцевальная музыка, а вместо Лены рядом скалился Максим:
— Так и знал, что ты ко мне не равнодушен! Сначала потанцевать дернул, потом обниматься начал. Нет, я, конечно, дорожу твоей дружбой, но, знаете ли, вольности терпеть не согласен!
— Чего?! — Федор отпрянул от него и завертелся как сумасшедший, стараясь разглядеть среди танцующих белое платье Лены. Не найдя, принялся трясти друга как липку: — Где она? Где?!
— Ты совсем сбрендил? — Макс отпихнул его и помрачнел. — И вообще! После того, что ты вытворил, я, вместо того чтобы искать тебя по деревне, совершенно спокойно мог бы уйти в монастырь вместе с друзьями и…
— И? — Федор взял товарища за плечи и потащил к выходу, совершенно не обращая внимания на взгляды и перешептывания. Когда за ними захлопнулась тяжелая дверь, в голове прояснилось. — Как ты здесь оказался? Куда ушла Лена?
— Ладно. — Макс выдернулся из его рук и нервно закурил. — Я расскажу тебе правду. Самую что ни на есть правду. То есть то, что видел сам. И если моя правда вдруг как-то не срастется с твоей, ты не будешь орать, душить меня и вообще выделывать какие-нибудь подобные штучки. Хорошо?
Федор помолчал. Забрал у него сигарету и, глубоко затянувшись, выдохнул:
— Хорошо. — Как человек, выросший в семье медиков, он знал все о вреде курения и старался не курить, а если и курить, то очень редко. Но после такого предисловия друга — сам Бог велел.
— Ладно. — Макс с сожалением посмотрел на сигарету, полез за второй, но так ее и не прикурил. — Когда я пришел в клуб, ты танцевал с какой-то девицей. Я направился к тебе. Увидев меня, ты подошел, начал что-то говорить о втором этаже, а потом сцапал меня за филейные места и начал так отчебучивать, что, боюсь, после такого танца местные доярки на нас больше и не посмотрят. А потом еще и целоваться полез. Ты уж извини за оплеуху, но это был перебор! — Давясь смехом, Макс посмотрел на мрачную физиономию друга и тоже стал серьезным. — Федь, Федька! Что с тобой, а?
— Да хрен бы знал! — Федор сделал еще одну затяжку и щелчком откинул сигарету в темноту. — Понимаешь, вместо тебя мне привиделась Лена. Ну, к которой мы ходили… Я попросил ее, чтобы завтра она провела нас в левое крыло. И она согласилась. Потом мы потанцевали, ну и… потом случился ты. Макс, только честно! Реально, как ты говоришь, все это время вместо Ленки был ты?
— Мамой клянусь! — Он выпучил глаза в доказательство своих слов и хлопнул друга по плечу. — Не переживай. Может, на тебя так местный воздух действует? Вчера ты тоже гнал будь здоров, но вчера мы напробовались местной самогонки с пивом. Сегодня ты же ничего не пил?
Федя искренне помотал головой:
— Абсолютно!
— Угу. И у местных ничего не ел.
— Ну, ты же со мной был.
— Не всегда!
— Не ел!
— Цветочки не нюхал?
— Нет.
— Мухоморы не употреблял?
— Что, совсем уже?
— Да ладно ты, не злись! — Макс хлопнул друга по спине и спустился вслед за ним по лестнице. — Слушай, пойдем домой? Точнее, в монастырь… Раз уж все равно доярки в нас разочаровались?
Крик они услышали внезапно. Вот еще только что играла музыка и раздавался смех, но стоило им свернуть на другую улицу, как их обступила тишина. И этот крик точно нож вонзился в сердце. Федор понял, что уже не идет, а бежит туда, откуда доносились звуки борьбы, и женский голосок что-то неразборчиво бормотал и снова срывался в крик.
Белое пятно он увидел издалека. Подбежав ближе, понял, что это не пятно, а девушка в белом платье, а вот двое, нависших над ней, явно портили пасторальную картину и были здесь не к месту.
Цапнув одного за шиворот, Федор с разворота врезал ему в скулу, оттолкнул и развернулся ко второму. Но тот уже сцепился с Максом, они катались по траве, дубася друг друга и рыча как голодные волки. О том, что побитый им бандюган окажется не из робкого десятка и захочет мести, Федя как-то не подумал, за что и схлопотал кулаком в челюсть. Ярость поднялась тяжелой волной, отключая разум. Кулаки без устали принялись молотить неведомого врага. Кажется, ему тоже порядком досталось, но он этого даже не почувствовал.
Откуда-то из очень далекого прошлого пришли слова: «Есть семья, а есть враги. И враг должен быть уничтожен, если не хочешь, чтобы уничтожили тебя и все то, что ты любишь…»
А потом все исчезло. Куда делись те, с кем он дрался, Федор не знал. Да ему это было безразлично. Рядом чертыхнулся Макс. Хорошо! Значит, жив. Значит, все хорошо! Они победили…
Где-то внизу, под ногами, послышался всхлип, шорох.
