Татьяна Вагнер

Холодные игры. Полигон

…Зима близко!

Дж. Мартин

1

Взрыва я не слышала — было слишком далеко, но видела, как две малюсенькие фигурки в цветных курточках бегут через снежное поле. Потом раздался глухой хлопок, яркая вспышка, снег под ногами вздрогнул и начал осыпаться, а сверху падали сверкающие обломки льда. Наверное, выглядит очень красиво — с увеличением да на трехмерном экране. Если только эта лавина снега и льда не сыплется прямо тебе на голову и плечи, не пытается утащить с собою вниз! Я грохнулась на колени, но все равно не удержалась — покатилась под гору, кувыркаясь вместе со снегом.

Несколько секунд безумия, и все стихло.

Защитные очки сильно залепило снегом, он набился в капюшон, налип на шерстяной шарф, намотанный до самых глаз, даже дышать стало тяжело. Кажется, теперь я вешу целую тонну, но боли нет — есть только снег и лед кругом. Если медленно повернуть голову, видно только крошечный лоскуток ярко-синего неба. Не знаю, где я — если пошевелюсь, попробую выбраться из-под сугроба, могу свалиться в расщелину, прямо на острые камни. Если останусь лежать — замерзну. Слишком холодно и слишком высоко. Не следовало забираться так высоко…

Но мне нельзя умереть раньше, чем начнется Игра!

Я уже готова была взвыть от собственной глупости и бессилия, когда небо загородила темная фигура, кто-то склонился надо мной:

— Эй?

Я пытаюсь что-то промычать и пошевелиться.

— Осторожно! — шепчет фигура, я скорее догадываюсь, чем слышу. — Не двигайся!

Медленно раскапывает снег надо мною, я пытаюсь вытянуть руку — он подхватывает меня под локоть, оттаскивает и помогает сеть, прислонившись спиной к скале. Я наконец-то протираю очки — и вскрикиваю: протоптанная в снегу тропинка, по которой я так бодро забралась наверх, теперь обрывается в ледяную бездну.

Лучше не смотреть вниз — в голове и так шумит.

Мой спаситель отряхивает с меня остатки снега и дергает за руки.

Он в желтой куртке — значит, он из команды седьмого сектора. Номера нам еще не раздали, только куртки и свитера цветов команд. Все цвета отвратительно яркие, как дешевые школьные фломастеры, зато видны издалека и выглядят на снегу очень эффектно. Ясно — он такой же любознательный тип, как и я: хотел забраться на ледник как можно выше, чтобы заранее рассмотреть Полигон.

— Руки целы… Нам здорово повезло! — Он поворачивается в сторону горизонта. — Больше, чем тем двоим…

Шевелю носками ботинок, пытаюсь согнуть колени, подняться — точно, повезло! Если в нашей ситуации вообще можно говорить о везении. Честно, не знаю, что сказать — не люблю я этого. Не люблю быть в долгу и благодарить не умею. Обойдемся без благодарностей — на Игре всем приходится соблюдать правила: правила запрещают драться и наносить увечья игрокам из других команд до старта Игры. Мы оба просто соблюдаем правила — вот так вот.

Вздыхаю и бормочу сквозь шарф:

— На что они рассчитывали?

— Надеялись убежать… — Паренек привалился к ледяной стене рядом со мной. — Мы же еще в тренировочном центре, кто мог знать, что здесь периметр заминирован.

Я пожимаю плечами под курткой, а голос сквозь шарф звучит глухо, как чужой:

— Полудурки. Куда здесь бежать? Кругом снег и холод! Подохнут, и все…

— Если забраться еще выше, видно железную дорогу. — Он неопределенно указал перчаткой в сторону, противоположную Полигону.

— Ты тоже думал сбежать?

— Нет. Я останусь, пока не пойму, что здесь происходит…

Над нами уже кружат любопытные птицы, их все больше. Щелкают острыми клювами в надежде пообедать двумя мерзлыми тушами невиданных зверей — то есть нами.

