Машин телефон тоже сел. Она подняла глаза на бледно-янтарное небо в каемке из сосновых крон. Потом посмотрела на свои пальцы.

— Дай-ка телефон.

Взяла в руки розовую, похожую на кусок мыла «Нокию». Зажала трубку между ладоней. От Лизы отвернулась. Что делать, не знала, действовала наугад.

— Маш… — шепнула Лиза.

Маша не отреагировала.

— Маша, мне кажется, там…

В момент, когда «Нокия» победно завибрировала, Лиза накинулась на нее сзади, повалила ее в ежистый весенний снег, а с шоссе раздался чудовищный гром выстрела. Чиркнуло стволы деревьев над головами.

— Твою мать, — прошептала Маша и посмотрела на экранчик телефона. Батарейка показывала двадцать процентов заряда. Она сунула трубку Лизе. Выстрелы прекратились. Машино тело била дрожь. Через полчаса они сидели на заднем сиденье белого джипа, а брат Лизы смачно отчитывал их. Они подкатили к забору, перед которым росли аккуратные пушистые ели. Ворота отъехали вбок, и Маша увидела отделанный голубой вагонкой дом.

— Ты не против у нас заночевать? — спросила Лиза.

— Не против, — ответила Маша. На самом деле она ликовала от возможности оказаться в чистом доме, где был водопроводный туалет и горел камин. Где им навстречу вышел смешной черный кот и в комнатах пахло чистым бельем. Брат угостил девочек глинтвейном в причудливых бокалах с ручками. Лиза постелила Маше в гостевой спаленке с дюреровским кроликом на стене, и она спала долго и самозабвенно, а утром даже не поняла, где находится. Внизу Лиза во фланелевой пижаме, напевая, жарила блины. Открытка. Маша зарядила телефон и позвонила маме. Потом они собрались, и Лизин брат довез ее до Просвета. Дома час отмокала под душем, а очнулась от стука в дверь, в которую, голося, ломилась мама.

— У тебя телефон разрывается, возьми трубку!

Звонил незнакомый номер.

— Ты где? Что с вами стряслось? — Маша с изумлением осознала, что говорит с Шалтаем. — Я слышал, за вами местные упыри с сайгой гонялись! Где Лизка?

— Я дома. Да все хорошо уже. — У нее перехватывало дыхание. — Нас с шоссе забрал ее брат. Переночевали у них в Орехово.

— Спасибо, что пошла за ней. Какой же я мудак!

— Да ладно тебе. Ты просто уснул. Так бывает.

— Должен был сам за ней пойти. И за тобой. И вообще никуда вас не пускать. Как шавка себя повел.

— Брось. Мы ведь целы.

— И я этому страшно рад. Слушай… На вечер какие планы? Сегодня в «Молоке» играют «Кирпичи». У наших вписок на целый полк. Пойдешь?

— Можно.

— Супер. Встретимся там? Или на Восстания?

— Давай я туда сразу приеду.

— А ты Лизе передашь, что мы идем все? Мне до нее не дозвониться.

Лиза в самом деле дала Маше номер, когда они прощались на Просвете. Лиза готовилась к поступлению на филфак. Маша сомневалась, что та продолжит общаться с тусовкой. Это была девчонка иной среды. Из среды фондю с подружками. Фортепьянных концертов. Пеналов с разноцветными ручками. Всего такого. Невинного. Но от просьбы Шалтая уклониться не посмела и позвонила. А Лиза с готовностью согласилась пойти. И, как показалось Маше, не из-за парня: о нем Лиза даже не спросила, а в продолжение их общения с Машей.

* * *

В подвальном клубе «Молоко», названном так в честь старого советского универсама, было шумно, в воздухе стояла пахучая дымка, а из зала несся глухой барабанный стук. Стены дрожали, повергая публику в сладостное предвкушение концерта. Маша с пластиковым стаканом пива сидела в вестибюле, обклеенном пестрыми афишами. Наконец в дверях она увидела Шалтая и других парней с Малой Садовой. Он послал ей котовью улыбку и вздернул подбородок в знак приветствия. Она ждала, что он подойдет, поцелует в щеку, а она расскажет о ночи. Она десятки раз репетировала эту историю, пока ехала в метро. Но он жестом изобразил идущего человечка и указал в сторону бара, а потом отвернулся и исчез в толпе. Маша глотнула пива.