Федор упал на колени и, раздвигая траву, пополз вперед, пытаясь разглядеть хоть что-то в чернильной ночи. Светлое платьице появилось внезапно. Дернулось, прячась в траву, но было остановлено Федором. Сжав брыкающееся девичье тело, он подмял его под себя и, путаясь пальцами в волосах, зашептал незнакомке на ухо.
— Я тебя не трону. Пожалуйста. Не кричи. Я сейчас встану, подниму тебя и отведу домой. Поняла?
Девушка что-то промычала, но брыкаться перестала.
Федор встал, помог подняться девчонке и попытался, как мог, отряхнуть ее платье от налипшей земли.
— Где ты живешь? Как тебя зо… — Он развел спутанные пряди волос и замер, глядя спасенной в полные слез глаза. — Лена?
— Нет! Нет-нет-нет-нет! — откуда-то сбоку послышался голос Макса. — Федя, если ты скажешь, что мы только что огребли из-за твоего глюка, я сам тебе врежу. Для чистоты мыслей, так сказать!
— Макс! Это Лена! — Не выпуская девушку из объятий, Федор снова заглянул ей в лицо. — Что случилось? Что ты тут делаешь? Кто это был?
— Я… — Она всхлипнула, но взяла себя в руки и путано принялась рассказывать: — Я хотела пойти в клуб. Вы же меня позвали… Вы сказали, что хотите мне что-то сказать. Что-то важное. А сегодня пятница. Отец уехал в город до утра. У него там тетя Света. Я понимаю, он после смерти мамы не женился, но одному плохо. А я с бабой Груней. Она уснула. А я пошла в клуб. А потом… Кто-то напал на меня. Надели мешок на голову и куда-то понесли. А потом пришли вы… — Синие глаза наполнились слезами, мордашка скривилась, точно у обиженного ребенка: — Я так испуга-а-ала-а-ась!
У Федора снова сжались кулаки. Завтра специально прочешет всю деревню, но найдет этих ублюдков! Найдет и… и убьет! Пусть не физически, но морально точно! Натравит на них участкового. Тем более он, кажется, неровно дышит к девчонке.
— Так, ну все! — Федя снова вытер сбитыми в кровь руками мокрые щеки девчонки и прижал к себе, с каким-то невероятным чувством восторга ощущая на своей талии ее холодные руки. Не хочется, но придется спросить. — Они что-нибудь с тобой сделали? Что-нибудь… плохое?
К его невероятному облегчению, Ленка отчаянно помотала головой:
— Нет! Они только принесли меня сюда и бросили в траву. Сели рядом и начали говорить… какой-то бред! Что меня нужно привести к Никодиму, запереть в монастыре, и тогда он согласится им все отдать… Какой-то бред!
Чувствуя, что девчонка снова на грани истерики, Федор прижал ее к себе и, касаясь губами волос, заговорил.
— Ничего такого с тобой не произойдет! Ты больше никуда не выйдешь из дома, пока мы не найдем этих упырей. А потом они больше не смогут тебя напугать. Это обещаю тебе я.
Просто удивительно! Как можно быть настолько счастливым, когда у тебя болят все косточки?
— Это мы тебе обещаем! — До них, пошатываясь, наконец-то добрел Макс. — Пойдем, отведем тебя домой?
Девчонка только кивнула, развернулась и пошла вперед. Федор догнал ее и, чуть замешкавшись, обнял за плечи. Она не противилась. Ее рука снова скользнула ему на талию так привычно, точно она делала это миллион раз.
А потом случилась еще одна странность. Федору казалось, что до ее дома еще идти и идти, а тут — бац, и вот они уже перед высокой оградой. И где-то лениво потявкивает Бобик. Или нет! Пушок!
— Пришли… — Черт! Лучше бы они заблудились! Хотя где тут блудить? Две улицы, три переулка…
Она с неохотой отстранилась и заглянула ему в глаза:
— Спасибо…
— Да не за что! — буркнул Макс. Видимо, он тоже хотел благодарности, но Лена смотрела только на Федю и, казалось, не видела и не слышала больше никого.
— Ты придешь завтра ко мне? Ты же хотел мне что-то рассказать…
— Приду! — Федор сам не понимал, что творит, гладил ее по волосам и смотрел, смотрел в синие, с фиолетовыми искорками глаза. Хорошо, что взошла луна, и эти искорки стали видны… Хотя… Ему не нужно смотреть на нее, чтобы видеть эти искорки…
Что с ним?
— Тогда до завтра?! — Она спрашивает, а сама точно молит взглядом, чтобы он ее остановил. Остался с ней…
Или ни о чем таком она не молит, а все это ему кажется?
