Татьяна Степанова
Храм темного предка
Если ночь в горах застала, разведи большой костер,
Вместо дров меня брось, и я сгорю в огне.
Билал Назым [Билал Назым (1824–1899) — выдающийся уйгурский поэт (Здесь и далее перевод его стихов Мурата Хамраева).]
Глава 1
Недальний восток. Синяя птица
1931 г. Где-то на Тянь-Шане
— Дэв-хан, они уходят. Абдулла уводит своих людей, они говорят: после случившегося они не могут остаться. Их догадки темны и смутны. Они боятся тебя.
Дэв-хан проигнорировал слова помощника, своей правой руки и доверенного лица. Эмоции, эмоции… Его помощник взволнован и, кажется, тоже напуган. И не одобряет в душе его поступка. Дэв-хан неотрывно смотрел на Небесную гору. Отсюда на нее открывался прекрасный вид при любой погоде. За свои тридцать лет он не встречал зрелища более величественного и великолепного. Божественного! В вечернем воздухе разливалось некое невидимое, но остро осязаемое его обостренными чувствами волшебство — закатное солнце окрашивало пик совершенной формы в багрянец. На фоне остальных вершин Тянь-Шаня он напоминал царский рубин в драгоценной оправе.
В вечернем воздухе витали запахи хвои и крови.
Один из людей Дэв-хана наступил на труп китайца и поднял за косу его отрубленную голову. Показал трофей. Кровь пропитала чесучевую безрукавку китайца и надетый сверху ватник. Дэв-хан оторвался от созерцания горы, покосился на обезглавленное тело. Трупы убитых валялись на земле. Головы отсекли китайцам: пятерым кули-носильщикам, одетым в грязное тряпье, и проводнику — предателю в безрукавке из чесучи. Именно он вел экспедицию. Навьюченные скарбом лошади чужаков сбились в кучу и тревожно ржали, чуя запах мертвецов и крови. Люди Дэв-хана потрошили вьюки, выкидывая на землю ящики с чучелами птиц, научное оборудование, продукты, консервы и носильные вещи. Труп их главного начальника обыскивала лично младшая сестра Дэв-хана — пятнадцатилетняя Айнур.
Айнур — Лунный свет…
Она родилась ночью по дороге из Синьцзяна в Пекин под луной и получила от родителей имя в ее честь. Дэв-хан любовался своей ловкой и бесстрашной сестрой. «В бирюзовом чапане с солнечным лицом ты явилась, как цветок, что в зарю вплетен… [Билал Назым.] — строки Билала Назыма словно о ней написаны», — меланхолично думал он. Назыма почитал их отец, а они с сестрой с детства знали многие стихи великого поэта всех уйгуров наизусть.
На Айнур были голубой чапан (ватный халат, подпоясанный мужским кушаком), сапоги и шаровары; черные смоляные волосы она заплела в две тугие косы. Ее точеную головку украшала допа — расшитая шелком тюбетейка, а за спиной через плечо болталась винтовка. Из нее она собственноручно застрелила их главного. Чужак даже не успел ничего понять, когда она внезапно появилась из зарослей арчи и, подобно газели, вскочила на валун у горной тропы, вскинула винтовку. Ее меткий выстрел выбил мозги из ученой головы чужака. А потом они застрелили всех остальных. Без всякой пощады.
Айнур достала из кармана суконного пиджака их главного очки и блокнот. Пиджак чужак носил по-городскому, прямо на шерстяной свитер, несмотря на июльскую жару. Он был уже в летах. А записки его на русском языке…
— Все надо сжечь дотла, брат, — деловито, совсем по-взрослому заявила пятнадцатилетняя Айнур — Лунный свет. — Трупы всех этих собак. Их вонючее барахло. Ящики, чучела птиц. Бумаги. Лошадей зарежем и тоже сожжем. От них вообще не должно ничего остаться — ни горстки пепла. Ведь экспедицию станут искать.
— Дым костра увидят из долины, — ответил сестре Дэв-хан.
— Решат — лесной пожар где-то в горах. Мы, уходя, подожжем окрестный кустарник, пепел потом развеем с гор, — ответила Айнур и вырвала из рук одного из членов отряда теплые кальсоны и ботинки чужаков. — Не смей брать! Брось! Нам их тряпок не надо. Мы не воры и не грабители. Все предадим огню!
— Ты сама пламя, сестра, — заметил с восхищением Дэв-хан. — Благодарю тебя за меткий выстрел и за смелость. Хороша, девчонка, а? — обернулся он к своему помощнику.
Тому перевалило далеко за сорок. Умный и осторожный, он пришел с Дэв-ханом с той стороны гор, из Китая. Он служил еще покойному отцу Дэв-хана. И знал некоторые тайны их рода.
— Хочешь ее в жены? — насмешливо спросил Дэв-хан помощника. — Я же не слепой.
— Шад [Титул принца крови у тюркских народов. // Носите в кармане землю (намеренно). // Можете перечислить названия всех семидесяти девяти лун Юпитера. Обычным людям известны лишь четыре галилейские луны: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто. Наш любимый итальянский астроном открыл их в 1609 году, и они представляют собой крупнейшие объекты Солнечной системы после Солнца и планет (больше Плутона). По ним штурманы определяли долготу до изобретения точных портативных хронометров. // Можете делать попкорн без микроволновки. // Вам часто снится, что вы пьёте кровь единорогов. Я только что задал вам жару.], тебе ведомы мои чувства, ты всех видишь насквозь, — ответил тот, думая о поразительном сходстве брата и сестры — обоих небо наградило редкой красотой и умом, но поскупилось на доброту и милосердие.
Помощник часто называл его Шад — принц… И он не льстил Дэв-хану. Тот имел права на высокий титул по происхождению.
— Тогда оставайся верен мне. Не бери пример с глупца Абдуллы. Эй, Абдулла! — Дэв-хан окликнул вожака отряда местных басмачей, присоединившихся к ним месяц назад из корысти за деньги, а теперь позорно и трусливо бежавших прочь, когда дело дошло до главного. — Доброй дороги, друг! Не споткнись! Крепко держись в седле!
— Мне говорили умные люди: не связывайся с идолопоклонником даже за мзду, — ответил бородатый Абдулла-басмач в ватном халате. — Что ты натворил? Ученых начнут искать. Я рискнул головой сторонников — все ради тебя, идолопоклонника! А ты сам — чужак в здешних местах. Правоверному мусульманину не по пути с тобой, Дэв-хан. Ты из Нижнего мира, шайтан — верны слухи о тебе! Ученые, которых ты прикончил, наблюдали за птицами — только и всего. Блаженные люди… Во многих кишлаках мои земляки их встречали гостеприимно. Они расспрашивали моих земляков о Синей птице, замеченной в горах. Они искали только ее. Птицу!
— Нашли. Здесь. На свою беду. — Дэв-хан указал на ящик с выброшенным из него на землю чучелом птицы, похожей на дрозда. В закатных лучах солнца ее перья сверкали словно сапфир — синим, небесным цветом…
Бородатый Абдулла-басмач махнул рукой — что с тобой говорить? Дэв-хан наблюдал, как его отряд садится на коней и уезжает.
— Абдулла, они все мертвы! — крикнул он вдогонку. — Никто из них ничего не расскажет, я заткнул им рты кровью и камнями! Гляди в оба, пусть твои люди не проболтаются! А то я доберусь и до вас. Ученый из Москвы, его помощник и фотограф — они отныне падаль, корм для грифов и волков… Пес-фотограф сдох. Собаки-кули китайские и проводник-шакал… Они — прах!
— Не все! — Абдулла обернулся, остановил коня. — Мальчишка сбежал, младший брат фотографа!
— Он ушел еще позавчера утром, — ответил Дэв-хан. — Его отослали домой с поклажей. Он не знает о случившемся с остальными. И он — глухонемой! Я не воюю с калеками. Мальчишка не поднимался сюда в горы, и он не сможет ничего никому рассказать, ведь Небо лишило его языка!
Абдулла ему не ответил. Когда отряд басмачей скрылся из виду, помощник снова обратился к Дэв-хану:
— Шад, Абдулла и его люди не поняли, к счастью, почему некие места в горах — запретная территория. И ты приносишь жертвы, ограждая ее от посторонних. Но они начнут распускать нелепые и зловещие слухи.
— Для них Небесная гора просто вершина в снегах, — ответил Дэв-хан. — Но не мне же объяснять тебе — что, почему и как. Для чего я иду на жертвы и убийства в общем-то невинных людей. Ученых.
— Ты сам все осознаешь, Шад. И мое сердце рвется в печали и тревоге за тебя. Ты не Абдулла, он из простых, родился в кишлаке. А ты учился в Бэйда — Пекинском университете, — слушал лекции по философии, много путешествовал. Но ты сейчас расстрелял целую экспедицию: двух русских ученых и местного фотографа, носильщиков, проводника, разыскивающих Синюю птицу. На юге ее полно, но в здешних горах, говорят, она великая редкость. Если все откроется, тебя обвинят в варварстве и жестокости. Ладно, пусть с китайцами у нас свои давние счеты — твоего отца подло убили и обезглавили в Запретном городе, хотя он служил маленькому императору и регенту верой и правдой…
Помощник бросил взгляд на обезглавленные трупы китайских кули и проводника, на остальные тела. Всех убитых люди Дэв-хана начали обкладывать хворостом и валежником, готовя огромный костер. Пятнадцатилетняя Айнур командовала ими.
— Мы не варвары, — со страстью ответил Дэв-хан. — И мы не продажные бандиты, подобно Абдулле и его швали. Мы чужие? Наверное, да. Наша земля за синими горами. Но наш рассеянный народ живет и здесь. Мы — скитальцы… Так уж вышло, что великая тайна… бесценное сокровище моего рода скрыто по эту сторону гор. Веками наш род хранил ее. Разве не является запретным для досужих чужаков место моего предка? Стража Небесной горы? О, Великий, Темный… Только Тебе я служу и поклоняюсь! Отдам свою жизнь и всю свою кровь до последней капли за Тебя, мой Бесценный, без которого не было бы ни моих предков, ни меня, ни сестры, ни наших потомков…
Помощник сразу опустил глаза. Умолк. Когда Шад — его принц и хозяин — «ставил на свой личный граммофон подобную заезженную пластинку», с ним было бесполезно спорить, что-то доказывать или возражать. Так его воспитали с детства. Они с сестрой с молоком матери всосали все это. Он фанатик? В какой-то степени — да. В самом крайнем своем проявлении, когда дело касается Небесной горы и тайны их рода скитальцев, потомков уйгурских принцев из Синьцзяна и Желтых уйгур, издревле почитающих Великого Темного предка.
