Татьяна Соломатина
Община Святого Георгия
1-Я СЕРИЯ
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПРОСТИТУТКА.)
Белозерский просыпается рядом с проституткой. Тянется к графину. Взгляд падает на настенные часы — половина девятого. Вскакивает, впопыхах одевается. Кладёт деньги на подушку. Проститутка прячет купюры, не открывая глаз. Он хватает докторский саквояж, вылетает за двери.
(ИЗВОЗЧИК, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПРОХОЖИЕ.)
Подъезжает экипаж. В салоне: Белозерский, приводит себя в порядок. Экипаж останавливается. Он спрыгивает. Пробегает несколько шагов…
ИЗВОЗЧИК
Барин!
Белозерский тормозит, стукнув по лбу, бегом к карете, забирает из салона забытый докторский саквояж; к извозчику: суёт деньги.
ИЗВОЗЧИК
Я сдачи не наберу!
Белозерский отмахивается на бегу. Извозчик засовывает деньги за пазуху; трогает:
ИЗВОЗЧИК
Легко швыряться, когда не сам заработал. Когда сам — цену знаешь, потому — и счёт!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Белозерский бежит по аллее, ведущей к парадному входу.
(ХОХЛОВ, КОНЦЕВИЧ, «ФАНТОМНИК», «ШРАПНЕЛЬНИК», АСЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСТАХОВ, НИЛОВ, ПОРУДОМИНСКИЙ, ПАЦИЕНТЫ.)
На койке мечется безногий пациент («фантомник»), в испарине, исподнее и бельё пропотевшие, культи окровавлены. Вокруг — студенты во главе с профессором. Ася накладывает повязки на культи — Концевич ей помогает. Пациент после операции по удалению нагноившейся инкапсулированной шрапнели («шрапнельник») — на соседней койке, с опасливым любопытством поглядывает на происходящее. Прочие пациенты по койкам.
ХОХЛОВ
Классическая фантомная боль, впервые описанная…
Вбегает Белозерский, натягивая белый халат, подхватывает:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
…в тысячу пятьсот пятьдесят втором году отцом военной медицины Амбруазом Паре. …Алексей Фёдорович! Прошу простить!
С почтением кланяется профессору. Хохлов нахмуривается. Но, повернувшись к студентам, делает бровями: вот! Надо знать!
КОНЦЕВИЧ
(тихо, к Асе) Белозерский — выскочка. Студентов спрашивали, не его.
Ася сохраняет «рабочее» лицо. «Фантомник» отталкивает Асю.
«ФАНТОМНИК»
Изверги! Мочи нет!
Студенты, Концевич и Ася фиксируют его. Белозерский достаёт из кармана несессер, собирает шприц, и пока профессор говорит поверх суеты, — делает укол пациенту.
КОНЦЕВИЧ
(К Белозерскому, тихо) Не можешь без помпы!
Белозерский подмигивает Концевичу, добродушен, весел:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Концевич, да будет тебе известно: Белозерские — известные филантропы! Купечество угощает!
Профессор с неодобрением смотрит на инъекцию, но не останавливает. Обращается к студентам:
ХОХЛОВ
Увы, господа! Болевой синдром зачастую ничем не купируется, и приводит к самоповреждениям и алкоголизму. У нижних чинов. У чинов верхних…
БЕЛОЗЕРСКИЙ
К опиомании и морфинизму.
Белозерский с пустым шприцом в руке — профессор смотрит осуждающе. Белозерский, пожав плечами, обращается к студентам:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
«Казёнка» и хлебное вино дешевле алкалоидов папавер сомниферум.
Пациент стихает. Хохлов к Белозерскому, с упрёком мудрого и опытного наставника:
ХОХЛОВ
И на какие шиши безногий инвалид будет приобретать опий, к которому вы его так любезно собираетесь приохотить по своей безмерной доброте, Александр Николаевич?!
Махнув рукой: «мальчишка!» — обращается к Концевичу, переходя к постели «шрапнельника».
ХОХЛОВ
Дмитрий Петрович!
Все — за ним, кроме Аси — она у затихшего «фантомника», осматривает повязки, поправляет подушку — глядя на него с состраданием. Концевич докладывает у койки «шрапнельника», вытянувшегося под одеялом по стойке «смирно!»
КОНЦЕВИЧ
Прооперирован накануне на предмет нагноения инкапсулированной шрапнели…
Хохлов вопросительно сверкает глазами, указывая на одеяло. Концевич раздражённо бросает в сторону Аси:
КОНЦЕВИЧ
Анна Львовна!
Белозерский уже сам откинул одеяло, обнажив прооперированное бедро. Ася метнулась к койке «шрапнельника».
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Ничего, Асенька. Я справлюсь.
Профессор зол на ординаторов, но выплёскивает на студентов:
ХОХЛОВ
Вы, господа, что?! Себя расплескать боитесь, покуда сестра милосердия другим пациентом занята?!
(ВЕРА, ГЕОРГИЙ, 1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, 2-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК, ПРОХОЖИЕ.)
