«Догорают уставшие свечи…»

Догорают уставшие свечи,
в окна смотрит задумчивый
                             вечер,
и меня обнимает прохлада.
Я представлю, что ты —
                           где-то рядом,
и, обманчивой мыслью согрета,
просижу у окна до рассвета.


Но предчувствия колкие смутно
пронесутся, как лунные тени,
и настанет хмурое утро
с осознанием ясным потери.

«Есть в осени печальной благодать…»

Есть в осени печальной благодать,
когда мир замер
и природа стынет,
когда зеваем беспрерывно —
                                тянет спать!..
и сон в тепле домашнем
слаще спелой дыни.
Когда дрожат озябшие листы
и в сердце вызывают состраданье
пожухлая трава, и голые кусты,
и тоненький ледок
на лужах утром ранним.
От слёз осенних пухнут облака,
вдали сверкает ртутным блеском речка,
и та пора уже недалека,
когда снега, как шубою овечьей,
кроют берега, холмы, дома…


А нас согреет ожиданье встречи!

«Живу, как все прочие смертные…»

Живу, как все прочие смертные,
не брезгую рыбой в желе,
как и они, не ведаю,
будет ли завтра… и
будет ли о чём жалеть.
Затюкана днём ошалелым,
теряюсь в скользящем
                            потоке метро
и, первым делом,
торможу спутанных мыслей
веретено,
иссякший источник чувств
                                отключаю,
погружаюсь в дремоту,
как все, «в измоте»,
с одним лишь желаньем:
«Сейчас бы чаю!»
А дальше — на автопилоте,
чтобы завтра
снова включиться
в захватывающую игру,
как все прочие смертные.
Словом, живу.

«За сиреневым окном…»

За сиреневым окном,
где недавно лето млело,
хрустнув ржавленным листом,
осень свой пирог доела.


Выпал снег — черёд зиме
холодить, белить и править,
заметать следы во тьме,
освежать земную память…


И не скоро над окном
разрыдаются сосульки,
и вселенский метроном
даст зиме всего лишь сутки…
За сиреневым окном
уплывают год за годом.
Жизнь спешит куда-то,
                                  в дом,
заглянув лишь мимоходом.

«Задумчивый сентябрь…»

Задумчивый сентябрь
рассыпал мне на плечи
несбывшихся надежд
пожухлую листву…
Ты бросил, уходя,
сухое: «Время лечит…»
А ветер листья гнал
к забытому костру.


Метался, рвался, тлел
оставленный тобою
костёр, и шелестел
в нём отзвук слов
твоих…
Сгорал сентябрь.
В плену огня
              нас было двое:
сгорала я.
                     В душе
рождался первый стих.

«Зима дряхлеет…»

Зима дряхлеет.
Жаль её,
вдруг ослабевшую старуху…
Неумолимое по кругу
                   движенье вечности —
старьё весна выносит из квартир,
без сожаленья, без оглядки,
зима ж пытается заплатки
приладить к старым дырам…
Мир наполнен шумной суетой —
прощанье и одновременно встреча…
Я грустный взгляд зимы замечу,
ей захочу сказать: «Постой!»
… слова мои — что звук пустой.
Весна смеётся! Время лечит.

«Каждый день…»

Каждый день —
как заведённая кукла.
Я там,
         я здесь,
                     тут я.
С утра — плита,
плита — посуда,
посуды — груда!
Семья!
Делами тешусь:
                   семеню,
                   мельтешу
                   в спешке.
В круге домашних дел
вращаюсь волчком,
к вечеру — на диван
ничком.


Милый вернётся,
в глаза мои
          глянет с участьем.
Вот оно —
               счастье!

«Когда касаешься ты чёрно-белых клавиш…»

Когда касаешься ты чёрно-белых клавиш —
привычный мир с ног на голову ставишь.
Меняют вид знакомые предметы,

Конец ознакомительного фрагмента