Татьяна Корсакова

Проклятое наследство

Из сна Августа выдернули безжалостно: острыми крючьями впились в грудь, потянули. Не открывая глаз, он взвыл, попытался одновременно и сесть, и вырвать крючья. В руках забилось что-то мягкое и пушистое, зашипело возмущенно. Рябая кошка, то ли внучка, то ли и вовсе правнучка той, самой первой, подаренной Анечкой, сердито зыркнула желтыми глазищами, шмыгнула под лежак и уже оттуда завыла утробно и замогильно. Откуда в этом тщедушном тельце брался такой мощный голос, понять Августу Бергу было не дано, как и то, что заставляет его мириться со скверным характером зверюги. Уж не албасты ли?

Албасты кошек любила. Всех, которые народились от той самой первой, рябой. И если бы Августу вздумалось от кошки избавиться, закончиться это могло бы очень скверно. За почти двадцать лет знакомства и сосуществования бок о бок они с албасты не то чтобы подружились — какая уж дружба с нежитью! — но притерлись, научились друг другу не мешать. Но Август знал: случись что, албасты предпочтет ему кошку.

— Да умолкни ты! — просипел он, заглядывая под лежак и одновременно пытаясь нашарить ботинок. — Что на тебя такое нашло?

— Не на нее нашло. — Привычно дохнуло холодом и сыростью, и из рассветного сумрака выступила албасты. — На остров. Нашествие… — Сказала и кончиком косы поманила затаившуюся кошку. — Если бы ты не пил, то знал бы.

Если бы не пил… Не получалось не пить. Пока Евдокия с ним оставалась, хорошо все было, расчудесно. Но Евдокия ушла, как Август ни умолял, как ни упрашивал.

— Нельзя мне, Август, тут долго. — Она гладила его по редким вихрам, и прикосновения ее прозрачных пальцев он чувствовал каждой клеточкой своего тела. — Заемная это жизнь, ты ведь понимаешь.

Он не понимал, не хотел ничего понимать.

— Я не справлюсь. — Своей ладонью он попытался накрыть ее ладони — не вышло. Да и раньше никогда не выходило. — Не выживу без тебя.

— Выживешь, не дури. — Голос ее сделался строгим, совсем как раньше, когда она была еще жива, когда он мог ее коснуться и почувствовать. — Ты сильный, я знаю. Ты только за мной не рвись, живи! Придет время — свидимся.

Вот только Август не хотел ни жить, ни дожидаться отведенного сроком времени, оттого и запил сразу, как только Евдокия ушла. Сначала пил с горя, потом от злости, что она его бросила, снова оставила одного, а потом просто по привычке. Пил, почти не хмелея, не теряя ни сил, ни памяти, понимая тщетность своих усилий. Кольцо Тайбека, то самое, за которое кто другой многим бы пожертвовал, не давало ему опуститься на самое дно, покончить с нынешним никчемным существованием. Приходили к Августу трусливые мыслишки избавиться от кольца, бросить в озеро, да только понимал, что не получится, не хватит духу расстаться с подарком, потому что сила, которую дарило серебро, ему нравилась. Даром, что была она заемной, но в свои семьдесят с гаком чувствовал себя Август куда как лучше, чем те же двадцать лет назад. Даром, что выглядел никчемным стариком, но кровь в венах бурлила горячая, как у молодых. И с островом он справлялся один, без посторонней помощи. Никто из чернокаменских не хотел, боялись острова пуще прежнего. А Бергу-то чего бояться, когда он вон с самой страшной нежитью нынче на короткой ноге?

Албасты словно мысли его прочла, усмехнулась, обнажая бескровные десны и острые зубы, а потом нахмурилась. И кончик косы ее дернулся раздраженно, выманивая из-под лежака кошку.

— Чего пришла?

Жажда Августа не мучила, но он по привычке потянулся к ковшику с водой.

— Я пришла? — Албасты снова усмехнулась, подхватила на руки выбравшуюся на свет кошку, поскребла когтем по холке. Кошка — дьявольское отродье! — довольно заурчала. — Это не я пришла, старик, это они пришли.

— Кто — они? — Август распахнул окно, впуская внутрь злой солнечный свет, и тут же зажмурился.

— Это должно было случиться. Остров не может долго без людей. И озеро не может.

— А еще химера.

— Твое каменное детище? — Албасты приподняла одну бровь. — Ты тоже это почувствовал?

— Что я должен был почувствовать? — Правду Август знал, но признаваться себе не хотел, пусть уж лучше албасты сама скажет.

— Она проснулась — твоя химера. Или вот-вот проснется. Соскучился, старик?