— Слушай, — говорю. Мой голос звучит глухо, как чужой. Отмахиваюсь рукой от особенно наглой летучей твари. — Надо спускаться вниз, пока мы совсем не околели! Птицы нам скоро глаза повыклюют!

— Зачем? Нас и так скоро снимут отсюда. Видишь? — Он отвернул перчатку так, что стал виден опознавательный браслет на запястье, в котором мигает малюсенькая оранжевая точка. У меня тоже такой есть — браслеты нам выдали вместе с форменной одеждой и рассказали про всякие технические штучки, которыми они набиты, в пользу от них мне верится слабо. Но паренек говорит очень уверенно: — Идет сигнал тревоги, нас уже ищут. Правила запрещают проводить больше двух замен игроков, а две замены им придется сделать…

Бедный парень! Он точно как моя мать. Мамочка до сих пор верит, что жизнь сама собой устроится, если соблюдать правила, и тайком всхлипывает из-за «хорошей школы», в которой я не сподобилась учиться. Этот наверняка учился именно в «хорошей школе» — не ругается и выговаривает все буквы, как диктор, не носит в карманах всякую ерунду; жвачку, спички или сигарету наверняка в глаза не видел. Не носится по крышам, а соблюдает комендантский час, за городское ограждение тоже ни разу не лазил и от общественных работ не уклонялся — не то что я.

Неприятности сами меня находят — везде, даже здесь, когда мне надо быть неприметной и тихой. Я поспешно хватаю парня за локоть.

— Знаешь, нам лучше молчать, что мы видели… — На шарфе от дыхания появляются кристаллики инея, уточняю: — Видели беглых ребят и как рвануло. Скажем про мины, про взрыв — только себе неприятности наживем!

Он несколько раз кивает, слов все равно не разобрать — недобрые птицы учинили жуткий гвалт. Кричат, хлопают крыльями и разлетаются, в небе появляется вертолет.

Вертолет зависает над склоном, из люка бросают трос, он распрямляется и натягивается, как струна, благодаря закрепленному грузу — тяжелому мешку. Я первой исхитряюсь до него дотянуться. Зубами стаскиваю перчатку со свободной руки — в толстой перчатке пальцы движутся медленно и неловко. Отстегиваю мешок и сама пристегиваюсь к тросу грубым ремнем, который держится на стальном карабине. Парень из «семерки» возится со вторым ремнем. Конструкция такая, что нам приходится вцепиться друг в друга — почти обняться, — взмываем вверх. Со стороны нас, наверное, можно принять за яркий мешок с новогодними подарками, жаль, что нас видят только птицы, которым подарков ждать неоткуда.

Наконец-то мы оказываемся в вертолете. Внутри сумрачно, снимаю очки и поправляю съехавшую на глаза шапку. Пилоты тоже смурные типы — наверняка им запрещено с нами разговаривать. Так и летим молча. У игроков из разных команд мало поводов для разговоров — через пару дней из «условных противников» мы можем превратиться в смертельных врагов.

Верчусь на узком сиденье, потом прилипаю к окну. Я вижу Полигон!

Точнее, догадываюсь: ледокол распарывает пронзительную снежную пустыню, и полоса воды огибает остров по краю, на белом фоне выступают серые проплешины скал. Над ними кружат тысячи птиц. У кромки воды торчат из-под снега обломки каких-то стародавних построек. Остров совсем небольшой, почти треугольный, равномерно утыкан сверкающими иголками — транслирующими антеннами. Только одна часть выдается в море, как клешня краба, — на ней видна плоская крыша современного здания. Вертолет делает вираж — удаляется от Полигона, идет на снижение. Замирает на бетонной крыше тренировочного центра, винт еще медленно вращается, но нас выталкивают наружу и подгоняют к стальным дверям:

— Бегом! Бегом! Быстрее!

Мы покорно грохочем горными башмаками по коридору: конца-края ему не видно, только огоньки подслеповато мигают вдоль стен. Поворот, лестница, еще поворот — в жизни не думала, что тренировочный центр такой громадный.

Кругом ни одного окна — мы на подземном этаже.