Оживлённо. Люди прогуливаются, переговариваются. Покупают газеты. Кто рад; кто — саркастично качает головой, осуждая. Слышен смех, гомон. У парапета сидит Георгий — безногий инвалид, низкая ампутация — ниже коленных суставов; полный кавалер Георгиевских крестов, все на груди по уставу; христарадничает.
1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК
В Портсмуте заключён мирный договор!
2-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК
Граф Витте подписал с японцами мирный договор!
Вера — в гражданском мужском платье, выправка военная, руки в карманы, — среди прочих прохожих, видна со спины. Покупает газету у 1-го мальчишки. Он заинтересованно смотрит на неё — но тут же отвлекается на следующего покупателя:
1-Й МАЛЬЧИШКА-ГАЗЕТЧИК
Император лично давал инструкции графу Витте!
Вера идёт дальше с газетой подмышкой. Подходит к Георгию. Достаёт из кармана банкноты. Выпадает пачка папирос. Георгий жадно глядит на пачку. Вера кладёт в фуражку банкноты, поднимает пачку, достаёт одну папиросу — себе, за ухо, под шляпу. Пачку кидает следом за деньгами. Инвалид хватает пачку, вытряхивает папиросу, пачку прячет за пазуху. Хлопает себя по карманам. Вера протягивает в сомкнутых ладонях зажжённую спичку. Он прикуривает, блаженно затягивается. Поднимает голову.
ГЕОРГИЙ
Спаси тебя бог,… барин!
Вера тушит спичку, швыряет в Неву, продолжает прогулку. Георгий смотрит вслед. Пряча банкноты, бормочет:
ГЕОРГИЙ
Ни ты ли под Сяочиньтидзы…
Внезапно бледнеет, хватается за культю. Лицо покрывается испариной. Ощупывает лихорадочно пустоту за культёй — будто нога есть и адски болит. Ведёт себя, как животное, испытывающее приступ ужаса от неосознаваемого. Хватает одну из культей обеими руками и шваркает её оземь.
ГЕОРГИЙ
Да чтоб тебя!
Несколько мучительных секунд борьбы с собой. Достаёт из кармана флягу. Откручивает. Долгий глоток.
(ХОХЛОВ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ПЕРСОНАЛ.)
Хохлов шагает широко; Белозерский за ним, лебезит.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Профессор, я…
Хохлов тормозит, разворачивается — нос к носу с учеником. Указывая в сторону палат:
ХОХЛОВ
Ты понимаешь, что эта гадость — не выход! Или ты «фантомникам» опийную курильню на дому устроишь?! Со всеми удобствами!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Что же — выход?!
ХОХЛОВ
Сам хоть отравой не…
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Господь с вами, Алексей Фёдорович!
Дошли до кабинета. Хохлов открывает двери… Видит то, что явно не должен видеть Белозерский — резко захлопывает двери и для надёжности прислоняется спиной. Резко меняет тон.
ХОХЛОВ
Иди! Проведи занятие со студентами по десмургии!
Белозерский открыл, было, рот, но Хохлов «в характере»:
ХОХЛОВ
Иди, иди!
Белозерский смотрит на учителя с лёгким недоумением, делает несколько шагов. Хохлов вспоминает, как студенты кривили носы у одеяла «шрапнельника», уточняет вдогонку:
ХОХЛОВ
У гнойных коек! Пусть перевязывают, белоручки!
Белозерский уходит, заинтересованно оглядываясь. Удостоверившись, что он скрылся, Хохлов заходит в кабинет.
(ХОХЛОВ, ВЕРА.)
Хохлов заходит, закрывает дверь. На диванчике лежит Вера, в мужском наряде (как на Набережной), лицо прикрыла шляпой. На груди — развёрнутая газета. Хохлов на мгновение замирает у двери. Вера снимает с лица шляпу, подмигивает ему, пружинисто встаёт; идёт с раскрытыми объятиями — он раскрывает объятия навстречу.
ВЕРА
Старый добрый Алексей Фёдорович Хохлов! Здравствуйте, профессор!
ХОХЛОВ
Княгиня Данзайр! Вера Игнатьевна!
Обнимаются, искренне, крепко. Троекратно расцеловываются. Она — с мужской повадкой.
ВЕРА
Оставьте титулы! Они приводят в трепет разве тех, кто гноя бежит.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, КОНЦЕВИЧ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК.)
Кравченко стоит, курит. Госпитальный извозчик сидит — тачает упряжь. Выходят Белозерский и Концевич (в гражданской одежде, много беднее и потрёпанней Белозерского). Белозерский достаёт портсигар, протягивает Концевичу — тот берёт. Кравченко кивает на свою папиросу: мерси, уже есть. Госпитальный извозчик занят.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Доброе утро!
Кравченко подносит папиросу — Белозерский прикуривает от тлеющего огонька. Концевич прикуривает сам. Извозчик укололся шилом.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Где ж доброе, будь оно неладно!
Белозерский и Кравченко усмехаются, переглянувшись.