Вот будет весело, если завтра выяснится, что ни от кого они ее не спасали. Да и вообще никого не спасали. А синяки им наставили местные.
— До завтра… — шепчут губы.
Пусть, даже если этого завтра нет. Такого счастья он еще не испытывал. Никогда…
— Да! До завтра, Леночка, — не выдержал и вмешался Макс. — А сегодня уже отпустите нас. Нам бы до дому доковылять и раны зализать до следующего рабочего дня.
— Ой… — Девушка смутилась и, буркнув «извините», исчезла за оградой.
Федя побуравил взглядом ворота и обернулся к другу:
— Макс…
— Не надо благодарностей! Самого уже достала!
— Я тебя сейчас убью!
Друг, потирая под глазом набухающий синяк, выказал искреннее удивление, указав на закрывшиеся ворота:
— Что, она реально тебе вкатывает? Она же как кукла! — И, прихрамывая, бросился бежать. — Все-все-все! Я понял! Можешь хоть жениться на ней, только не заставляй бегать побитого жизнью больного друга… Так! Все! Если не успокоишься, я обо всем расскажу Киру и Петьке! Ну да, ты прав. Все равно рассказать придется, когда они увидят твою рожу… а еще, как вариант, можно сказать, что ты опять поймал гусей и они тебя затоптали…
Федор шел, вполуха слушая болтовню друга, и улыбался, глядя на усыпанное звездами, точно фиолетовыми искорками, ночное небо.
Хорошо, что будет завтра! Хорошо!
Монастырь точно вымер. При свете луны он казался необитаемым, и разбитые окна левого крыла еще больше усугубляли впечатление.
— Не. Похоже, нам не откроют, — махнул рукой Макс, после того как они все руки отбили, колотя в ворота.
— Что предлагаешь? — Нет, ну почему «хорошо» не может продолжаться вечно?
Друг кивнул на выщербленные временем каменные стены:
— Как по лестнице можно забраться. А с той стороны — сенник. Я видел. Скатимся по крыше, как по горке.
— Лишь бы там вил не было. — Федор вздохнул, вставил ногу в щель и подтянулся, метя рукой в выбоину. Хорошо, что в институте вместе с друзьями ходил на тренировки по скалолазанию. Пригодились…
Пыхтя и тихо матерясь, за ним принялся подниматься Макс. На заборе они оказались почти одновременно. Под ними метра четыре: если рассудить — не очень-то и высоко. Главное — перед прыжком сгруппироваться.
— Ну что? Полезли на сенник? Там днем сбоку стояла лестница. — Макс кивнул на покрытую оцинковкой крышу сенника, но Федя мотнул головой.
— Не. Прыгаем! — и сиганул в темноту.
— Ну, как всегда! Мы легких путей не ищем! Зачем они нам… — Макс для проформы поворчал и в следующую секунду приземлился вслед за другом.
— Все нормально?
— Порядок! — Макс похромал к двери.
— А вон, на втором этаже свет. Кто-то не спит… — Федор оглядел здание и указал на едва пробивающийся из-за занавески свет.
— Наши? — На крыльце Максим остановился и запрокинул голову, разглядывая единственное освещенное окно.
— Не. У нас комната за выступом. Отсюда не увидишь. — Федор сжал кованую ручку массивной двери и дернул. На удивление, дверь бесшумно открылась, словно приглашая уставших путников обрести покой.
Монастырь спал. Тишина стояла такая, что казалось, будто эти холодные каменные стены пережили людей, и теперь в них живут только призраки.
— Мертвая какая-то тишина! — неожиданно громко прошипел Макс. Федя едва не подпрыгнул от неожиданности и смачно матюкнулся:
— Твою ж… Ты чего, охренел?
— Не. Пока. Холодно и страшно только…
— Мы вдвоем уделали тех подонков, и страшно не было! А тут под крышей очко давит?
— Те подонки были из плоти и крови! Чего их бояться?
— Это ты о чем? — Федор поморщился. Сейчас начнется!
Из-за того что у него в родне были цыгане, Макс почему-то считал себя экспертом в паранормальных явлениях. Даже предложил Михалычу снять о нем передачу: он лично будет заряжать амулеты удачей и лечить страждущих. Тот, естественно, его послал далеко и надолго, но Макс затаил обиду, и целый месяц с начальником случались невероятные вещи. То его обольет машина, то в кофе нальют кислые сливки, то окажется пересоленным суп в столовке, то в командировке у него под боком обнаружится дохлая крыса. Надо ли говорить, что в параномальных происшествиях принимала участие вся группа, за исключением Гены и Альбинки, которые всегда были любимыми и единственными лизоблюдами Пальцапупы.
В конце концов тот сдался, прилюдно пообещал Максу эфир, и на этом все забылось. Как и обещание.