— Маме нужно позвонить, — сказал Ник с тоской. — Если нас в новостях показали, она там с ума сходит.

— Позвоним! Мадам, вы не знаете, в какой стороне Подколокольный переулок?

Старушка, катившая сумку на колесах, остановилась и принялась с удовольствием объяснять. Сандро слушал, кивал, Ник голову мог дать на отсечение, что он ничего не понимает и не запоминает. Он знал своего брата!

— И очки, — бормотал Ник горестно, пока старушка объясняла. — Очков тоже нет! Я же не вижу ничего! И еще эта Бразилия! Может, не лететь?..

— На кого-то ты похож, сынок, — сказала старушка и улыбнулась, взявшись за сумку. — А может, мне от старости кажется! Я когда в Москву приехала в пятидесятом по лимиту, мне все чужими казались. А теперь как будто свои!..

— Свои, свои, — уверил Сандро. — Слушай, Ник, вроде на первом перекрестке направо, потом вниз и налево. Или сначала налево, а потом направо, как-то так.

Блуждали они долго.

Липы, словно тронутые акварельной краской, стояли, не шелохнувшись, из черной земли лезла молодая трава — иглами, окна в домах были вымыты к Пасхе, и у других львов у подъезда другого дома, державших в пастях чугунные цепи, были веселые морды. Ник всегда любил весну в Москве, а сейчас особенно, когда насадили деревьев, разогнали машины, разбили клумбы и наставили каменных ваз с немудрящими цветочками.

— Я спать хочу, — ныл Сандро. — Я есть хочу!..

— Вон кафе, — отвечал Ник.

— Ты че, сдурел, бро?! Это тошниловка какая-то! И автографами зае… задерут!

Возле дома номер двенадцать в Подколокольном переулке ничего не изменилось — людей мало, машин тоже почти нет. Ник оглянулся по сторонам, не гуляет ли вредный мопс Моня с девчонкой, но их не было видно.

Сандро нажал кнопку домофона, как-то очень убедительно наврал консьержке, что он в гости в такую-то квартиру, их пропустили.

Ник никогда не умел так разговаривать с людьми.

Они поднялись на третий этаж.

— Вот тут я его встретил, — сказал Ник, и голос его гулко отразился от толстых стен. — Я позвонил, а он как раз вышел из лифта и стал открывать свою дверь.

— Как его?..

— Виктор Павлович, что ли.

Сандро решительно позвонил в квартиру номер семь. Раздались приглушенные трели. Ник быстро вздохнул.

…Меня посадят, эксперимент остановят, и я так и не узнаю, какая там проблема в Новосибирске. У них проблема, и без меня они ее не решат!..

Дверь открылась. Ник сделал шаг и стал у Сандро за плечом, словно подпирая его.

— Вы к кому? — удивилась открывшая девица.

Сандро улыбнулся — у него была дивная улыбка, и он этим всегда пользовался!.. — она сразу же улыбнулась в ответ.

— Нам нужен Виктор Павлович… — он запнулся, но вспомнил, — Селезнев! По делу. Он дома?

Девица сделала большие глаза.

— Не знаю, может, и дома, — сказала она весело, — но не у нас. У нас дома никакого Виктора Павловича Селезнева нету!

Сандро оглянулся на Ника. Тот посмотрел на девицу.

— Здесь живет Виктор Павлович Селезнев, — сказал Ник как можно более убедительно. — А в той квартире жил Милютин, так ведь?

— Правильно, — согласилась девица. — Милютин жил, но его убили. Ужасная история. В нашей квартире живем мы, а никакой не Селезнев!..

Что-то, по всей видимости, отразилось у них обоих на лицах такое, что она сказала быстро:

— Хотите, паспорт покажу?..

— Нико, ты ничего не перепутал? — спросил Сандро. — Это именно тот дом и тот подъезд?

— Можно мы зайдем на секунду? — Ник словно разом лишился сил. — Мы… не злодеи, правда.

Девица колебалась, но недолго.

— Заходите! — и она отступила в квартиру, пропуская их. — Если вы все-таки злодеи, моя преждевременная смерть будет на вашей совести. Обувь можно не снимать. Прямо и направо.

Один за другим они прошли — прямо и направо. Девица где-то задержалась, но через секунду появилась, в руках у нее был паспорт.

— Вот, пожалуйста. Прописку хотите посмотреть?

Паспорт недвусмысленно свидетельствовал, что в доме номер двенадцать по Подколокольному переулку в квартире номер семь прописана Кутайсова Авдотья Андреевна.

— Это я, — сказала Авдотья Андреевна, тыча пальцем в паспорт. — Видите морду лица? Ну, то есть фотографию?

— А… Селезнев? — спросил Ник.

— Дался вам Селезнев какой-то, — нетерпеливо проговорила девица. — Вы правда, может, домом ошиблись?..

— Меня зовут Николай, — спохватился Ник. — А это мой брат Сандро. То есть Александр. Наша фамилия Галицкие.

Он полез во внутренний карман, скривился — куртка-то не его! — и никакого паспорта там не оказалось.

— А паспорт где?..

