— Краснова за городом вас не навещала? Вы по-прежнему соседи, хоть и дальние теперь. Пушкино — прекрасное место, — Гектор-лицедей продолжал гнуть свое вкрадчиво и настойчиво.

— Нет. Что ей делать у меня на Серебрянке? Рыбу она не ловит. Это я с удочкой выходные после развода коротаю, успокаиваю нервную систему. А ее занимал музей — работа, дом. Долгие годы она ухаживала за больной матерью. И не привыкла к вечеринкам. Она даже к сестре практически не ездила.

— У Красновой есть сестра? — спросила Катя.

— Старшая. Вероника. Но они очень разные с Леной. Ее сестра весьма обеспеченная женщина, ей оставил наследство покойный муж. Даже два ее покойных мужа. Первого лет двадцать назад убили бандиты.

— У вас нет контактов Вероники Красновой? — продолжила Катя. — Мы обязаны связаться и побеседовать с ней.

— Нет у меня ее мобильного. Адрес ее я не знаю. Мы и в юности с ней не особо ладили. А потом вообще не встречались. И у нее фамилия сейчас не Краснова, а ее второго мужа. Я не знаю точно. — Ковальчук смотрел на осколки разбитого фарфорового козла. — Но все же почему Лена бросилась из окна? Какова причина, спровоцировавшая суицид?

— Вы ее видели за несколько часов до смерти — вы нам скажите, — тихо заметила Катя. — Она вам не жаловалась? По словам ее коллег, она находилась в затяжной депрессии.

Ковальчук вздохнул:

— Коллеги ее музейщики… Может, они ее довели?

— Краснова подвергалась на работе травле? — Катя осторожно допытывалась.

— Она со мной не делилась. Но что могло ее заставить броситься из окна музея?

— Мы еще точно не установили, суицид ли это или несчастный случай, — ответила Катя. — Проверку проводим, собираем больше информации у людей, знавших Краснову. Поэтому и к вам пришли, Анатолий Анатольевич. А она вчера не жаловалась, например, на самочувствие?

— Нет, — Ковальчук покачал головой.

— Краснова посещала Среднюю Азию? — спросил Гектор. — По делам музея, например, в командировку, в экспедиции или в отпуск, может быть, ездила?

— В Азию? Нет. Она заведовала отделом в зоомузее, называла мне его, но я забыл — где экспонаты заспиртованные в банках хранятся. Ужас, я бы не смог, например, — ответил Ковальчук.

— А вы сами бывали в Средней Азии? — задал Гектор новый вопрос.

— Несколько раз. Одно время к искусству Востока вспыхнул интерес. Но затем угас. Мода переменчива.

— Краснова вчера не упоминала о встрече за городом? — продолжал интересоваться Гектор.

— Дома в Красном Железнодорожнике? А с кем? Ничего не говорила мне. Какая встреча? Она и с соседями по дому не дружила. В ее старой пятиэтажке проживают теперь сплошные мигранты, снимают квартиры, комнаты. Красный Железнодорожник совсем захирел, да и в годы нашего детства в поселке обитали в основном работяги с «Серпа и Молота». Моя бабушка работала на заводе, квартиру ей дали в хрущовке.

— Все же Краснова общалась с мигрантами из Средней Азии? Раз соседствовала с ними, — быстро уточнила Катя.

— Вряд ли, если только на лестничной площадке столкнется, — ответил Ковальчук. — Домработницы она не имела, ей зарплата не позволяла. Сиделок-узбечек для больной матери ей оплачивала старшая сестра. Лена мне сама говорила. И сестрица проявляла вечное недовольство прислугой из Узбекистана. Увольняла ту часто.

Катя отметила: Ковальчуку известны подробности жизни приятельницы юности и ее семьи. Но ведь они общались, пусть от случая к случаю… Их последняя беседа заняла в магазине целых полтора часа.

— Значит, она не упоминала о вечернем рандеву — не в своем поселке, а в другом месте? За городом? — Гектор настойчиво гнул свое.

— Нет. С кем ей встречаться? — усмехнулся печально Ковальчук. — Она ко мне завернула по пути в музей. На работу отправилась от скуки в свой выходной. Повторяю — ее угнетало домашнее одиночество. Мы выпили кофейку здесь, в моей берлоге, поболтали, и она пошла на работу. Все как обычно.

