…и король Мунстера послал за Мог Руитхом, друидом. И когда тот пришел, король пожаловал ему два надела в Феара Муйге, названные землей Ройстиг и землей Кордунайг. После этого Мог Руитх снял заклятье, наложенное на воду, чтобы удерживать ее, и взметнул ввысь свое колдовское копье, и в том месте, куда оно упало, из земли забил родник, и та вода спасла людей Мунстера от великой жажды. [Лики Ирландии. Книга сказаний.]

— Ты ждал меня? — Щурясь, точно от яркого света, Константин старался выдержать его взгляд. — Зачем?

— Кажется, ты хочешь мне что-то сказать. Разве нет?

Неторопливо выговаривая слова, Дэймон смотрел ему в лицо и улыбался, легонько терзая зубами незажженную сигарету.

— Да. Спасибо, что развлекаешь мою подругу, она немного скучает. Но знаешь что, — Константин сделал вескую паузу, — постарайся не заходить слишком далеко.

— Не заходить слишком далеко. — Тот понимающе кивнул. — Так это называется. Хм… забавно. Значит, теперь я должен дать тебе слово… как это называется… слово чести, что в один прекрасный день, завалившись к своей подруге без предупреждения, ты не обнаружишь меня в ее постели. Так, что ли? — Вздохнув, он скорбно покачал головой. — Мне очень жаль, старина, но этого я тебе обещать не могу. Не потому, что твоя подруга так необыкновенно хороша (хотя, на мой взгляд, она хороша), что я ни в силах устоять перед соблазном. Я могу устоять перед любым соблазном. — Еще один вздох. — Если в этом есть какой-то смысл… А потому, что само это требование абсурдно и непристойно. Никто не вправе требовать любви. Никто не вправе требовать верности. На это можно надеяться, но требовать этого просто смешно.

— Сильно сказано, — заметил Константин, по-прежнему не сдаваясь, по-прежнему отвечая взглядом на взгляд. — Значит ли это, что в один прекрасный день я все же обнаружу тебя в ее постели?

— Разумеется. Стоит ей только захотеть.

Таков был ответ, однако оскорбленным Константин себя не чувствовал. Скорее, завороженным. Внешность стоящего перед ним человека заворожила его, как завораживает порой мелодия или картина. Изящные скулы, придающие лицу нечто азиатское, упавшая на лоб прядь темных волос. Один глаз нормальный, подвижный. Другой вроде бы такой же, без видимых повреждений, но пустой как замерзший колодец. Безжизненный, бесполезный… Рот практически безупречен. Ноздри и переносица точно изваяны тонким резцом.

Он заставил себя опомниться.

— Дэймон, да? Слушай, Дэймон, а ты умеешь разозлить человека.

— Я много чего умею, Константин.

— Правда?

Художник, мать твою. Его порочная красота пробуждала в душе самые дикие, самые нецивилизованные, самые немыслимые желания. Швырнуть его на асфальт и топтать ногами. Связать по рукам и ногам и… И что?

Константин щелкнул зажигалкой. Ладонью прикрывая огонек от ветра, поднес к сигарете Дэймона. Тот подался вперед. Пальцы его сомкнулись на запястье Константина. Глаза сощурились от дыма, когда табак встретился с пламенем.

— Послушай, а может начать все сначала?

— Что ты имеешь в виду?

— Хороший вопрос. Так ведут себя женщины. Когда они в принципе знают, о чем речь, но стараются выиграть время.

— И все же.

Дэймон изобразил улыбку. Он закурил, но продолжал удерживать руку Константина. Крепкая хватка. Даже очень крепкая.

— Ты можешь вернуться в гостиную, обойти вокруг стола, снова выйти на террасу и попробовать завязать со мной разговор. О чем? О международном положении, о скачках, о видах на урожай… словом, о чем угодно, только не о том, с чего ты начал в первый раз.

— Да? — усмехнулся Константин. — И что изменится?

Зажигалку он давно уронил на каменный пол и теперь просто стоял без движения, глядя в опасно поблескивающие глаза Дэймона и стараясь не морщиться от боли.

— Что? Мы станем друзьями.

— Тогда как сейчас…

— Тогда как сейчас мы рискуем стать больше… больше, чем друзьями.

Константин молчал. Ему было ясно, что Дэймон провоцирует его, но не ясно, с какой целью. В любом случае гадать он не собирался, поэтому сделал то, чего хотелось ему самому, а именно: свободной рукой перехватил запястье подлеца и сжал с ответной жестокостью. Стиснул до хруста кости.

— Great [Отлично, классно (англ.).], — прошептал Дэймон, даже не пытаясь оказать сопротивление.

— Думаю, ты этого хотел. Вернемся к нашему разговору.

— Чтобы ты снова начал упрекать меня в безнравственности? Ни за что!

Позабыв о своих первоначальных намерениях, Константин уже наслаждался этим фарсом.

— А ты ею гордишься? Своей безнравственностью.

— Right on! [Восклицание, означающее полное подтверждение сказанного собеседником, типа «Еще бы!», «Ясный перец!» (англо-амер. слэнг)] Спекулировать личной добродетелью никогда не приходило мне в голову. Что если врата познания захлопнутся навсегда, чуть только я задумаюсь о своей нравственности или, того не легче, о спасении своей души!..

— Ницше, — удовлетворенно отметил Константин.

— Да, — скромно подтвердил Дэймон. — Я грешу любовью к немецким философам.

Переговариваясь, они мало-помалу отступали вглубь террасы, пока не оказались рядом с кирпичной оштукатуренной стеной здания, так что за ними было уже невозможно наблюдать из гостиной. Там, приложив Дэймона спиной к стене и торжествуя от сознания собственной превосходящей силы, Константин так вывернул ему кисть руки, что сам испугался. Его запястье в обхвате было шире запястья американца как минимум раза в полтора.

Дэймон резко выдохнул сквозь зубы. Рассмеялся, запрокинув голову.

— Вот так, да? Что ж, я не против. Только учти, приятель, это затягивает.

На этот раз Константин понял, что он имеет в виду. Ему стало жарко. Даже веки загорелись, как бывает от подступивших слез. Даже рот пересох. Сердце зачастило от прилива адреналина. Догадливый, подлец. С таким-то лицом еще бы не быть догадливым. Зайти на сайт, если только у него есть собственный сайт, и посмотреть, что он из себя представляет. Анна говорила, его имя упоминается в ряде периодических изданий типа «Modern art». Надо же, не поленилась выяснить, посвятила этому вопросу уйму времени. И вот он — этот одноглазый гений, чье скромное жилище по ночам посещают языческие боги, а смертные женщины, случайные возлюбленные, с визгом разбегаются в разные стороны — вот, стоит тут собственной персоной и смотрит так, как будто видит насквозь. Что у него на уме?

Резким движением Константин отбросил его руку и сделал шаг назад.

— Ладно. Что дальше?

Затаив дыхание, они смотрели друг на друга, точно два боксера перед началом второго раунда. Что продолжение неизбежно, это понимали оба. И оба получали от этого одинаковое удовольствие.

— Дальше? — переспросил Дэймон. — Дальше, наверно, вы с Анной займетесь своими делами, я займусь своими, а вечером, часиков в семь, мы встретимся в пабе «Красный Лис» напротив автобусной остановки, знаешь? Посидим, попьем пивка, поговорим о том о сем.

С бьющимся сердцем Анна следила за тем, как они подходят. Вместе, шаг в шаг, рука об руку — как ходят вместе день и ночь, лицо и изнанка, светлый бог и темный бог, Аполлон и Дионис.

Дэймон кивает ей с мимолетной улыбкой. Здоровается с миссис Флетчер, не забывая справиться о ее здоровье, а заодно о том, не тревожил ли ее кто минувшей ночью. Затем учтиво приветствует супружескую пару из Голландии, с которой имеет обыкновение сыграть под вечер партию-другую в бридж.

— Дэй! — кричит с большого плюшевого дивана молоденькая англичанка Мэг Форрест, о которой известно только то, что она — фотомодель. Фотомодель занята разгадыванием кроссворда. — Греческое божество, ритуалы которого сопровождались выпиванием жертвенной крови.

— Дионис, — отвечает вместо Дэймона Константин.

И решительно направляется к выходу, увлекая за собой растерянную Анну.

* * *

Жарко, шумно и накурено — таково было ее первое впечатление. Но осмотревшись по сторонам и прислушавшись к извергающейся из динамиков музыке, Анна расслабилась. Это же паб, в конце концов. Пивнушка, а не музейный зал.

— Здесь неплохо, — замечает Константин, обращаясь не к ней, а к Дэймону.

— Да, — соглашается тот. — Но это не самый лучший паб в Ирландии.

В клубах табачного дыма они сидят втроем за массивным дубовым столом, болтают, пьют пиво, а за окном опять поливает дождь.

— А какой самый лучший?

— Ну, к примеру, «Меч и Арфа» в деревне Бунратти. Может, не самый лучший, но уж точно самый старый. Он существует с 1620 года.

— Ого!

— Там можно услышать живую музыку, причем не обязательно в исполнении профессиональных музыкантов. Спеть и сыграть может хозяин, сосед хозяина, сын или дочь соседа хозяина.

Потягивая «смитекс» — довольно крепкое, но не такое горькое пиво, как «гиннес», красноватого оттенка — Анна разглядывает прибитые над стойкой бесчисленные шевроны полиции и пожарной охраны, преимущественно из США, и наклеенные на большой фанерный щит денежные купюры всех стран мира.

— Удивлена? — спрашивает Дэймон, проследив за ее взглядом. — Ты же смотришь телевизор, поэтому должна знать, что в «большой Ирландии за океаном» ирландцы чаще всего выбирают профессии полицейских и пожарных. Вспомни «Собственность дьявола» или «Обратную тягу».

Разговор, довольно бессмысленный, продолжается целую вечность. Анна не понимает, что они делают здесь все вместе. Она не прочь побыть наедине либо с Дэймоном, либо с Константином, но поскольку это не представляется возможным, принимает решение оставить наедине этих двоих. Кроме того, у нее есть одно важное дело.