Роман привык к тому, что, где бы они ни появлялись, его жена притягивала всеобщее внимание, — и потихоньку этим гордился. Ира всегда выглядела экстравагантно, но никогда — вульгарно, и смелые наряды, которые на других смотрелись бы вызывающе, умела носить убедительно, утвердительно, с достоинством. И прочие дамы, предварительно с сарказмом обсудив ее новшества, вскоре появлялись с сумочками и прическами, подозрительно перекликающимися с авангардным стилем соседки.

— Для вдохновения, — поясняла Ирина, приходя домой с рыжими кудрями, — а то я уже сама себе надоела.

И Роман спохватывался, как бы и он вдруг ей не надоел — при том, что самооценка у него была довольно высокой: жизнь складывалась, старые друзья не забывали, новые уважали за удачливость, за скорый карьерный рост. В глубине души Роман считал, что он хорош на своем месте, но по сравнению с Ирой, в сущности, заурядный человек, а такую жену просто выиграл в лотерею. Горящий в ней огонек вдохновения бросал и на него свой отблеск, и согревал, и постоянно манил за собой — и он без него себя уже не представлял.

Для вдохновения был и вьющийся дикий виноград, два кустика которого Ирина воткнула по обе стороны крыльца, когда они только переехали, с оговоркой, что она не садовод и больше на участке ничего делать не будет, — и рука у нее была такая легкая, что теперь весь дом, до трубы, утонул в роскошной зеленой шубе — и Роман очень любил этот виноград, в отличие от всяких изысков, устроенных потом дизайнером, — не в обиду Лене Берестовой.

Для вдохновения был и стеклянный душ в гостиной, который при ближайшем рассмотрении оказывался светильником из стеклянных сосулек, и другие оригинальные мелочи, которыми его жена украшала дом. Роман гордился тем, что их знакомые, задумав купить что-нибудь своеобразное и стильное, говорили: надо посоветоваться с Ирой Голубевой — тогда точно не промахнемся.

Для вдохновения были и их выезды на концерты и выставки. Когда они последний раз возвращались из Дома музыки, где группа привозных солистов исполняла Баха просто голосами, а капелла, да еще в джазовой хулиганской манере, Роман осторожно поинтересовался, действительно ли ей понравилось. И видел, как Ирина очень старается донести до него что-то важное, а глаза у нее в самой глубине непривычно грустные.

— Этот свингующий Бах? Да тут дело не в манере — они как раз очень тонко чувствуют барокко… Думаешь, я классикой объелась и теперь ищу аттракционы? Я к своей, внутренней музыке пытаюсь прислушаться — и ничего не понимаю.

Роман знал, что она постоянно слышит мелодии, только они не поселяются назойливо в голове, как у него, мешая спать, а возникают спонтанно, откликами на события, и всегда по разным поводам — разные.

— У меня все реакции последнее время такие предсказуемые, — продолжала Ирина, и было видно, что эта предсказуемость доставляет ей такой же дискомфорт, как головная боль. — Если происходит что-то радостное, сороковая симфония Моцарта начинает играть, как на мобильном телефоне. Если тревожное — автоматически включается Шостакович. Просто задумаюсь — Вивальди выползает, тоже на автомате. Все мелодии такие заезженные! Понимаешь, жизнь каждый день новая, а я реагирую избитыми эмоциями в виде какой-то «Золотой серии» классических хитов. Почему?! Что со мной? Почему я исхожу эмоциональными штампами? Что не так?

Роман не мог ответить — он не знал. Но «сухую грусть на дне очей» видеть было непривычно и тревожно, ее невесть откуда взявшаяся душевная неустроенность автоматически перетекала и в него, как в сообщающихся сосудах. И на работе всё вдруг начало стопориться — вдохновение рождалось и жило в Ирине, но было их общим. Первое, что приходило в голову, — Ирочка устала, она сейчас много работает, рекламодатели и правдоискатели ее совсем задергали. Газета — не игрушка, а большая ответственность и постоянное большое напряжение.

И если ей нужно разнообразие, новые впечатления, этот автобус, если она именно об этом мечтала, если от этого в ней зазвучит новая музыка — пожалуйста. Причуда ничем не чуднее ее собачьей гостиницы. Он готов потерпеть автобус, шут с ним. Тем более что и трясет не очень, и старина начинает действовать своим обаянием, и мальчишка попался интересный — Николай, по-молодежному Ник, отвлек его. И накормили сносно.

Вот только какая еще попадется гостиница?

