Так вот какие они были… Катя разглядывала членов пропавшей экспедиции.

— Иван Венедиктович Велиантов — выдающийся орнитолог, — пояснил Горбаткин. — Ученый энциклопедист, он знал восемь языков, помимо научной и преподавательской деятельности в университете занимался литературой — переводил Байрона, Шиллера, Гете, Гофмана, Метерлинка. Кроме орнитологии обладал глубокими знаниями в лесоведении, почвоведении, дендрологии. Он близко дружил с сыном географа Семенова-Тян-Шанского Андреем, тоже географом и переводчиком. Павел Ланге — его помощник и ученик. Не только зоолог, но очень способный таксидермист, обогативший наш музей настоящими шедеврами.

— Снимки сделаны, судя по всему, малоформатной «лейкой», ее с середины двадцатых начали выпускать, — определил Гектор. — При каких обстоятельствах погибла экспедиция — известно?

— Никто не знает, за все годы ничего не выяснили. Вроде их всех убили басмачи. Но даже тел не нашли, — ответил Горбаткин. — Три года назад музей планировал отметить стопятидесятилетний юбилей Велиантова, но из-за ковидных ограничений празднование отложили. Архив, обнаруженный Красновой в библиотеке, тогда даже не стали разыскивать. В сущности, пропавшая экспедиция 1931 года долгие десятилетия оставалась забытой и закрытой страницей истории нашего музея. А ведь, судя по письмам профессора Велиантова, поднятых Еленой Станиславовной, они тогда совершили удивительное открытие — первыми обнаружили экземпляры Синей птицы на Тянь-Шане.

— Мы видели в Верхнем зале витрину с Синими птицами, — сказала Катя. — Экземпляры, добытые тогда Велиантовым и Ланге?

— Нет, витрину оформили гораздо позже. Первые экземпляры Myophonus caeruleus орнитологи начали наблюдать на Тянь-Шане в конце сороковых — пятидесятых годах. Тогда она еще считалась большой редкостью, ее ареал обитания далеко на юге, в тропиках. Затем она распространилась дальше на север и сейчас обычна в Средней Азии. Но пропавшая экспедиция видела Синюю птицу на Тянь-Шане в 1931 году — настоящая научная сенсация! К сожалению, из-за гибели всех участников музей не располагает подробными данными об их выдающемся открытии.

Катя смотрела на фотографию пропавшей экспедиции. Подобно героям пьесы Метерлинка, они шли в неизведанное. Синяя птица рядом с отрубленной головой китайского носильщика. Лапки, запутавшиеся в растрепанной китайской косе… Катя на мгновение закрыла глаза — картина из письма Велиантова всплыла перед ее мысленным взором. Символ счастья, попавший в силок смерти и крови…

— Вы сами по профессии орнитолог? — спросил Горбаткина Гектор.

— Так точно. — Горбаткин глянул на него. — И с «лейкой» вы тоже угадали профессионально. Я заведую хранилищем коллекции птиц. — Он указал на стенд на противоположной стороне: на фотографиях — трупики птиц, утыканные булавками. С бирками на столе.

— Вы таксидермист, как Павел Ланге? — уточнил Гектор.

— Нет. Мне до Ланге очень далеко. Он был ас своего дела. У нас работает специальная команда профессионалов для консервации образцов.

— В коробке с бумагами мы нашли заявление от некоего Юрия Велиантова, переводчика с китайского, — объявила Катя. — Вам известно, кто он? Родственник профессора?

— Племянник. Двоюродный, — раздался скрипучий голос.

Они обернулись. К ним по коридору шествовала, опираясь на костыль, Адель Викторовна — хранитель оссуария.

— Лена меня дотошно расспрашивала, порывшись в пыли библиотеки. Уговорила поднять директорский административный архив. Зачем ей все понадобилось — не сочла нужным мне пояснить, ускользала угрем, но умоляла горячо. И я сдалась, — заявила ученая дама.

