— Не могу я, противно мне!

— А вчера было не противно?! Давай, давай, как лекарство!

Матвей с усилием проглотил водку и зашарил в уже развязанном пакете.

— Огурцы на самом деле первый сорт, — хрустя, сказал Николай Иванович. — Интересно, что такое они в маринад кладут?..

Илья тоже взял холодный и плотный огурец в налипших укропных семечках, откусил и стал жевать.

От водки в животе моментально сделалось горячо и просторно, а от огурца солоно и терпко — хорошо!

— Ну, ещё по одной и вперёд! К искусству!

— Водку пьёте? — спросили рядом, и все трое оглянулись. — А Зоя Семённа чего? Бросили?

Утренняя собеседница Ильи Субботина, глубоко засунув руки в карманы кожаного «бомбера», с интересом взирала на водку и пакет с огурцами.

— Мне нальёте?

Николай Иванович засомневался, и видно было, что он сомневается.

— Девушкам по утрам пить не полагается, — наконец сказал он.

— Да ладно! У нас уже сто лет равноправие!

— У вас, может быть, и равноправие, — отчеканил Николай Иванович, — а у нас нет.

— Да я водки выпила больше, чем вы за всю жизнь!

— Николай Иванович, — вмешался Илья. — Вы затягиваете эпизод. Налейте ей, и дело с концом.

— А я больше не буду, — испуганно сказал Матвей, сделал шаг назад, наступил Илье на ногу и не заметил. Илья поморщился и посмотрел. На мокром кеде отпечатался след чужой рифлёной подошвы. — Я вот лучше огурчика!..

Джентльмен пожал плечами — недовольно — и разлил по стаканам оставшуюся водку.

Илья дожевал свой огурец и вытащил из пакета ещё один.

— Как вас зовут?

— Ангел, — ответила деваха.

— Так я и знал, — сказал профессор Субботин. — Тост, Николай Иванович!

— Всем здоровья до ста лет, — четко объявил джентльмен.

Деваха фыркнула, широко разинула белозубую пасть и лихо выплеснула туда водку. Илья наблюдал с интересом. Выплеснув, деваха, ясное дело, начала надсадно кашлять, мотать головой и выпучивать глаза. Свалявшиеся, как войлок, хвосты её причёски мотались по сторонам.

Николай Иванович покачал головой с осуждением, отвернулся и захрустел огурцом. Илья аккуратно поставил пустой стакан на лавочку, подумал — деваха задыхалась и хрипела — и с силой постучал её по спине. Она сдавленно всхрюкнула и качнулась вперёд.

— Вы если чего-то не умеете, — поучительным тоном произнёс профессор Субботин, — так не делайте или сначала научитесь!

— По… шёл… ты! — пролаяла страдалица.

Она всё продолжала кашлять, профессор опять учтиво постучал. Из-за воротника её негнущейся и громоздкой, как стог, куртки вылезла наивная белая магазинная бирка. Илья заправил бирку — профессор терпеть не мог неаккуратности!..

Побросав в урну пластмассовые стаканчики и пустую поллитровку, они устремились за экскурсией и нагнали её в нижнем этаже красного кирпичного дома, на котором значилась вывеска, что это — музей.

— Ну, взглянем, что тут за феномены, — под нос себе говорил Николай Иванович, стягивая пальто, — в знаменитом селе Сокольничьем!..

Небольшая зала была уставлена разнообразными музыкальными ящиками, фисгармониями, механическими пианино, кабинетными орга́нами с пупырчатыми латунными валиками — по валику двигалась металлическая пластина, и орга́н играл музыку, — а также граммофонами, патефонами и фонографами. Были ещё музыкальные шкатулки и какие-то громоздкие машины по извлечению звука из чего угодно — из струн, деревянных и железных штуковин, с педалями и колками, войлочными молоточками и рукоятками, похожими на колодезный ворот.

— В этом помещении, — говорила не видимая за спинами Зоя Семёновна, — у нас собраны многочисленные увеселительные устройства, бывшие в ходу у жителей Ярославской губернии в конце девятнадцатого и в начале двадцатого века. В те времена, представьте себе, не было телевизоров и мобильных телефонов, и люди развлекались совершенно не так, как сейчас.

Ванечка обнял свою спутницу, они оба, как по команде, состроили одинаковые улыбки, и девушка сделала селфи на фоне механического пианино. Потом они перебежали к столу с музыкальными шкатулками и там сделали селфи тоже. Затем переместились к окну и ещё несколько раз запечатлелись.

— А где же Матвей Александрович? — вдруг спросила Зоя Семёновна совершенно другим, не экскурсионным голосом. — Потерялся?

Илья оглянулся — и вправду никакого Матвея среди собравшихся в зале не было. Странное дело. Когда же он отстал?

— Продолжайте, Зоечка Семёновна, — ласково сказал Николай Иванович. — Он, должно быть, погулять решил!.. Зато мы вот… девушку к вам доставили.

