— Куда вас подбросить? — спрашивает Дэймон, аккуратно вписываясь в поворот.

Левостороннее движение для человека в автомобиле с левым рулем само по себе является испытанием, а тут еще глаз…

Так, чувствительная моя, если ты сейчас же не расслабишься и не перестанешь думать про этот его распроклятый глаз, остаток пути тебе придется пройти пешком, другого выхода нет. А нечего было прыгать в машину к первому попавшемуся пижону только из-за того, что он играет в те же игрушки, что и ты.

— К Дублинскому университету.

— Ого! А что вы собираетесь там делать?

— Немного поработаю в библиотеке. Потом схожу в музей.

— Отличная программа, — кивает одобрительно Дэймон. Ощупью отыскивает в кармане пачку сигарет и протягивает ей. — Угощайтесь. — Сигареты у него дорогие, с пониженным содержанием никотина. — И для меня прикурите, пожалуйста.

Ну, вот. Вот вам и пример того, как потихонечку, шаг за шагом, некоторые умеют сокращать дистанцию между собой и предметом своих вожделений. Игриво, ненавязчиво. Прикурить сигарету — подумаешь, важность!

Она прикуривает, разумеется. Прикуривает для себя и для него. Протягивает ему сигарету со следами губной помады. Он принимает ее с благодарной улыбкой, за которой, однако, проглядывает скрытое лукавство. С наслаждением затягивается, а потом делает едва заметное движение губами, как будто пробует что-то на вкус. Он пробует женщину, сидящую на пассажирском сиденье.

Совершенно неожиданно дождь прекращается. Серые клочья облаков уносит ветер, и вот уже солнце заливает ярким светом зеленые луга, простирающиеся по обе стороны дороги. Как на открытке. Не хватает только овечек и пастуха с дудочкой.

Не может быть. Овцы. В состоянии, близком к панике, Анна крутится на сидении, высматривая необходимого для полного совершенства пастуха, и облегченно вздыхает, убедившись, что его таки нет.

— Это у вас пройдет, — посмеиваясь, говорит Дэймон. — Ирландия прекрасная страна, но в ее красоте нет ничего, вызывающего умиление. Это страна, где по ночам кричат бан-ши [Буквально «женщина из сидов». В ирландской мифологии сверхъестественное существо в облике прекрасной женщины, чье появление предвещает смерть.], где жители деревень подвешивают над дверным проемом ветви бузины и рябины, а в колыбель с новорожденным непременно кладут предметы, сделанные из железа.

Декорировать ветвями рябины окна и двери «Сокровенной Розы» хозяева, по-видимому, сочли неразумным (престиж и все такое), зато рябина в достаточном количестве произрастает в парке и вокруг дома. Теперь понятно, почему. Пусть на дворе двадцать первый век, но вы же в Ирландии, друзья мои. Чтобы понять ирландца, нужно родиться ирландцем. Страна, где по ночам кричат бан-ши…

— А вы их встречали? — спросила Анна, чувствуя, как забилось сердце.

Дэймон глянул на нее краем глаза.

— Кого?

— Сидов. Детей богини Дану [Богиня, давшая имя целой группе богов и названная их матерью, подобно египетской Нут или семитской Иштар. Возможно, она родственна богине Ану, которую Кормак описывает как mater deorum hibernensium (буквально «вскормившая богов»).].

Он вел машину, не отвечая на вопрос.

— Неужели нет? Ни разу и ни одного?

— Это слишком дорого обходится, — пробормотал он, крепко сжимая руль.

— Но вы верите в их существование? — не отставала Анна.

Охватившее его волнение слишком очевидно. И должно иметь причину.

— А вы верите в Иисуса Христа? — спросил он с неожиданной резкостью.

— Да, верю.

— Но вы же его не видели, правда?

— Правда.

— Так что же заставляет вас верить?

Хрестоматийный вопрос, на который, несомненно, существует такой же хрестоматийный ответ. Только это глупо — говорить на языке Закона Божьего с человеком неизвестного тебе вероисповедания, с которым знакома всего лишь несколько часов. Что ж, придется довольствоваться тем, что имеешь.

А что ты имеешь, безответственная женщина? Стремительно назревающий роман с каким-то местным сумасшедшим — роман, совершенно не нужный ни тебе, ни ему. Ночные крики сбежавшей любовницы. Туманные намеки горничной и хозяйки отеля. Догадки, предположения… Фантазии, будоражащие твой праздный ум.

Глава 2

Стоя перед зеркалом, Анна вдевает в уши золотые серьги, подаренные Константином, и вспоминает вчерашний ужин с Дэймоном. Его негромкий смех, быстрые внимательные взгляды исподлобья, интимное «slainte!» [Будем здоровы! (ирл.)], как будто «люблю!»… Что за чушь лезет в голову. Только вчера уехала Шэннон, а до нее наверняка были еще десятки других. Если не сотни. Парень с такими внешними данными и таким банковским счетом (простая наблюдательность — его же собственное выражение) может позволить себе менять подружек так же часто, как женщина меняет колготки.