Идем быстро: скорость движения задают здоровые лбы в военной форме без знаков отличия. Наконец-то упираемся в бронированные двери и останавливаемся. Чего-то ждем — я оглядываюсь на паренька. Он снимает шапку, аккуратно прячет в карман — светлые пряди рассыпаются во все стороны, высокие скулы покраснели от мороза и солнца, губы решительно поджаты, рассматривает кодовый замок на двери.

Ну и ладно — я все равно ужасно выгляжу в идиотской шапке и безразмерной куртке. Высокие двери распахиваются, военные пропускают нас внутрь — мы оказываемся в большой комнате, где полно народа, проводов, прожекторов и прочей техники. Над всей этой суетой царит громадный черный экран. Сейчас он обесточен, но уже готов показать всему миру ИГРУ. Тетенька-ассистент в синем пиджаке велит идти за нею.

Здесь, в студии, очень душно, хочется выпрыгнуть из одежды, но уже слишком поздно. Мы стоим перед самым главным здесь человеком — сердце мое колотится вдвое быстрее положенного. Любой из нас тысячу раз видел Господина Ведущего на огромном городском экране, и каждый задерживал дыхание, когда его глубокий, убедительный голос сообщал результат жеребьевки или имена победителей Игры. Седого и мудрого Господина Ведущего часто показывают крупным планом — он возносится над толпой, как Бог, заглядывает каждому прямо в душу и видит все наши глупые секреты.

Смогу ли я обыграть самого главного прямо сейчас?

Не решаюсь поднять лицо и взглянуть на Него.

— Подойди поближе, парень…

Ассистент пихает меня в спину сперва слегка, потом со всей силы.

— Я?

— Ты, ты! — шипит женщина.

— Я не парень… — Не сказать, что быть девушкой большая радость, просто факт.

Стаскиваю шапку и смотрю на Магистра снизу вверх. Даже здесь он стоит на возвышении, рядом с прозрачным столом для жеребьевки. Строгий костюм, темная рубашка, белоснежные седые волосы — такой безупречный, как будто прибыл из другого мира. В уголках глаз разбегается сеточка морщин, он гораздо старше, чем выглядит на экране. Наши глаза встречаются — на долю секунды, но меня пронимает холодом до самых костей от его властного свинцового взгляда.

Он чуть заметно прищуривается, оценивая меня:

— Значит, это ты забралась выше всех на тренировке? Хочешь победить?

— Хочу…

Наверное, я сморозила глупость, но я правда думала, что на Игре все игроки должны мечтать о победе. Или у меня просто голос звонкий, но в студии стало тихо-тихо, только слышно, как генераторы гудят. Народ таращится на меня, щеки полыхают от жары, я скороговоркой добавляю:

— Господин Ведущий, наверное, все хотят выиграть…

— Все не могут выиграть. Побеждает только один.

Открываю рот и закрываю, как рыба. Если победитель один, зачем четыре человека в каждой команде? Я такая бестолковая! Господин Ведущий наверняка говорил не об Игре, а о чем-то более значительном, недоступном моему пониманию.

Ассистент наконец-то нашла мой номер в списке и прочитала:

— Анна, сектор десять, цвет — оранжевый. Игровой номер восемнадцать.

Магистр величавым жестом подозвал кого-то из своей телевизионной свиты:

— Она милая. Сделай так, чтобы она выглядела как девушка даже на дальнем плане.

Юркий типчик сразу же вцепился мне в локоть и повел к боковой двери. Едва плетусь, надеюсь услышать, о чем будут расспрашивать моего спутника.

— Анна! — внезапно окликает Магистр.

Это меня. Ненавижу чужое имя и никогда к нему не привыкну. Но сразу оглядываюсь.

— Да, Господин Ведущий?

— Ты испугалась?

— Чего, Господин Ведущий?

— Что лавина убьет тебя.

— Нет. Не успела, наверное.

— Правильно. Кто хочет выжить — не победит. Иди.

