Он несколько раз махнул на собаку и та, недовольно ворча, отошла в сторонку, не спуская настороженных глаз с Цветковой.

— Здравствуйте! — робко произнесла Яна. И добавила по-детски: — Я заблудилась.

— Ну что же, бывает… — ответил старик и распахнул дверь. — Проходи в избу, не бойся. Шницель тебя не тронет.

Прямо с улицы Яна попала в горницу с низким потолком и двумя окошками с ситцевыми занавесками в цветочек. Большую половину помещения занимала печь, в которой сейчас жарко горел огонь, а под загнетком аккуратно лежали сосновые поленья.

У окна стоял деревянный стол, на стене, как в пьесе, висело ружье, а около дверей был прикреплён металлический рукомойник, с носика которого методично капала в таз вода.

— Проходи, раздевайся, — сказал старик. — Замёрзла небось? Сейчас чаем напою. А хочешь щей? Я вчера из зайца знатные щи из квашеной капусты сварил. Я-то здесь живу, а старуха моя в деревне. Я тут лесник, лес охраняю. Да ты проходи, проходи… — поторопил старик Яну. — Нечего у дверей стоять. Вот, вешай свою куртку на гвоздик и мой руки.

Яна вымыла руки, вытерла их вафельным полотенцем, прошла, села на деревянную скамейку у окошка. Старик расхаживал по избе и всё говорил-говорил:

— Сейчас печь протопится, я кашу в чугунке поставлю. Знатная каша у меня получается. Тебя как звать-то? — обернулся он к Яне.

— Яна.

— А меня дед Сергей. Ну-ка, попробуй моего чайку. Лечебный чаёк, я его с разными лесными травками завариваю, сейчас вмиг согреешься. — Он поставил перед ней большую чашку с золотым ободком и налил ей чаю из большого зелёного чайника с облупившимся боком. — Пей, дочка.

Яна отпила обжинающий чай, зачерпнула ложечкой варенье из земляники. Старик улыбнулся: — Старуха моя варила. Для внуков старается, ну и мне перепадает.

Он сел рядом с ней за стол, на который поставил бутылку, заткнутую тряпичной пробкой. Яна со значением глянула на стакан в его руке.

— Не возражаешь? Хочешь попробовать? Сам наливку делал. Элитная вещь! Не во всяком Париже такую подают. Вот и закуска имеется… — Старик встал и поставил на стол миску с солёными рыжиками. — Ешь, не стесняйся. В бочке дубовой солю. Объедение.

Яна покачала головой.

— Нет спасибо. Я за рулём.

Старик понятливо кивнул.

— Правильно. А я выпью… — Он махнул полстакана и захрустел солёным рыжиком, который ловко подцепил на вилку. — Грешен, уважаю грибочки, — он лукаво улыбнулся.

Яна отогрелась. Деловитый старичок ей нравился всё больше и больше. Она с удовольствием пила чай и хрустела баранками с маком.

— Ты сама по какому делу в лес забрела? — спросил дед, наливая себе еще полстакана.

— Да тут такое дело… — замялась Яна. — Спутник мой и водитель из машины пропали. Я проснулась, а их нет. Пошла искать. Вы их не встречали?

Старик намахнул второй стакан.

— Один здоровый такой, крепкий? — спросил он.

Яна покачала головой.

— Да. Водитель. Именем его не интересовалась, первый раз видела. А спутника моего Тимофеем. Тимофей Никитич Мотов.

Дед Сергей как-то странно посмотрел на нее и тяжело вздохнул.

Яна почувствовала недоброе и напряглась.

— Так видели или нет?

Старик встал и заходил по избе.

— Слушай, дочка… Даже не знаю как тебе и сказать…

В этот момент за окном послышался яростный лай. Яна вздрогнула и прильнула к мутному окошку с двойными рамами, за которыми валялись дохлые мухи.

— Не пугайся, — успокоил ее старик. — Это Шницель белок гоняет. Не уважает он их.

Яна снова повернулась к леснику:

— Да говорите же ради бога, у меня сердце не на месте.

Старик покряхтел и сел на лавку.

— Тут такое дело… Вы за ёлкой ехали?

— Да, в питомник.

— Ну, значит, доехали…

Яна аж подскочила на лавке.

— Да говорите же, не тяните, а то я с ума сойду!

— Дело было так… — начал старик. — Приехали тут ко мне несколько человек, сказали за ёлкой. Я им: предъявите справку на вырубку, а они мне пистолет под нос, я и охнуть не успел. Заржали, заставили одеться и потащили в лес, чтобы я им покрасивее дерево указал. А я был не один, ко мне помощник Димка приехал. Время сейчас горячее, на ёлки самый спрос, одному мне уже трудновато справляться…

Яна поморщилась:

— Пожалуйста, не отвлекайтесь.