Владимир

Да я это… гулял, гулял…

Мультфильм «Жил-был пес»

Оставив позади захватывающий дух пейзаж с Успенским собором на круче, автобус немного отъехал от города и остановился. Лена взглянула в окно. Достоинства архитектуры в ее представлении всегда зависели от красоты деревьев, растущих рядом. Родной дом в Белогорске, где она жила с самого детства, делали неповторимым легкие, одухотворенные ветви кленов. Их загородный дом, который пришлось продать, когда умер отец, всегда был улыбчивым, праздничным, окруженный сиренью всевозможных цветов и оттенков и цепочкой барбариса и черноплодной рябины, листья которых осенью бывают ярко-красными.

Типовое четырехэтажное здание гостиницы было очень красивым — оно стояло в густом сосновом парке, хранящем покой.

Ник выскочил первым и побежал обследовать прогулочные дорожки, ведущие в аппетитную, душистую чащобу. А Лена встала в очередь у багажного отделения.

— Позвольте вам помочь?

Ей улыбался мужчина из их группы. При перекличке его назвали Чупаненко, что вызвало у Ника бурю веселья, которое он сам же пытался душить, чтобы никто не услышал. Зашептал матери на ухо: «Чупакабра». Кажется, это монстр из «Секретных материалов». Но когда одного за другим назвали Коробейника, Жулько, Пекаря и Страховитовых, придушенное веселье продолжилось.

Чупакабра путешествовал один и за обедом безуспешно пытался пристроиться к разным столикам, пока его не забрала к себе немолодая руководительница группы. Лена еще удивилась мимоходом: одинокий мужчина на экскурсии — диковина, уж на что они часто ездят, а такое явление видят впервые. Как это его занесло? Обычно в сборные культпоходы отправляются семьи, мамы с детьми, пенсионеры, подруги, мечтающие повстречать вот таких чупакабр.

— Эта сумка ваша?

С дружелюбной улыбкой попутчик потянулся к берестовской сумке, но Ник, выросший из-под земли, довольно резко ее перехватил и без всяких слов потащил к крыльцу гостиницы.

— Спасибо, — ответила Лена обескураженному помощнику — не столько приветливо, сколько вежливо. — Мы никогда не берем вещей больше, чем можем донести сами. — И поспешила за сыном.

— Они и правда муж и жена, — прошептал ей Ник, когда она заполняла гостиничную анкету, а он слонялся по холлу среди прочих заполняющих. — Голубевы. Я в их паспорта заглянул незаметно.

— Николай, не мешай — я же собьюсь, и придется с начала начинать всю писанину.

Ник независимо отошел, но, кажется, надулся.

Наконец они добрались до своего номера. У Лены было одно желание: в душ и в постель. На работе она привыкла весь день проводить на ногах и считала себя выносливой — но беготня по экскурсиям свалит любого. Однако сын, осмотрев комнату и рассеянно пощелкав пультом телевизора, заявил:

— Ну, я пошел. По городу погуляю.

— Куда? Чего? — не поняла Елена, проверявшая в ванной наличие полотенец.

— Гулять по городу. Не сидеть же здесь весь вечер! Дай ключ, чтобы мне тебя не будить, когда вернусь. Или пойдем вместе, если хочешь.

Лена не сомневалась, что это хохма — правда, неудачная. Встали сегодня в половине пятого, весь день на ногах, а завтра опять трястись в автобусе и ходить с утра до вечера, и послезавтра, и послепослезавтра. Ник, опытный путешественник, не хуже ее знал, что энергию в дороге надо экономить, экономить надо даже шаги, чтобы не выбиться из сил раньше времени. У них давно уже была выработана стратегия, которая никогда не подводила, включающая и крепкий сон — только сон безотказно восстанавливает и силы, и свежесть восприятия. Короче, в душ — и спать.

— Еще чего, — вспылил Ник. — Что я, маленький? Я не буду спать всю ночь. Не хочешь со мной — я один пойду!

— Да мы же завтра весь день только и будем ходить по Владимиру, — попыталась урезонить Лена.

— Ну и что! Это экскурсии, — кричал сын. — Так опять ничего не увидишь! А я хочу походить сам, куда я хочу!

— Так нам завтра свободное время дадут — и походишь.

— Короче, не даешь ключ? Я и без ключа уйду!

И выбежал, хлопнув дверью.

Всё произошло так внезапно, что Лена растерялась. Что с ним? Кто его укусил? Так замечательно, так мирно ехали, все было как обычно, ничто не предвещало психоза. Главное — эта непонятная, неприкрытая злоба в глазах и в голосе, направленная прямо на нее! Никакой вечерний Владимир тут, кажется, ни при чем — он явно хотел ее обидеть и сделать что-то назло — не важно, что именно.

Лена выглянула в пустой коридор, закрыла дверь. Опустилась на диван. И что теперь — бежать на поиски? А куда? Гостиница за городом, в центр, говорили, идет какой-то рейсовый автобус — где искать этот автобус? Можно, конечно, взять такси, но приедешь во Владимир — и что дальше? Бегать по всем улицам сразу, крича и размахивая руками?