Его звали Никита — вот и все, что я успела услышать, прежде чем гример обрушил на меня свое мастерство. Долго ругался на волосы, которые короче мизинца, вертел за подбородок так и эдак и промучил меня, считай, до вечера.

Вместо обеда я получила только тепленький кофеек и печенье. Пока всех остальных игроков загнали с ледника в зал, тренироваться на искусственном скалодроме, мне выбирали другую одежду. В итоге пришлось надеть свитер на два размера меньше, чем был, и куцые штаны в обтяжку.

Счастье, что мама не видит этого кошмара!

Моя новая голова — адский ад. Вроде мне подушку к ней прилепили — нарастили светленькие локоны вперемешку с массой тонких цветных косичек. Ресницы и брови подкрасили стойкой черной краской. Теперь никто из знакомых меня точно не узнает.

За такую прическу в Столице я бы отдала жетонов на четыре галлона условного топлива, никак не меньше, — убеждал меня гример, — а в нашем убогом секторе вообще никто не сможет соорудить такую.

Это точно. Девчонки будут визжать и топать ногами от зависти, когда мою роскошную голову покажут на весь экран — с пулей или топором во лбу. Не надо много умения, чтобы попасть в такую яркую и крупную мишень.

Игра для меня закончится быстро — я даже замерзнуть не успею.

2

Когда я дошла до столовой, команды уже расселись, ребята в синих свитерах из первого сектора схватились за руки. Они все время так делают — перед едой берутся за руки и орут: «Мы команда! Мы сила! Мы победим!» — Вкуснее так, что ли? Не знаю.

Но все остальные — ни разу не команды, мы впервые увидали друг друга в тренировочном центре. Попасть сюда считается большой честью. Каждый год перед ежегодной лотереей учителя собирают нас у школьных экранов и втолковывают, что Игра придумана для всеобщего блага.

Господа из ВЭС — Всемирного энергетического совета — решили, что такие Игры развивают у молодежи ответственность, поддерживают дух здоровой конкуренции, побуждают вести здоровый образ жизни, избегать лишнего веса, и все такое — еще минут на сорок лекции. Можно вздремнуть и прочесть потом в пестренькой книжечке, которую школьникам ежегодно выдают перед лотереей, а можно не читать — все равно ничего не изменится: если лотерея выберет тебя, ты отправишься на Полигон.

Игра

Когда случился очередной энергетический кризис, ВЭС стал самым главным центром экономики и принял решение централизованно распределять топливо между уцелевшими населенными территориями. Территории поделили на сектора, а сектора обозначили номерами.

Населению объявили, что причин для новых войн не осталось, но ресурсов становится все меньше, скоро всем придется выживать в суровых условиях — чтобы подготовиться к ним, придумали Игру. Соревнование, в котором участвуют школьники от 14 до 18 лет, команды по четыре человека от каждого сектора — два юноши, две девушки.

Находят особое место, выжить в котором не так просто — или солнце нещадно палит, или горы кругом, или болото какое-нибудь. Его превращают в Полигон — место, с которого Игру начнут передавать на экраны по всем населенным территориям, и все желающие могут следить, как команды пытаются выжить любыми средствами. Кто продержится на Полигоне дольше других, тот и победитель! Победителей ждет завидное будущее в Столице, хотя не это главное.

Если команда выигрывает, весь сектор получит награду: ВЭС понизит для него годовой тариф на топливо, придется меньше жетонов платить за горючее для генераторов, чаще можно будет включать обогреватель или кипятить воду. Но топливо становится дешевле для каждого жителя сектора пропорционально доходам, так ВЭС поощряет «деловую инициативу» населения.

Проще говоря, если ты игрок, которому повезло родиться в столичных сегментах — первом или втором, где люди и без того состоятельные, после победы твоя семья, семейки твоих приятелей и соседей получат по двадцать, а то и пятьдесят баррелей [Нефтяной баррель (американский) — основная единица измерения объема нефти на мировом нефтяном рынке, составляет 42 галлона, или 158,988 литра.] условного топлива задаром. Молодых людей там записывают в команды чуть не с рождения и тренируют по 10 часов в сутки — попасть на Игру для них мечта всей жизни. Победители превращаются в настоящих героев!

