Пока Люси накручивала ее волосы при помощи специальных щипцов, Маргарет рассматривала несессер с косметикой и размышляла о своем видении. Она была уверена, что это не просто видение, а воспоминание из утраченного детства. Но почему у ее матушки было так много косметики? Ведь это непозволительно для благородной леди пользоваться такими яркими румянами или алой помадой. «Неужели моя матушка была кокоткой? Падшей женщиной? Может быть, поэтому дядя услал ее в далекую Россию и не виделся с мамой много лет?»

От этих мыслей и без того переменчивое настроение Маргарет лишь ухудшилось. Может, и все эти вольности, которым так была подвержена Маргарет, ей передались от матери?

Передернув плечами, Маргарет решила, что будет впредь сдерживать себя и не поддаваться необузданным желаниям своевольничать, что так часто ее обуревали.

Глава девятая, в которой леди Саммерхилл размышляет о родословных и омарах

Леди Саммерхилл, урожденная мисс Джейн Сэвидж Вайтвиллоу, вот уже который год не появлялась в Лондоне, объясняя это слабым здоровьем и пагубным влиянием столичного воздуха на ее слабые легкие. Лишь ее сестра, мисс Энн Вайтвиллоу, та самая старая дева, чья бородавка над верхней губой бросала вызов эстетическому чувству лорда Кавендиша, знала, что нежелание ехать в Лондон ее старшей сестры связано не с состоянием здоровья, а с тем, что лорд Саммерхилл, муж леди Саммерхилл, совсем лишился ума и в открытую жил в Париже, в этой столице порока и разврата, с некоей мисс Норой Перлоу. О безумствах этой женщины ходили легенды: то она встречала гостей обнаженной по пояс, то ее вносили в обеденную залу на огромном блюде, а одеждой ей служили гроздья винограда и россыпь разнообразных фруктов, то она принимала ванну, наполненную шампанским. Поговаривали, что лорд Саммерхилл не только поощрял вульгарную кокотку, но и платил за все поражающие воображение порядочных людей выходки мисс Перлоу. Никто не знал наверняка, что из этого правда, а что приправленная слухами ложь, однако вот уже больше трех лет супруг леди Саммерхилл не ступал на английскую землю, а сама она старалась избегать светского общества, лишь изредка устраивая приемы в своем загородном поместье здесь, в Уилтшире.

Часто навещающий герцогиню сын Энтони тоже являлся причиной головной боли леди Саммерхилл. Он вел беспорядочный образ жизни, много путешествовал, заводил друзей, которых леди Саммерхилл одобрить не могла, хотя и вежливо принимала их у себе. Взять хоть этого молодого графа Ларентиса, чья родословная вызывала множество вопросов. Много лет назад мать его, дочь барона Уинтропа, познакомилась на одном из приемов с итальянцем, графом Ларентисом, и влюбилась без памяти. Старый барон Уинтроп был против этого брака, ведь он уже сосватал дочь за наследника герцога Дербирширского, но мисс Уинтроп была другого мнения по поводу выбора супруга. Она взяла да и сбежала с тем макаронником. Долгое время о ней не было ни слуху ни духу, но потом барон Уинтроп получил письмо, в котором дочь сообщала, что она вышла замуж за графа Ларентиса и счастливо живет в Риме. Однако счастье это продлилось не так чтобы и очень долго. Через четырнадцать лет измученная безденежьем и итальянским палящим солнцем подурневшая графиня Ларентис вернулась в Англию с мальчиком-подростком. Ее муж, отец Ричарда Ларентиса, скончался, оставив вдову без лиры в кармане и с кучей долгов. Барон Уинтроп отказался принять беглянку под отчий кров, однако выделил ей весьма приличную сумму, на которую вдова смогла купить небольшой домик в графстве Кент и отдать сына в престижную частную школу, откуда он потом даже сумел поступить в Оксфорд, где и познакомился с сыном леди Саммерхилл, Энтони. Герцогиня эту дружбу не одобряла, считая Ларентиса диким и необузданным макаронником, который, как ни приучай его к истинным аристократическим манерам, все равно будет пестовать в себе дико бурлящую кровь италийцев. Однако мнение свое леди Саммерхилл держала при себе и всегда была вежлива и к Ларентису, и к еще одному другу сына американцу Джонатану Трэнси. Вот уж у кого не было никакой родословной!