Сетевая поэтесса по имени Ангел смотрела злыми глазами. Куртку она так и не сняла.

Илья голову мог дать на отсечение, что при известии о том, что Матвей «решил погулять», Зоя Семёновна огорчилась и утратила интерес к экскурсии.

Выходит, она ради него старалась?! Или дело в чём-то другом? Может, она… следит за Матвеем? Боится упустить его из виду?

— Здесь всё можно трогать руками, — продолжала увядшая Зоя Семёновна. — И фотографировать можно…

Видимо, это было сказано специально для парочки, которая только и делала, что фотографировалась.

— Вот такой музыкальный ящик можно было увидеть в гостиной зажиточного крестьянина или средней руки купчика. А такое развлечение могли позволить себе только люди побогаче. Инструменты покупались для жён и дочек, которые целыми днями сидели дома, и единственной отрадой для них были модные музыкальные пьески и гуляние по главным улицам. Таких в Сокольничьем было три — Ярославская, Середская и Давыдковская.

Сильные пальцы впились Илье в запястье.

— Я водку пить умею, — прошипела поэтесса. — Я поперхнулась просто!

Он скосил на неё глаза. Рукав куртки задрался, обнажив нечистую, как будто смазанную синеву татуировок.

— А ты пошляк! Водочка под огурчик, музыкальные феномены! Пальцем поманил и думаешь — умнее всех, да?

Профессор Субботин аккуратно вытащил руку из поэтессиных когтей. Такой бурной реакции он не ожидал. Нужно быть внимательнее, сказал он себе. Ссориться с ними и вообще как-то выделяться не стоит. Он ничего о них не знает, — насколько проще было бы, если б директор имел привычку приезжать на работу вовремя, а не после двенадцати! Сейчас можно только наблюдать и задавать ничего не значащие вопросы.

— Вы Матвея не видели? — примирительным шепотом спросил Илья у поэтессы. — Куда он делся, непонятно.

— Никого я не видела!..

— Да, насколько по-другому люди жили, — негромко сказала рядом Катя. — А времени-то прошло всего ничего.

Она подошла к окну, приподняла занавеску и посмотрела на улицу. Зою Семёновну никто не слушал.

— Скучно жили! — издалека поддержал Катю Ванечка. — Ведь на этой музыке далеко не уедешь! И улиц всего три! Лилечка, ты бы согласилась гулять взад-вперёд по трём улицам?

— Я?! По улицам гулять?!

— А что? Купчихи же гуляли!

— Я тебе не купчиха, — обиделась девушка.

— Нет, но если бы!..

— Я бы отсюда уехала в Париж, — объявила девушка. — В Париж ведь всегда можно уехать!

— Не всегда, — почему-то ответила Зоя Семёновна. — В Париж можно уехать не всегда. — И встрепенулась. — Пройдёмте в следующий зал, там продолжение экспозиции, и мы познакомимся с некоторыми подробностями быта жителей Сокольничьего, а также с уникальной технологией выращивания и хранения наших знаменитых огурцов.

— Лилечка, ты умеешь выращивать огурцы?

— Я умею их есть! Битые огурцы, помнишь, в китайском ресторане? Я забыла, как он называется! Вкусно было.

— Слушай, давай ещё на фоне вот этой штуки щёлкнемся!.. Ты выкладываешь?

— Да выкладываю, но здесь вай-фая нет! Только мобильный Интернет, и тот еле шевелится.

Поэтесса большими шагами пошла к выходу — музыкальные феномены задрожали и забренчали ей вслед, — хлопнула дверь.

— Отряд не заметил потери бойца! — провозгласил Николай Иванович. — Екатерина, если желаете, могу вас сфотографировать. Возле окна романтично.

— Нет, спасибо, — отказалась Катя. — Пойдёмте, там Зоя Семёновна одна.

Из музея Илья выходил самым последним. Он долго рассматривал фотографии, запечатлевшие бородатых мужчин в шапках пирожком, коротких пальто и сапогах и женщин в длинных юбках и блузках с широкими рукавами. Рядом с женщинами, как правило, было несколько перепуганных детей в белых рубахах и улыбчивая такса. Дальше следовали фотографии возов, в которых лежали огурцы — холмами, а потом фотография площади, судя по колокольне, той самой, на которую выходили окна Дома творчества.

Ванечка и Лилечка давно умчались, Николай Иванович проследовал за Катей — на некотором расстоянии, но всё же не отдаляясь, а Илья продолжал рассматривать фотографии. Ноги в музейном тепле как будто размокли, и теперь в кедах хлюпало по-настоящему.

Наконец Зоя Семёновна вышла из двери с табличкой «Служебная» и стала торопливо спускаться по деревянной крашеной лестнице. Локтем она прижимала большую сумку, похожую на кошёлку, а другой рукой заправляла под капюшон волосы.

— Зоя Семённа!

— А! — Она испуганно оглянулась.

— Прошу прощения. Где здесь «Торговля Гороховых»? Мне бы обувь какую-нибудь купить.

Она посмотрела с сомнением: