Я устало кивнул, запоздало осознавая, что моя вспышка негодования могла мне дорого обойтись. Все-таки не стоило злить человека, от которого напрямую зависело мое благополучие.

— Пожалуй, давайте запишем мои слова на камеру, — я немного сник, снова отстраняясь от происходящего. Задумавшись, я не заметил, как ко мне тихо подошел один из конвоиров и утешительно произнес:

— Ничего он с твоей книгой не сделает, можешь не переживать. Здесь повсюду камеры. За такой проступок Валерий только недели две будет писать объяснительные. Бумажная волокита — его страшный сон наяву, вот такие они, эти выпускники с инженерного. Ты даже не представляешь, как нас достала эта глупая фразочка про переплет, так что спасибо. Думаю, больше мы ее не услышим.

Никогда бы не подумал, что бюрократия однажды спасет мне жизнь, но теперь к оформлению отчетов о проделанной работе и объяснительным я решил относиться с большим уважением и теплом. Мне не хотелось терзать родителей и друзей длинными прощаниями, и обвинять мир в несправедливости у меня тоже не было желания, так что я ограничился небольшим сообщением:

— Вы меня хорошо знаете и понимаете, что я невиновен. Просто оказался, как бы это банально ни звучало, не в то время и не в том месте. Следовало бы настороженнее отнестись к новой работе, ну не знаю… Не откликайтесь на вакансии через интернет-приложение «Трудоголик», потому что я не хочу встретить вас, разгребающих конюшни на страницах русской классики. Такой удар ни один школьник не переживет. Берегите себя и помните, что ученикам и без вас хватает страданий из-за постоянного додумывания на тему: «Что же хотел сказать автор о характере героини, когда изображал невозделанное русское поле». Я вами очень дорожу. Люблю вас, папа и мама. Ник, Ленька, как говорится, не дождетесь. Вот вернусь и опробую все Ленькины советы по знакомству с барышнями.

— Вообще-то, — голосом школьницы-отличницы заметил технический специалист, — после попадания в книгу человека меняется только тот том, в котором оказался заключенный. Остальной тираж остается неизменным.

— Валерий у нас обделен юмором, — печально пояснил конвоир и покачал головой. — Он бедный во всех смыслах.

Техник что-то зашипел в ответ, как растворяющаяся витаминка в стакане, но я уже не услышал перебранку. Глаза защипало, и я отвернулся. Сотрудник выключил камеру и подсоединил к ней шнур для перекидывания видео. Сопровождающие стояли чуть поодаль, внимательно за мной следя. Валентин открыл небольшой ящичек у «граммофона» и положил внутрь книгу, предварительно вчитавшись в надпись на ее форзаце и бегло пролистав страницы. Знакомая с детства яркая обложка с золотистым драконом и воином-всадником в китайских доспехах легко узнавалась. Я внимательно проследил за тем, как мужчина в последний раз сверился с выставленными на телепортаторе настройками.

Интересно, догадались ли продавать переписанные книги на аукционах? Это была бы золотая жила: одному Богу и распорядителю аукциона известно, какие бешеные суммы согласны выложить фанаты любимых произведений за новую версию романа. Валентин направил на меня огромный ретранслятор «граммофона», похожий на распускающийся бутон цветка. Конвоиры синхронно попятились, словно участвовали в танцевальном флешмобе, и мне на секунду показалось, что я просто оказался героем реалити-шоу о розыгрышах. Однако моя фамилия была не Труман, и кошмар не прекратился. Трансформатор заискрил. Из ретранслятора вырвались прозрачные волны, по краям которых переливались радужные разводы — совсем как у мыльных пузырей. Волны настигли меня, и я почувствовал, что они похожи на прикосновение брызг моря и дуновение соленого морского бриза. Почти сразу излучение стало каким-то тягучим, словно патока, и я начал увязать в нем. Лаборатория, равно как и ее сотрудники, медленно выключилась точно так же, как гасли когда-то старые ламповые телевизоры, о которых я смотрел научно-популярную программу на «Дискавери». Перед глазами выросли плоские белые бумажные города за крепостной стеной, на которых были вытатуированы черные буквы. Между городами образовались леса и поля, потекли реки из шрифта. От китайских пагод с загнутыми вверх крышами потянулись тени, добавляющие архитектуре объем. Поля превратились в холмы, приобретая трехмерность, а у рек появились берега. Мир вокруг меня вращался, точно карусель в парке аттракционов; на черно-белой реальности стали распускаться робкие акварельные бутоны цвета. Прежде чем передо мной явился мир «Ветров Востока», я увидел вспышки выдыхаемого огня, бой-танец монахов, одетых в лазурные одежды, горные пики, занесенные снегом, вдоль которых кто-то оставил одинокую цепочку следов. Передо мной засияла огромная желтая луна, бросающая тени на серебристую реку, в которой тонули звезды. Мираж исчез, когда я случайно моргнул.