— Краснова собиралась написать монографию о пропавшей экспедиции, ревниво реагировала на любой интерес со стороны, копала материалы для себя, — быстро ввернул Горбаткин.

— Она вам сама призналась, Сева? — Адель Викторовна зорко оглядела их, разом притихших, стенд со снимками. — Юрий Велиантов — переводчик из университета и родич профессора, единственный его потомок. В начале шестидесятых, согласно ведомости о зарплате, он поступил на службу в музей, ездил с делегациями музея в Китай, пока тот от нас не закрылся при Хрущеве.

— У Велиантова имелась еще сестра Полина, — напомнил Гектор. — Адель Викторовна, вам трудно стоять, присядем и поговорим?

— Некогда мне с вами рассусоливать. Нам надо готовить некролог Красновой и насчет похорон ее определяться. Насколько я выяснила для Лены, Юрий Велиантов недолго проработал переводчиком в нашем музее — летом шестьдесят второго года он погиб, находясь в отпуске. Я обнаружила в директорском архиве справку о его смерти.

— Где он проводил отпуск? — спросил Гектор.

— Понятия не имею. А насчет сестры профессора, молодой человек… Мама мне рассказывала о ней, они сидели в одном лагере с Полиной Велиантовой. Ее дважды арестовывали после смерти брата — в тридцать пятом и тридцать седьмом. Первый раз отпустили с Лубянки. А в тридцать седьмом впаяли десять лет без права переписки. В сорок шестом еще добавили срок. Она была поэтесса и переводчик. Мама мне говорила — написала сатирические стихи о вожде всех народов, не побоялась. Но, как у Булгакова в романе, всплыла вдруг бдительная морда — стукач, гнусавивший: «Закон об оскорблении величества». Вам интересно, отчего пропавшая экспедиция оказалась забытой на долгие годы? Да все поэтому. Боялись коллеги проявить интерес к родственникам врага народа. Предали остракизму даже безвинных мертвецов. А Пауль Ланге вообще был немец с Поволжья — куда уж больше… Вам, молодой, человек, ничего не напоминает? Ассоциации не посещают вашу красивую голову?

Гектор молчал.

— Теперь мы знаем правду, — сказала Катя. — Спасибо вам большое, Адель Викторовна.

У хранительницы оссуария внезапно зазвонил мобильный.

— Алло! Здравствуйте… примите самые искренние и глубокие наши соболезнования… Мы сами искали способ связаться с родственниками… с вами… Безусловно, окажем помощь с похоронами. Музей не останется в стороне. Елена Станиславовна — наша коллега и соратник, невосполнимая утрата… Конечно, конечно…

Катя поняла, кто звонит ученой даме. И ее догадка подтвердилась.

— Сестра Елены — Вероника Станиславовна, — объявила Адель Викторовна, отключившись. — Насчет похорон и участия в них музея.

— Пожалуйста, дайте мне ее номер, — смиренно попросил Гектор. — Нам с ней тоже необходимо связаться.

— Она звонила в музей и лично мне. Частная информация. — Хранительница оссуария опиралась на костыль. — Если я откажусь, вы силой отнимете у меня мобильный? Под пыткой выбьете из меня, старухи, пароль?

Катя ждала, что Гектор, по обыкновению, бросит свое «не пререкаться!», но он хранил молчание. Мрачный, с резко обозначившимися скулами на лице…

— Имя моего друга — Гектор, в честь героя Гомеровской Трои, — Катя смотрела хранительнице оссуария в глаза. — Он не заслужил ваших оскорблений, Адель Викторовна. Он в жизни многое совершил, защищая и меня, и вас, и альма-матер — музей, и ваше неотъемлемое право тихо-мирно заниматься научной работой. Спасибо, телефон родственницы Красновой мы сами узнаем. Нам не привыкать.

Адель Викторовна в свою очередь смерила и ее долгим взглядом и начала громко, скрипучим голосом диктовать номер Вероники, сестры Елены.