— Тихо, тихо, — говорила она себе между спазмами и зажимала рот липкой ладонью, — тихо, тихо…

Но ничего не помогало!..

Как будто снова отвратительная струя ударяла ей в лицо, и она, еще на какую-то долю секунды успев удивиться, начинала умирать. Сознание меркло, и в горло как будто заливали жидкую резину, от которой невозможно было дышать, и она текла в желудок и скоро заполнила его, и ее стало рвать, и… дальше она ничего не помнила.

Очнулась она уже здесь, в полном мраке, и у нее не было часов, и она даже не могла определить, сколько времени провалялась в этой могиле!..

Нельзя отчаиваться. Никогда. Из любого безвыходного положения всегда найдется по крайней мере два выхода.

Так всегда говорил Василий Артемьев, и он, Василий, уж точно не одобрил бы ее рыданий.

Впрочем, так же точно он не одобрил бы ее беспечности, когда она села в машину к чужому человеку, не удосужившись ничего проверить!.. И ее героизма, когда она решила непременно ехать на съемки, несмотря на температуру. И уж точно ей попадет за то, что она вообще потащилась в Петербург без него. И еще за то, что не позвонила, и еще за то, что потерялась!..

Думать о том, как Васька будет ее ругать, как станет буйствовать, как покраснеет, когда начнет орать, было так хорошо, так надежно и ободряюще, что она начинала изо всех сил вслушиваться и вглядываться в темноту, почти уверенная в том, что дверь сейчас распахнется — знать бы, где тут дверь! — и он появится на пороге, очень сердитый и встревоженный.

Дверь не распахивалась — а может, ее и вовсе нет, этой двери, и Мелиссу замуровали навечно! — и никто не появлялся на пороге.

Убийственная тишина раздирала мозг, обвалы и лавины грохотали в ушах, и она даже петь пыталась, чтобы не сойти с ума, а потом решила, что должна «действовать».

Как именно «действовать», Мелисса не знала, но недаром она писала детективы! В детективах герой или даже героиня рано или поздно обязательно начинали «действовать» и «действовали» иногда самым идиотским образом, и авторша ничего не могла с ними поделать! Ну ничего!.. Они не слушались, и все тут!..

Мелисса Синеокова сползла со своей трясучей металлической сетки, зажмурилась, постояла так, а потом открыла глаза, все еще надеясь, что кошмар исчезнет и она откроет их в гостиничном номере с видом на Исаакий, и окажется, что у нее просто поднялась температура и все это было горячечным бредом, только и всего.

Она открыла глаза в той же самой темноте, завыла сквозь стиснутые зубы и стукнула себя кулаком по бедру.

— Перестань, — прошипела та Мелисса, которая снаружи той, которая внутри, — перестань сейчас же, истеричка, тряпка! Сама влезла в неприятности, так давай вылезай, что ты стоишь как дура!..

И она медленно двинулась вперед, осторожно переставляя ноги и вытянув вперед напряженные руки.

Помещение показалось ей довольно большим и… абсолютно пустым. Тот самый стол или козлы, на которых она нашла бутылку с водой, и металлическая кровать с трясущейся сеткой, а больше ничего и не было. Стены были влажными и холодными, на ощупь не слишком понятно, деревянные или нет, но холодная влажность наводила на мысль о настоящей тюрьме или о каком-то мрачном подземелье, в которое ее заточили.

Конец ознакомительного фрагмента