Соскучился ли он? А пожалуй, и так! Как всякий родитель, всех своих детей он любил одинаково, даже тех, кто уродством и черной сутью своей скорее отпугивал, чем привлекал. Так уж получилось, что замок, который в душе Август продолжал звать химерой, тоже был его ребенком, пусть жестоким и непредсказуемым, жадным до человеческой крови, но уж какой есть… Берг скучал по тому особенному ощущению, которое пронизывало все его существо, когда ладони касались черных, шершавых стен. Каменная химера вздыхала, приветствуя своего родителя, и по чешуйчатой шкуре ее пробегала едва различимая дрожь. Так было раньше, семнадцать лет назад. Но той страшной ночью замок насытился пролившейся в его стенах кровью, надышался разлитым в воздухе ужасом, захмелел и уснул глубоким, беспробудным сном. Августу хотелось думать, что беспробудным, все же кровожадности своего детища он стыдился, но и скучал по нему в то же время. Значит, проснулась…

— Разбудили. — Албасты ответила на невысказанный вопрос. — Люди.

— Люди?..

— Пока ты пил и пьяным под лавкой валялся. — Порой она говорила как самая обыкновенная женщина, как сварливая жена, и Августа это удивляло, а иной раз даже умиляло. — На острове и в городе скоро многое изменится. То, чего вы с Евдокией боялись, неминуемо случится.

Неминуемо… А так хотелось, чтобы пронесло, чтобы тишина и прозябание, чтобы унылая старость и скука. Выходит, не получится ни скуки, ни прозябания.

— Кто? — спросил Август и плеснул из ковшика себе в лицо. Капли воды попали на кошку, и та снова утробно зарычала.

— Пришлые. Пока только один, но чую, будет больше. Многим больше.

— А он?

— Нет. — Албасты покачала головой.

— Хорошо. — Август утер лицо несвежим рушником, недобро, как на злейшего врага, взглянул на кошку, которая принялась демонстративно вылизывать свою рябую шерсть.

— А она?

Прежде чем ответить, албасты посмотрела на него долгим взглядом. Сколько лет они знакомы, а взгляд этот вынести еще попробуй. Иной бы, наверное, с ума сошел, но Август особенный. Пусть никто об этой его особенности и не догадывается.

— Нет. — Албасты наконец отвела взгляд, покачала головой. — Я бы почувствовала.

А вот Берг ничегошеньки почувствовать не в силах, даже появление на Стражевом Камне чужаков пропустил. Захотелось снова напиться, закрыться от любых перемен.

— Не выйдет. — Албасты бережно поставила кошку на пол, напоследок почесала за ухом. — От себя не уйдешь.

— А от тебя?

— Все, что на этом острове творится, тебя касается. Ты теперь хранитель.

Хранитель… Насмешила нежить! Какой из него хранитель?! Что ему хранить?! Всех, кого любил, потерял, схоронил, а кого не схоронил, тому своими собственными руками дорогу на остров закрыл. Чтобы не потерять, не хоронить раньше сроку… Да разве ж албасты переубедишь?

Хотел сказать что-нибудь злое, но не успел — в дверь громко постучали. Чужак — свои так бесцеремонно себя не ведут, не являются незваными гостями.

— Эй, ау! Есть кто живой?! — А голос зычный, сразу понятно, что у того, кто кричит, глотка луженая. — Мастер Берг, вы дома?!

Албасты посмотрела на Августа многозначительно, отступила в сумрак, с сумраком этим сливаясь, а он подошел к содрогающейся от стука двери, постоял в раздумьях и с неохотой отодвинул запор.

На пороге стоял человечек неожиданно хрупкой комплекции для обладателя такого густого голоса. Невысокий, весь какой-то лощеный, прилизанный, в шерстяном костюме и в круглых очочках, из-за которых не разглядеть глаз.

— Мастер Берг? — Человечек церемонно снял с головы шляпу и так же церемонно поклонился Августу. Очочки хищно сверкнули. Или это была всего лишь оптическая иллюзия?

— С кем имею честь? — Впускать незнакомца внутрь Август не спешил, стоял, закрывая собой дверной проем, почесывал живот.

— Викентий Иванович Пилипейко, — отрекомендовался человечек, так и норовя заглянуть Августу за плечо. — Поверенный Матрены Павловны Кутасовой, — добавил многозначительно. — Слыхали про такую?

— Фамилия в наших краях известная, — Август кивнул, — громкая фамилия. С Саввой Кутасовым, помнится, мы были на короткой ноге. До тех пор пока он в тайге не сгинул.

— Прискорбный, весьма прискорбный случай, — поверенный Пилипейко вздохнул, но скорби в его голосе Август не услышал, скорее нетерпение. — Так вот, Матрена Павловна его родственница.

— Надо полагать, не самая близкая. — Август зевнул.

— Супруга его старшего брата, ныне покойного. И тетушка Марии Саввичны Злотниковой, в девичестве Кутасовой…

— Ныне тоже покойной, — не слишком дружелюбно оборвал его Август. — От меня вам что надобно?

— Так ключи, мастер Берг. — Поверенный Пилипейко нисколько не смутился. — В городе мне сказали, что ключи я могу найти у вас, что вы в некотором роде хранитель здешнего… — он прищелкнул пальцами, подбирая нужное слово, — замка.