— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем убили?

— Как?! — удивился Мурашов-Белкин. — Чтоб библиотеку закрыть и расформировать. В рамках оболванивания.

— Да не собирается министерство библиотеку закрывать!

— Ну, это вы так говорите!

И они посмотрели друг на друга.

…Почему писатель не верит в самое простое и правдоподобное объяснение — случайные хулиганы, случайная смерть?.. Что-то подозревает? Что именно он может подозревать?

— А я как узнала, — вступила Настенька, — так сразу помчалась билет менять. А там тариф дешёвый, и говорят, что просто так не поменяют, только с доплатой! Я вон даже Светлане Ивановне звонила, плакала.

Та покивала, подтверждая, — так и есть, и звонила, и плакала.

— Торт вкусный, — сказала Галя и вздохнула. — Такой вкусный торт! Вы на площади брали?

— Обыкновенный торт, — возразил писатель строптиво. — Вы мне всё же растолкуйте, как представитель министерства, кому наш Пётр Сергеевич так уж сильно мешал? Собрал человек вокруг библиотеки культурных людей, детишки стали сюда ходить, взрослые потянулись, и тут такое!.. Очаг просвещения сформировался, разгорелся даже, а теперь всё погибло!

— Что вы каркаете, Юрий Григорьевич?..

— Я не каркаю, а говорю, что думаю!

Хабаров подлил себе чаю. Этот — мутный, как будто со взвесью, пахнувший веником, — отличался от чая, который всегда заваривала Джахан, как украинский самогон от шотландского виски.

…Он очнулся после наркоза и сразу её увидел. Каким-то образом и в наркозе он знал, что она рядом, и знал, что увидит её, как только проснётся. Он проснулся и повернул голову.

Джахан пила чай из маленькой пиалы. «Хочешь чаю?» — спросила она и улыбнулась. Одна трубка была вставлена Хабарову в горло, другая в нос, и ещё много трубок и трубочек торчало из него, но она спросила, хочет ли он чаю!

Непостижимая женщина.

Под канцелярским столом Галина юбка то и дело задевала хабаровские колени. Что ты будешь делать!..

Алексей Ильич ещё глотнул заваренного веника и спросил, не помнит ли кто, какая погода была накануне происшествия.

— При чём тут погода? — рассердился писатель.

— Следы, — глубокомысленно изрёк Хабаров. — Если, к примеру, лило, убийца или хулиган наверняка наследил. Он же по воздуху не мог прилететь, а на дорожке, к примеру, лужи! Полиция ничего про следы не спрашивала?

Светлана Ивановна нацепила очки и посмотрела на Галю сначала через них, а потом поверх.

— Следы? — переспросила она. — Галь, они следы искали?

— Ох, не помню я, Светланочка Ивановна…

— А погода… Какая ж погода-то была?

— Я уезжала, тепло было, — сообщила Настя, — но по прогнозу похолодания ждали.

— Подожди, ты когда уезжала?

— Как раз накануне, за день. Я на работу в одном плаще пришла, первый раз после зимы надела.

— А Пётр Сергеевич на работе переобувался? Вот Светлана Ивановна, знаю, переобувается! У вас под столом туфли стоят.

— Конечно, — пробормотала библиотекарша, смутившись. — Мы тут с утра до вечера сидим, а топят хорошо, исправно. В сапожищах резиновых долго не высидишь… Все переобувались, и Петя тоже.

— То погода, то сапоги, — фыркнул писатель. — Вы мне лучше про заговор против культуры растолкуйте!

— Про заговор не осведомлён, — повторил Хабаров. — Это нечто нематериальное! А вот следы вполне могли остаться.

— Ну, это дело полиции.

— Оно конечно, — согласился Хабаров, — но ведь покамест так и не установлено, кто Петра Сергеевича… того… на тот свет отправил. Вот я и подумал про следы.

Торт «Сказка» был почти съеден, когда Алексей Ильич, повздыхав, сказал, что пора приниматься за работу. Светлана Ивановна спохватилась — второй раз сегодня приезжий утирает ей нос, и с открытым уроком, и сейчас!.. И что они сидят, в самом-то деле, как будто им заняться нечем?!

Писатель топтался, уходить ему не хотелось, а хотелось ещё поговорить, и жидкости в плоской бутылке изрядно оставалось, что они там отпили-то!.. Галя предлагала Хабарову помощь, он будет из картотеки названия читать, а она с полок доставать, так дело быстрее пойдёт, но Светлана Ивановна не разрешила.

— Ступай на рабочее место, — сказала она тихо, но твёрдо.

— Да ведь нет никого сейчас, Светланочка Ивановна!

— Алексею Ильичу вон Настя поможет. У неё в абонементе до двух точно никого не будет!..

Галя помолчала, круто повернулась и убежала в читальный зал — наверняка плакать от обиды. Хабаров вздохнул и попросил открыть кабинет директора.

— Да он всю жизнь открытый, — удивилась Светлана Ивановна. — Заходите, смотрите, чего вам там надо!