— Хорошо, — кивнул дед. — Ну, значит, волокут они нас с Димкой в лес и выводим мы их на посадки, где ёлочки разрешают рубить. А топоров-то у них с собой нету! Я гляжу — один бензопилу тащит, вот ей-богу! — Старик перекрестился. — Я уж чувствую, что дело пахнет керосином, указываю им на такую, знаешь, очень даже симпатичную ёлочку, а они ржать: «Ты что, дед, с дубу рухнул? Нам ёлка не меньше десяти метров в высоту нужна, пушистая, густая. Что ты нам какой-то веник подсовываешь? А ну веди, показывай, где тут у вас первосортные ёлки растут, а то вмиг башку открутим!» Чувствую, не отвертеться мне. Ну веду их дальше, привёл, осмотрелись они и к самой красивой ёлке подвалили. Один включил свою пилу и уже приноровился спилить. Ну, сердце у меня не выдержало, кинулся я к нему, кричу: «Постой! Эту не тронь!» Он меня отпихнул в сугроб и снова к ёлке. Тут Димка его стал за руки хватать. Мужики налетели на нас и к дереву верёвками прикрутили. Верёвку они с собой тащили, целый моток. Димка кричать начал: «Помогите! Помогите!» Ну они ему в рот варежку и запихали, а я молчу. Даже смотреть боюсь глаза закрыл. Тут из леса двое на полянку выходят. Видно, крик Димкин услыхали. Два мужика. Один такой крепкий, в куртке с мехом, в второй, прости господи, в плащике лёгком и шарфе невероятного цвета на шею намотанном. Без шапки. «Что у вас тут происходит?» — тот, что в плаще спрашивает. А бандиты ему: «Давай вали отсюда, пока цел!» Тот, что покрепче, подошёл к нам с Димкой и стал нас отвязывать. Тут бандиты на них налетели и такое началось! Пока они дрались, мы с Димкой отвязались, и он тоже в драку кинулся. А я за ёлкой спрятался, ноги у меня от страха отнялись. Лежу, шагу не могу сделать. Бандиты вверх взяли — еще бы у них бензопила! Один пилу включил и вжик — голова водителя отлетела. Вжик — и Димка без головы… И знаешь, отрубленная голова водителя матом их послала…

В этот момент Яна сползла с лавки и грохнулась без чувств на пол.

Сколько времени прошло, она не помнила, но очнулась на железной кровати старика. Тот брызгал ей в лицо ледяной водой и шлёпал по щекам.

— Где я? — спросила Яна слабо, не понимая, где находится.

— Слава те господи, не на небесах, — ответил дед Сергей. — В обморок ты грохнулась от моего рассказа. Квёлая больно. Все вы городские на голову слабые: чуть что — и в папоротник!

— Причём тут папоротник, — простонала Яна, приподнимаясь.

— Это у меня поговорка такая.

— Понятно… — Яна села на кровати. — Зачем вы мне такие подробности вывалили? Отрубленная… голова… — Она снова пошатнулась.

— Тише, тише… — успокоил старик, бережно укладывая ее на подушки. — Нервная больно…

— У меня хорошо развито воображение, — сказала Яна, облизав сухие губы. — Я творческая натура.

— Зато другое у тебя совсем не развито, — хихикнул старый негодяй, кивнув на ее тощенькую грудь. — Что у вас за мода нынче такая пошла: бабы городские от диет иностранных сухие, как ветки от старой метлы становятся. Ручки — ниточки, ножки — кривенькие, головка — с кулачок, волосики на голове — жиденькие… Разве такой должна быть настоящая женщина? Срамота и убожество. Жалко их… А женщину не жалеть, ею любоваться надо, — сплюнул старик. — Ума нет, считай, калеки. — Старик погладил ее по руке.

Яна отпихнула его руку.

— Не трогайте меня. Что дальше было?

Старик задумался.

— Дальше? А что дальше? Я за сугробом очнулся, глаза открыл, а звери эти увидели, что натворили да ноги в руки и бежать. Я домой приплёлся, полицию вызвал. Те приехали, трупы в черные мешки запаковали, протоколы составили, предупредили, что с меня еще показания снимать будут и укатили. Я вот поначалу подумал, что ты из следственного комитета.

— Я врач, — сказала Яна.

— Это многое объясняет, — вздохнул дед.

— Почему? — не поняла Яна.

— Да будь ты хоть негром преклонных годов, — пошутил дед, — к делу об убийствах твоя профессия не относится. — И вдруг он нагнулся к ней: — Погоди-ка, погоди… — И дотронулся до ее груди.

— Вы что?! — взвилась Яна. — Не трогайте меня!

— Что ты кричишь? — ответил старик и покачал перед ее носом большим пауком, которого снял с ее кофточки. — На тебе паук сидел.

— А-а-а! — взвилась под потолок Яна, до смерти боящаяся пауков, да и вообще всех насекомых. — Мамочка! А-а-а!

— Что ты шумишь? — утихомирил ее дед, выбрасывая паука за печку. — Живое существо, между прочим. Какой-никакой, а разум имеет. В избе мух изничтожает. Да и тараканами не брезгует. Знаешь, сколько летом мух бывает, гнуса всякого? А он ими питается. Полезное существо.

— Насекомое, — поправила Яна.

— Не знаешь — не говори, — ответил образованный дед. — Паукообразные — это отдельный класс, к насекомым не относятся. У пауков не шесть лапок, как у тех, а восемь.

— Очень интересно, — сказала Яна. — И откуда только такие глубокие познания о пауках?