— Маша! — Неожиданно к ней подсела Лиза. Она была в клетчатой рубашке, а на голове снова возникла глуповатая шапка, но уже горчичного цвета. — Давно приехала?

— Привет!

— Что за группа выступает? Так прикольно, никогда не ходила на такие вечеринки. Только в Финляндии на концерт. — Лиза энергично крутила головой. — Финны прыгали со сцены, и их передавали по залу прямо на руках.

— У нас тоже прыгают, — хмуро отозвалась Маша. Ей не хотелось болтать. Проводить Лизе экскурсию. А тем более озвучивать, что Шалтай уже здесь. Ей хотелось напиться вдрабадан и найти его. Чтоб вокруг никого лишнего. Из зала раздались призывные аккорды, и толпа из бара, тесных проходиков, туалетов повалила туда, где под низким сводчатым потолком расположилась камерная сцена, освещенная лучами фиолетовых софитов. Маша с облегчением погрузилась во мрак.

— Ты чего такая грустная? — кричала Лиза сквозь волны звука.

В толпе Маша сразу же нашла глазами кепку Шалтая. Он поднял в воздух сжатую в кулак руку и двигал ею в такт музыке. Пел. Ее не видел совсем.

Несколько ребят прыгали со сцены. Маша с комом в горле наблюдала за ними, за Шалтаем, который с улыбкой ловил этих падавших ребят, передавал их размахивающие кедами в воздухе тела, чтобы по ладоням зрителей они доплыли до конца зала, и ей захотелось также оказаться на руках Шалтая. Чтобы он наконец посмотрел на нее и коснулся ее. Чтобы он поймал ее, когда она будет падать в пропасть в рожь этих татуированных рук.

— Я прыгну, — крикнула она Лизе в ухо и сунула ей свой рюкзак.

Протиснулась к сцене через толпу потных краснолицых сверстников. Рядом с колонкой дала двум бесновавшимся волосачам понять, что хочет наверх. Ее подсадили. Качнувшись, поймала равновесие на краю сцены, оказавшись спиной к музыкантам. Танцевала, подняв руки, и люди внизу хлопали ей. Она искала глазами Шалтая. Почувствовала внутри нарастающий электрический заряд. Шалтай кричал в ухо другу, отгородив рот ладонью. Сколько раз этот козел ее динамил?

— Давай! — крикнула она, но голос сгинул в сдавливавшем барабанные перепонки море звука. Закрыла глаза, и что-то внутри затрепетало. Ее пальцы мелко дрожали. Оттолкнулась кедами от липкой поверхности сцены и прыгнула.

И были бесчисленные сгущавшиеся руки людей. Шалтай, шарахавшийся в сторону, чтобы не держать ее. Ее сердце, резонировавшее с басом на сцене и обгонявшее его. Лучи прожекторов. А потом вспышка и падение. Десятки рук вдруг вырвались из-под ее тела, и она полетела в пустоту. И там рядом с ней оказалась только вязаная горчичная шапка. В глазах вспыхнули желто-черные молнии, а прямо из груди вырвалось нечто мощное. Она видела, как сверкавшая паутина, исходившая от нее, наползала на вязь шапки, как ящерица, и накрывала Лизину фигурку сеткой, расчерчивая лицо, волосы, рубашку. Маша потеряла сознание. А когда очнулась, вспомнила, кто она и где, в зале горел свет, а Шалтай стоял рядом на коленях. Его джинсы порвались, голая коленка терлась о грязный пол. Он отчаянно тряс Лизу, чьи конечности безжизненно повисли, как колготки, за которые еще пару дней назад отчитывала Машу мама.

И скоро клуб «Молоко» опустел. И стало понятно, что Лиза мертва. И Маша знала, что причина этой смерти — она. А точнее, то, что пряталось у нее внутри, а сегодня выскочило наружу, чтобы послемиться в толпе шелудивых петербургских подростков.

Через два дня папа постучался к ней в комнату. Первая олимпиада в политех была засчитана. А еще Машу ждал допрос.