Но в таких депрессивных сегментах, как наша «десятка», даже если команда победит, дополнительных жетонов у сограждан едва-едва наскребается на литр условного топлива, так что желающих участвовать в Играх еще меньше, чем гнуть спину на общественных работах. Когда организаторы Игры не смогли набрать достаточно добровольцев, ВЭС внес изменение в правила — «обеспечить всеобщий равный доступ к участию в Игре» при помощи лотереи. Компьютерная программа делает выбор из списка имен юношей и девушек подходящего возраста. Один человек в каждой команде по-прежнему может быть волонтером, потому что политика ВЭС — поощрять волевых и амбициозных, позволив им попасть на Игру. Если находится волонтер — лотерея выбирает оставшихся троих. Вот так вот.

Для зрителей Игра начинается с привычной заставки на экране, удара гонга, голоса Господина Ведущего. Зрелище бывает очень впечатляющим, народ часами толпится на площадях, задрав головы к городским экранам. Забывает обо всех делах и печалях, день за днем глазеет, как льется чужая кровь. Домашние экраны — дорогое удовольствие, зато их счастливые обладатели не жалеют жетонов, чтобы лишний раз заправить генератор и увидать все от начала и до конца.

Вот и все, что знают об Игре те, кто никогда не был ее участником.

Игрокам приходится узнать гораздо больше.

Их привозят в тренировочный центр, отбирают личные вещи и зачитывают правила. Бесконечный список запретов — не меняться номерами, не разговаривать, не покидать комнат самовольно, не входить в студию, не… не… не…

Иду по столовке медленно и пытаюсь уяснить, из каких команд были беглецы.

Когда нас сюда привезли, многие улыбались, а сейчас у половины горемычных ладони замотаны бинтами — либо пальцы обморожены, либо кожа содрана до крови о страховочные тросы, а лица обгорели на солнце — в этом году Полигон устроили на самом краю полярного круга. Здесь главными врагами игроков будут холод, ветер, обледеневшие скалы, белый слепящий снег до самого горизонта и солнце, зависшее в небе почти на круглые сутки. С каждой новой тренировкой надежда тает, как льдинка на горячей ладони: горные ботинки мешают бегать, пальцы в перчатках не слушаются, ледорубы и веревки выскальзывают и проваливаются в ледяные щели, тяжелые рюкзаки тянут вниз по склону, холод пробирается даже под пять слоев одежды, а нервы натягиваются, дрожат и рвутся. Значит, двое уже не выдержали и пытались сбежать.

Их Игра закончилась, а моя только начинается.

Пока иду, все оглядываются на меня.

Злит страшно — мой кулак непроизвольно сжимается как раз у стола первого сектора. Если сейчас заорут про «команду», точно врежу ближайшему по носу, потом добавлю коленом в дыхалку — гарантирую, охрана прибежит разнимать нас раньше, чем «дружная команда» сообразит, что случилось, и придет ему на выручку.

Но ударить так и не успеваю — черный экран на стене столовой оживает.

Господин Ведущий обводит нас проницательным взглядом и сообщает о двух «технических заменах». Затем спешит обрадовать игроков — на тренировках мы все добились хороших результатов. Нас отправят на Полигон через сутки. Завтра будет проводиться розыгрыш оружия. Все. Экран померк.

У кого-то вилка вывалилась из руки и со звоном упала на пол, кто-то всхлипнул — трудно поверить, что это правда и происходит не с кем-то другим, а с нами!

Но мне все равно, я наблюдаю за военными — они пропускают в столовую новичков. Первым идет мускулистый парень с обритой до глянцевого блеска головой. Его усаживают за стол к «желтым» из шестого сектора. Он оглядывается на своих сопровождающих и ухмыляется — зубы белые и крепкие, как у дикого зверя, — и выглядит он старше любого из ребят, выше Никиты на полголовы. Остальные трое встревоженно переглядываются. Наверняка знали, что паренек из их команды собирается сбежать…