Трансформатор выбросил меня посреди распаханной чайной плантации, прямо в колючий зеленый куст, да еще и вверх ногами. Словно колобок, я выкатился на протоптанную дорожку и перевел дыхание. Лицо, наверно, покрылось мелкими ссадинами, поскольку жутко чесалось; тюремная мягкая рубашка слегка задралась, и я поспешил ее поправить. Я не ожидал, что после перемещения в роман окажусь одетым по местной моде, но все равно занервничал. Книга Джерри С. С. Мортира была довольно жестока даже к тем, кто родился, вырос и прошел успешную социализацию в местном обществе. Что же можно было сказать о чужаке, разряженном под огородное пугало? У меня почему-то не оставалось сомнений: если я в таком виде покажусь перед местными жителями, меня быстренько без всякого суда предадут казни как шпиона из соседнего государства. И неважно при этом, похож ли мой наряд на тот, что носят чужаки, или нет. Я огляделся. Зеленые кусты чая перемежались с фиолетовыми, ярко цветущими кустами лотоса вайолет и исчезали за горизонтом, спускаясь витиеватыми полосами с холма в долину. Лотос, выдуманный автором, был создан скорее для описательной красоты, нежели для выполнения какой-либо функции, однако обладал легким успокаивающим эффектом. Вместе с расползающимся солнечным светом по земле заскользили завихрения тумана. Я вспомнил первые строки «Ветров Востока»: «Это было необычайно хрустальное утро, окутанное еще не проснувшимся волшебством. Белая пугливая дымка стелились по зелено-фиолетовым полям».

Я хмыкнул. Тишина, как и приказано фантазией Джерри С. С. Мортира, зазвенела еле слышными колокольчиками и затихла в молчаливом предвкушении. У меня вырвались следующие строчки книги: «Этот мир ждал». Тьфу ты! Нашел время цитировать любимое произведение! Какой у меня вообще план? Прятаться от всех мест, помеченных цивилизацией? Следить из-за кустов за развитием сюжета, боясь, что меня обнаружат? А еду как добывать? И как не замерзнуть зимой? Я не выживу, прячась по лесам и полям, ночуя без палатки, спальника, нормальной пищи. Даже если в местных лесах достаточно съедобной, немагической дичи, то где мне раздобыть лук и стрелы? Осознание пришло быстро, как будто давно было готово всплыть и открыть мне правду: мне нужно стать главным героем. Отнять у простодушного, наивного юнца его единственный шанс выбиться в люди и стать воином-волшебником. Забрать, присвоить себе чужую судьбу, варварски вырвать из рук простого крестьянина надежду и безжалостно растоптать ее. Мне никогда не хотелось быть кем-то; в то время как мои одноклассники мечтали стать Джоном Ленноном или Вином Дизелем, я всегда хотел был просто собой. А сейчас именно мне придется притвориться другим человеком, чтобы выжить. Чтобы вернуться домой хоть и постаревшим, помятым, но все-таки живым. Теплым, дышащим. Эту книгу придумали не под меня, поэтому нужно сильно постараться, чтобы вписаться. Вспоминая, что произойдет дальше, я помчался вниз, вдоль педантично высаженного ряда кустов чая и лотоса. Впереди показалась река, лениво ворочающая свои воды по камням. Я понял, что повествование книги отнюдь не собирается меня ждать, когда наконец догнал крестьянина, снимающего с плеч плетенную из бамбука корзинку. Как и положено порядочному главному герою, юноша по имени Минж отвлекся от своего тяжелого труда, и, увлеченный созерцанием восходящего солнца, стал зачитывать вслух только что сочиненные строки:

Дух ветра и потока шепчет на ухо,
О, расскажи всем обо мне.
Тогда я на рассвете увижу
Гнездо феникса,
И всполохи на небе будут алы.

Если переводить весь этот текст с языка метафор, то Минж заявлял, что окрылен творческим вдохновением и хочет принести своей стране процветание. Протагонист, вопреки моим ожиданиям, оказался совсем уж невысоким парнем, едва достающим мне до плеча, а еще он слишком простодушно расплывался в прямо-таки умственно отсталой улыбке. Такой умиротворенный, настроенный на нежное единение с природой, Минж вдруг словно взбесился, стоило мне обогнать его и оставить позади. Я услышал боевой клич за своей спиной и поднажал. Позади раздались почти нечеловеческие завывания. И вот это уже было не по сценарию. В этом месте «Ветров Востока» простой сборщик чая должен был почувствовать зов непреодолимой силы и спуститься к реке, не забывая восхищаться бабочками и птичками, как последняя Белоснежка.