Кабинет был крохотный, окно выходило на ствол корявой яблони, заслонявшей свет. Хабаров щёлкнул выключателем и огляделся.

Письменный стол, занимавший весь проём, к нему торцом приставлен ещё один, поменьше. На стене слева и справа два портрета — Пушкина и Толстого. В шкафу одинаковые тома подряд — энциклопедия Брокгауза и Эфрона, современное издание. Допотопный сейф с исцарапанной дверцей, на сейфе растение «щучий хвост» и розовая пластмассовая леечка.

Хабаров подумал и прикрыл дверь.

…В кабинете ничего секретного быть не должно, но — кто его знает?.. Может, удастся обнаружить нечто, что наведёт на дальнейшие поиски. Эх, Пётр Сергеевич, что именно ты пропустил, где ошибся, почему не предупредил?..

За дверью на крючке висел серый плащ. Алексей Ильич обшарил карманы. В левом обнаружился столбик канцелярского клея, а больше ничего. Хабаров клей забрал.

Никаких сменных башмаков под столом не было, и в шкафу тоже. Светлана Ивановна утверждает, что они все переобуваются на работе, потому что «топят исправно», так куда же делась сменная пара?.. Это важно, учитывая, где именно Джахан нашла след от инъекции.

Хабаров уселся за стол и быстро просмотрел содержимое ящиков. Ничего особенного, всё, как положено для директора тамбовской библиотеки, — методический план на этот год, смета на ремонт отопления, доклад для библиотечной конференции в Судаке, письмо от директора школы с просьбой организовать мероприятие для младших классов. В самом низу обнаружился небольшой картотечный ящик, Хабаров вытащил его и поставил на стол.

…Странное дело. Зачем директору отдельный картотечный ящик?..

Алексей Ильич перебрал карточки. Фамилии абонентов, наименования выданных книг. Подпись Петра Сергеевича Цветаева.

Хабаров, двадцать лет прослуживший на особой службе, точно знал, что самый лучший способ получить ответ — это задать вопрос. Не догадываться, не громоздить теорий, не выдумывать, а просто спросить. И задать такой вопрос нужно вовремя и так, чтобы никто не догадался, зачем на самом деле он задан!..

Алексей Ильич ещё немного посидел, разглядывая шкафы и стены, а потом поднялся, прихватил ящик и вышел в «абонемент».

— Светлана Ивановна, — громко позвал он, — в кабинете ещё какие-то карточки, это что? Неучтёнка?..

— Господи, какая ещё неучтёнка!.. Где карточки?

— Да вот.

Он водрузил ящик на стол, за которым вчера просидел полдня. Подошла Настя, и Галя, ясное дело, возникла в дверях читального зала. Светлана Ивановна нацепила очки и сунулась в ящик.

— Да это Петрушина картотека!.. А я думаю, что за карточки!.. У него в кабинете своя была! — заговорили они разом.

— Пётр Сергеевич, — объяснила Настя, — некоторых читателей сам обслуживал. У него метода такая была!.. Он говорил — репрезентативная выборка.

— Это что значит? — не понял туповатый проверяльщик из Москвы.

— Ну, он же директор! Ему интересно было, что народ больше читает, исторические романы, классику, или, может, военные детективы! Вот он и завёл отдельную картотеку, для себя.

— Из разных, так сказать, возрастных групп, — подхватила Светлана Ивановна, — и социальных слоёв. У него тут и молодые, и пожилые, и давние читатели, и новые, кто только записался!.. Студенты, преподаватели, пенсионеры всякие.

— А-а-а, — разочарованно протянул проверяльщик. — И он сам им книжки выдавал?

— Ну, когда как! Если был на месте и не занят, то сам и выдавал, и в карточку вносил. А если не мог, я выдавала.

— Так давайте объединим всё вместе, — предложил Хабаров. — А то часть карточек в зале, часть в кабинете, непорядок это.

Светлана Ивановна вздохнула. Как это всё ужасно — чужие люди копаются в Петрушиных карточках, вопросы задают, чувствуют себя в полном праве, хозяевами чувствуют! И никогда, никогда уже не будет так славно и спокойно, как было в библиотеке имени Новикова-Прибоя ещё неделю назад. Тогда, неделю назад, Светлану Ивановну тоже тяготили всякие заботы, на что-то она сердилась, за что-то директору выговаривала — и такое было! — но ей и в голову не могло прийти, что вот-вот всё изменится непоправимо и навсегда. Останется она одна-одинёшенька со всеми заботами, нагрянет проверяльщик, от которого вон Галя совсем разум потеряла, а чего от него ждать — непонятно, вернее понятно, что хорошего ждать нечего, мало ли что он напроверяет!..

Хабаров объявил Насте, что начнут они как раз с директорского каталога, всё же он поменьше, сколько там карточек, от силы пятьдесят.

Он читал названия книг, Настя искала их на полках и показывала Хабарову. Ориентировалась она превосходно.