— Ее влекло в музей, а вы нам сказали — ее коллеги могли довести до самоубийства, — снова осторожно заметила Катя. — Хотелось бы разобраться подробнее в противоречии.

— У кого нет проблем на работе? — Ковальчук пожал плечами. — Напрямую мне Лена не жаловалась на травлю со стороны коллег. Но упоминала — на ее место в музейном хранилище немало охотников. И к ней порой цепляются.

— Она никогда не предлагала вам купить у нее винтажные вещи? — спросил Гектор.

— Винтаж? У нее? Они с матерью жили очень скромно. Это у ее старшей сестрицы Вероники загородный коттедж под медной крышей, полный люксового барахла. Ника не привыкла себе ни в чем отказывать, а Лена экономила на всем.

— Музейные раритеты она вам приобрести не предлагала? — в лоб очень жестко, разом изменив свой тон, бросил Гектор.

— Да вы что! — взвился Ковальчук. — За кого вы нас принимаете?

— Вы сами признались — у вас чистая коммерция. — Гектор-лицедей лучезарно ему улыбнулся и продолжил своим изменчивым голосом, точно копируя артиста Юрского в роли Остапа Бендера: — Вы чтите Уголовный кодекс? Не надо мелочиться.

Ковальчук вздрогнул — наглый шатен с яркими серыми глазами вещает голосом персонажа из его любимого фильма детства. Ну и тип…

— Я никому не позволю оскорблять память Лены беспочвенными подозрениями, — заявил он громко. — За нее теперь некому заступиться. А я заступлюсь. Лена посвятила всю себя науке!

— Зоологии? — уточнил Гектор невинно.

— Да! Но вам подобного не понять.

— Отчего же? — Гектор уже загрустил. — Просветите меня. Pleее-ааase! [Пожалуйста (англ.).]

— Вы не ученые, а полицейские. У вас с Леной разный уровень интеллекта.

— Мы стараемся в расследовании сопоставлять разные точки зрения и смотреть на ситуацию глазами множества свидетелей. Очень помогает для установления объективной картины случившегося, — вежливо вмешалась Катя, стараясь скорее погасить возникающую конфронтацию, ибо Гектор Троянский, по своему обыкновению, начал, словно в покере, повышать ставки.

— Лена была исключительно порядочным и честным человеком! — Выпалив похвалу усопшей, Ковальчук умолк. Возможно, решила Катя, его душило пламенное желание не только постоять за репутацию покойной подруги детства, но и выгнать взашей дерзких посетителей.

— Смурной мужичок, уклончивый, подобный маятнику в ходиках с кукушкой, тик-так… То так, то сяк наперекосяк, — хмыкнул Гектор, когда они покинули «комок». — Я б его, конечно, щассс разломил аки сгнившее яблочко. Но ты меня всегда, Катенька, удерживаешь от крайностей и самоуправства. Хмырь болотный, блин!

— Гек, еще неясна даже причина случившегося с Красновой. А вдруг правда несчастный случай? Зачем нам «разламывать» ее друга юности и бывшего соседа? — спросила Катя. — Ковальчук для первого раза поведал нам немало.

— А в чем польза от его трепа? «Нет, нет, не знаю…» Завел свою шарманку. А «божья коровка» специально чесала на электричке именно к нему в свой законный выходной из Красного Железнодорожника, трепалась с ним полтора часа и затем двинула в музей. Нас же на грани смерти послала в Шалаево, где мы наткнулись на голый труп проходимца без документов и с расколотым черепом. Интересно мне, во сколько Ковальчук вчера покинул лавочку древностей, а?

— Но ты его не спросил.

— Я непременно поинтересуюсь, — пообещал Гектор. — Но мы зададим животрепещущий вопрос не уклончивому торговцу барахлом, а кое-кому другому. Чуть позже. Солнце еще не склонится к закату, а мы все узнаем. Катенька… — Он вдруг наклонился с высоты своего роста. — Прядь у тебя выбилась… Можно, я сам поправлю?

Он искал любую возможность прикоснуться к Кате.

— Мы в музей? Прогуляемся пешком? — Она старалась вернуть ему деловой настрой, а то он отвлекся…

— Ага, вместе снова глотнем музейной пыли. Сейчас, подожди… — шепнул Гектор, занятый ее волосами.