— Дорогая сестрица, — спросила мисс Энн Вайтвиллоу леди Саммерхилл, — как слугам подавать блюда за сегодняшним ужином? A la francaise или a la russe?

От слова «по-французски» у герцогини тут же заболел зуб. В силу известных причин она не переносила ничего французского.

— Конечно, «а ля рюс», Энн. Ведь у нас в гостях будет лорд Кавендиш с племянницей, а она, как известно, наполовину русская.

— Я все же думаю, зря вы пригласили эту мисс Кавендиш, — поджала и без того тоненькие, почти незаметные губы мисс Вайтвиллоу. — Ходят слухи…

— Энн, мы не будем верить сплетням, — ледяным тоном перебила сестру леди Саммерхилл.

— Но если это правда, принимать у себя такую девицу, не пристало. Какое влияние она окажет на вашу дочь, мою дорогую племянницу Кэтрин? — настойчиво проговорила мисс Вайтвиллоу.

— Энн, если тебе так нравится слушать столичные сплетни и разносить их дальше, то ты вполне можешь поехать в Лондон, — сказала леди Саммерхилл и поднялась, тем самым заканчивая разговор.

Сестры не любили друг друга и жили в состоянии вежливой войны. Однако мисс Энн зависела от богатой младшей сестры, так удачно вышедшей замуж за герцога Саммерхилла, в то время как она так и осталась в старых девах. Несмотря на эту зависимость на правах старшей сестры мисс Энн считала себя в праве давать советы леди Саммерхилл. Та, однако, редко к ним прислушивалась.

— Миледи, — в дверях появился дворецкий и обратился к леди Саммерхилл, — повар говорит, что купленный к сегодняшнему обеду омар, протух, и его нельзя подавать.

— А я говорила… — начала было мисс Энн, но герцогиня, бросив в нее предостерегающий взгляд, сказала:

— Замените салат из омара на артишоки.

— Я передам повару, миледи, — склонившись в вежливом поклоне, ответил дворецкий и удалился.

— Наверняка повар хранит продукты неправильно. — Возмущенная мисс Энн поднялась и решительным шагом поспешила к черной лестнице, ведущей в нижний этаж, где размещалась кухня и другие подсобные помещения. — Пойду посмотрю, что там происходит.

Леди Саммерхилл решила на этот раз не вмешиваться и позволить сестре появиться на половине слуг, что для нее, герцогини, было неприемлемо.

Она тем временем вызвала экономку, чтобы еще раз перепроверить меню для званого ужина. Сегодня на первую перемену решили подать суп по-рейнски на курином бульоне, запеченную под хлебными крошками треску, вареного мерланга под луковым соусом, телячью вырезку, курицу с карри и рисом. На вторую перемену повару было велено приготовить индейку, фаршированную изюмом под сладким соусом, вареную баранью ножку с соусом из каперсов и картофельным пюре. На третье будут поданы вальдшнепы, дикие утки и фазаны, салат из омаров заменят на артишоки, а также подадут клубнику со взбитыми сливками, бланманже, апельсиновое желе и ванильный пирог с яблоками.

— Миледи, мистер Гиббонс просил передать, что он еще сделает русские пироги с капустой, яйцом и зеленым луком, с клубничным джемом.

— Хорошо, — кивнула леди Саммерхилл. — Надеюсь, гостям все придется по вкусу.

— Всенепременно, миледи.

— Я поднимусь к себе, пришли ко мне Агнесс.

Из-за хлопот у леди Саммерхилл разболелась голова, а Агнесс, ее камеристка, умела делать хороший массаж, который всегда помогал унять мигрень и успокоить нервы.