— В Караганде, — буркнул Сандро. — Глебов увез, должно быть. Девушка, драгоценная, вы всегда здесь живете?

— В каком смысле? — удивилась Авдотья Андреевна. — С тех пор как родилась.

— И двенадцатого апреля вы здесь были? — перебил Ник. — И тринадцатого?

Девица посмотрела в лицо сначала одному, а потом другому.

— Вы какие-то странные, — сказала она задумчиво. — Хотите чаю?

— Да! — воскликнул Сандро.

— Нет, — отказался Ник.

— Прекрасно, — оценила Авдотья Андреевна, — тогда пойдемте на кухню.

В центре кухни помещался овальный стол, покрытый скатертью, братья приткнулись по разные стороны напротив друг друга и одинаково выложили на скатерть руки. Девица Авдотья Андреевна набулькала в чайник воды из канистры, нажала кнопку и уселась в торце, оказавшись таким образом между Галицкими.

— Я жду объяснений, — сказала она. — Что за Селезнев, почему он должен жить в моей квартире и что за вопросы про двенадцатое апреля?..

Ник и Сандро посмотрели друг на друга.

— У вас в подъезде есть камеры? — спросил наконец Ник.

— Можно мне бутерброд с сыром? — попросил Сандро. — А то моя преждевременная кончина от голода будет на вашей совести!..

Ух ты, оценил Ник. И никаких тебе «е» и «че», и никакого «пипца», а сплошная «преждевременная кончина»! Оксфорд, аспирантура, Шекспир, всякое такое…

— Есть бульон, — не моргнув глазом, сказала Авдотья Андреевна. — Из петуха, он гораздо вкуснее куриного. Хотите?

— Хочу! — завыл Сандро. — Вы святая и посланы нам небом!..

— Ничего себе, — удивилась девица.

— Видите ли, — начал Ник, — я встретил на вашей лестничной площадке мужчину, и он сказал, что живет в этой квартире. Такой… невысокий, в светлом плаще.

— А потом этот же человек сказал, — подхватил Сандро, — что видел меня здесь же в ночь с двенадцатого на тринадцатое апреля.

— В моей квартире?! — поразилась Авдотья Андреевна, помещая на чугунную конфорку газовой плиты медный ковшик. — Если вы здесь были хоть в какую-то ночь, я бы запомнила!..

— Кто кроме вас здесь живет?

— Никто, — сказала девица. — Вам с лапшой или так?

— А как быстрее?

Она усмехнулась, ловко опустила в кипящий бульон горсть лапши и сказала, что и так и сяк быстро.

— Мы не продвигаемся, — заметила она, нюхая пар. — Я ничего не понимаю.

— Мы сами, честно сказать, ничего не понимаем.

— Плохо, — заключила Авдотья Андреевна.

Разлила огненный бульон в две одинаковые тарелки, выложила салфетки и ложки, подумала, поставила в центр солонку и перечницу. Братья принялись синхронно хлебать.

Она уселась на свое место и честно ждала, пока они поедят. Сандро доел суп в пять минут, и она добавила ему еще.

— Понимаете, — проговорил Сандро, нагибаясь над тарелкой, — я в тюрьме сидел, проголодался сильно.

Если она и дрогнула, то виду не подала.

— В тюрьме, должно быть, рацион так себе.

Она забрала тарелки, подала чашки и невесть откуда взявшееся блюдо с сыром и виноградом — когда она успела все это соорудить, непонятно!..

— А вашего соседа Милютина? Вы знали?

Авдотья Андреевна пожала плечами.

— Его хорошо знали мои бабушка и дедушка. А я… просто соседствовала. У него собака такая была забавная, дворняга, но очень умная! С собакой мы дружили. Я иногда с ней даже гуляла, когда Александр Аггеевич просил.

— А его родственников знали?

— Не было никаких родственников, — заявила девица. — Бабушка всегда Александра Аггеевича жалела, говорила, что человек совсем один на белом свете, нехорошо это. Почему вы спрашиваете? Вы из полиции, что ли?

— Там мы тоже были, — махнул рукой Сандро. — Я прямиком из КПЗ.

— Мы не из полиции, — сказал Ник.

— Тогда что вам нужно?

Ник глотнул чаю. После всех сегодняшних переживаний и целой тарелки бульона из петуха — который гораздо вкуснее куриного! — ему захотелось спать. Вот бы лечь, накрыться чем-нибудь теплым, старым платком, например, и перестать думать.

Самое главное — перестать думать!..

— Ваш сосед, — заговорил он, — Милютин Александр Аггеевич почему-то завещал нам с братом, — и он показал, с каким именно братом, — все свое имущество. Двенадцатого апреля в ночь его убили, и следствие считает, что убили его мы. Из-за наследства!..

— А мы не убивали Милютина Александра Аггеевича, — подал голос Сандро. — Мы, видите ли, третьего дня даже не знали о его существовании! Не подозревали!

— Самым главным свидетелем оказался его сосед, Селезнев Виктор Павлович, — продолжал Ник. — Он заявил, что видел Сандро выходящим из квартиры Милютина как раз в ночь убийства.