В то время, как ты, дорогуша… Анна окидывает себя придирчивым взглядом и украдкой вздыхает. Ты не красавица и никогда ею не была. Обыкновенные русые волосы до плеч, обыкновенные карие глаза. Зубки могли бы быть и поровнее, волосы погуще. Единственное, что тебя спасает — это голос. Об этом тебе говорили неоднократно. Медлительный, через чур низкий для женщины голос, которым ты, сознавая его исключительность, научилась пользоваться еще в школьные годы.

Почему ты молчишь? Почему, Анна? — приставал к ней Дэймон на обратном пути из Дублина. Поговори со мной. Он хотел снова и снова слышать ее голос. Он просил об этом. Так же, как и все остальные.

Несс, пришедшая, чтобы поменять постельное белье и убрать в комнате, терпит изо всех сил, но надолго ее не хватает.

— Вы ездили в Дублин, мэм?

Ей, как и всему персоналу отеля, доподлинно известно, что Анна ездила в Дублин вместе с Дэймоном Диккенсом на его громадной американской машине.

— Да, Несси, ездила.

— Хорошо провели время?

— Да, спасибо. Очень хорошо.

Несс сосредоточенно полирует тряпкой поверхность тумбочки.

— Знаете, мэм, это, конечно, не мое дело, но… — Она запнулась. — Вы с ним поосторожнее, честное слово. Я девушка простая, в июне школу закончила, а в колледж только на будущий год думаю поступать, но есть кое-что, в чем я понимаю лучше вас, потому что я родом из этих мест, а вы — приезжая.

— Быть с ним поосторожнее? — Анна медленно повернулась, не зная, смеяться или сердиться. — О ком ты говоришь?

Несс молча указала пальцем на стену.

Будто бы положил на него глаз кое-кто из знати…

— Тебе не очень нравится мистер Диккенс, правда? — улыбнулась Анна, разглядывая круглое симпатичное личико, усыпанное веснушками.

— Как раз наоборот. — Несс решительно тряхнула головой. — Очень даже нравится. Но вы мне тоже нравитесь, мэм, и я должна вас предупредить.

— О’кей. Считай, что ты меня предупредила.

— Не ходите с ним к Бругу [Легендарный Сид Энгуса Мак Ока на реке Бойн (Боанн), который размещался на месте храма солнца, датируемого III тыс. до н. э. и в настоящее время известного как Нью-Грейндж.]. А в дни Самайна вообще никуда вместе с ним не ходите.

— Ладно, если ты объяснишь, почему.

— Он… — Несс хмурилась, кусая губы. — Ну, как бы вам сказать…

Положил на него глаз кое-кто…

Анна решила на время забыть о приличиях.

— А что ты вообще о нем знаешь?

— Не очень много, мэм, если честно. Знаю, что он ирландец только наполовину. Что он в родстве с нашей семьей. Что приехал в Ирландию из Соединенных Штатов, да так здесь и остался.

— А чем он зарабатывает на жизнь?

В самом деле любопытно, какую работу мог найти американец в Ирландии, при том, что она не требует ежедневного пребывания на рабочем месте и, судя по всему, хорошо оплачивается.

— Он художник, мэм. — Нэсс понизила голос, как будто разглашая какую-то страшную тайну. — Очень хороший художник. У него есть агент в Калифорнии, который продает его картины. А одну из своих картин он подарил Мэделин на Рождество, и теперь она висит у нее в офисе. Могу показать, если хотите.

— Ты хочешь сказать, он знаменит?

— Знаменит или нет, не знаю, — пожала плечами Несс, встряхивая одеяло. — Только в деньгах он не нуждается.

Что верно, то верно. Часы, болтающиеся на его узком запястье, тянут как минимум на десять тысяч евро. Тонкие рубашки, обувь отличного качества.

— А с чего ты взяла, будто кто-то из старейших… ну, приметил его. — Анна умышленно повторила слова самой Несс. — Положил на него глаз.

Лицо Несс на мгновение сделалось непроницаемым, отчужденным — вспомнилась реакция Константина. К тому же, Анна знала, ирландцы вообще неохотно говорят с чужаками о делах дивного народа, незримо присутствующего в их повседневной жизни, несмотря на всеобщую христианизацию.

— Несси, — окликнула Анна, не переставая наблюдать за девушкой. — Поверь, МНЕ ты можешь сказать.

— Ладно, мэм, — ответила та со вздохом. — Как хотите. — Тщательно взбила подушки, расправила покрывало. — Он ведь из Корка, вы знаете? Там его родня. Так вот, Селия О’Кронин, она приходится невесткой моей тетке Мэделин, рассказывала, что когда он впервые переступил порог ее дома, большой портрет ее деда, висящий в гостиной, сам собой сорвался со стены и грохнулся об пол. Стекло, правда, не разбилось, но когда она, то есть Селия, увидела сына своей покойной сестры, а после этого опять взглянула на дедов портрет, то сразу же поняла: одна кость, одна кровь. Дед-то ее, царствие небесное, был человек непростой. Ему, говорят, вечно кто-то из знати на ушко нашептывал. Оттого-то была ему удача во всех делах, и будущее он видел, и еще много чего знал и умел, о чем нам с вами лучше не задумываться.

— Значит, внешне Дэймон похож на своего прадеда?

— Похож? Разве я сказала: похож? Я сказала: одно лицо.

— Ладно. Это ясно. Дед был непрост. Но Дэймон-то чем вызвал твои подозрения?