Глава 3. Как люди, ищущие свои корни, только начинают смотреть достаточно далеко и глубоко

Танцуют седеющий мужчина и молодая женщина. Он англичанин. Он говорит ей: «Ты такая хорошенькая, жаль, что у тебя акцент».

Во внешности Майи сочетаются японские и европейские черты, а еще, предположительно, у нее есть немецкие, славянские или французские корни… ей приходится это объяснять. Акцент у нее американский. Она сожалеет, что он неправ, она как раз чувствует, что родилась в идеальное время, потому что не принадлежит всецело ни Востоку, ни Западу.

В школе для девочек в Токио она послушно списывала с доски за учителями. К пятнадцати годам она «научилась быть японкой». Правда, не до конца, потому что, когда она проявляла непослушание, одноклассники сторонились ее и называли американкой. Она отправилась в США, чтобы познакомиться с цивилизацией своего отца, где происхождение не имеет значения, и учиться музыке. Однако она не была уверена, что достаточно талантлива, чтобы стать полноправным членом мирового артистического сообщества. Вместо этого она получила высшее образование в области международных отношений в Вашингтоне, столице США, и стала специалистом по Китаю. Проведя два года на Тайване, она влюбилась в англичанина. Она считает себя гражданкой мира, хотя и не видит причин кричать об этом. Она полагает, что никогда не станет ни великим артистом, ни выдающимся человеком, но нашла для себя альтернативу.

В Лондоне она обнаружила, что гражданам мира не всегда рады. Ее потенциальной свекрови не нравился не только ее акцент, но и (даже больше) ее чуждость, и женщина не понимала, как невестка приживется в семье. Спустя шесть лет ее бойфренд все еще не мог определиться, подходят ли они друг другу. Что должна делать современная женщина, которая явно не вписывается в отведенные ей рамки? Какая современная женщина точно впишется в какие-то рамки?

Из всех городов мира Майя теперь выбрала Париж, где «что бы я ни делала, все идет хорошо; во Франции у меня все складывается». Это, конечно, потому, что она не пыталась стать француженкой. «Мне нравится считать себя цыганкой… Я чувствую, что создана из разных рас, я не могу сказать, насколько я американка или японка: я — сумма, совокупность». Сейчас она работает на японском телевидении. Когда она берет интервью у жителя Запада на английском языке, она абсолютно западный человек; но, когда наносит макияж и представляет интервью на японском на канале NHK, ее глаза загораются по-новому, язык трансформирует выражение ее лица, и она предстает другим человеком. «Я хамелеон», — говорит Майя. Преимущество в том, что она чувствует себя комфортно с гораздо более широким кругом героев репортажей. Она брала интервью даже у европейских монархов, не испытывая скованности, «потому что всем им пришлось несладко», и гуляла одна по самым опасным районам Вашингтона, «потому что я тоже принадлежу к меньшинству».

Майя живет одна, как и половина жителей Парижа, города одиноких мыслей. «Я закрытый человек, — говорит она. — Когда у меня проблемы, я затворяю дверь и просто думаю; я не обсуждаю их ни с кем». Ее путь к независимости прост: она винит в своих злоключениях только себя саму, и так ей легче, потому что это означает, что есть надежда, — только ей самой нужно измениться. Изменить других людей слишком сложно. «У меня есть идея, что я шлифую себя и что у меня есть заготовка, над которой еще предстоит поработать». Мама учила Майю, что, если она сумеет пожалеть тех, кто ее обидел, она уже будет на полпути. Она считает, что, следуя этому правилу, она становится свободной. Кроме того, она ищет свободы, стараясь не накапливать вокруг себя слишком много предметов; она говорит, что не привязана к материальным вещам. Когда кто-то разбил ее любимый чайник, она сильно злилась минуты две, но потом сказала себе: «Всему когда-нибудь приходит конец». Она хочет не владеть окружающими вещами, а получать от них стимул, а это значит, что они должны все время меняться.

Популярная в настоящее время в США философия о том, что чувства человека важнее всего, священны, неприкосновенны и нуждаются в защите, ее не привлекает. В детстве ее угнетало, что она не может составить твердого мнения и умеет видеть обе стороны. Она неспособна быть такой же мудрой, как ее бабушка-буддистка, которая, кажется, сразу знает, как правильно поступить. Христианская воскресная школа, где она училась ребенком, не давала ответов на ее вопросы. Возможность выражать свое мнение не является ее главным приоритетом, во-первых, потому что ее мнение может быть неверным, а во-вторых, потому что она может передумать. Иногда у нее возникает чувство, что поклонники загнали ее в ловушку, заставляя сказать: «Вы не правы». «Мне неприятно говорить, что мне не нравятся эти люди». Намеренно наезжать на других, сознательно совершать подлость — для нее «худшее преступление». Майя не стремится к власти или командовать кем-то. «Я предпочитаю отложить в сторону личные амбиции и делать то, что у меня хорошо получается, то есть объединять людей».

Она посредник, а посредники «не могут быть великими», но, «не занимая ни одну из сторон, я могу встать между людьми, имеющими разные мнения, и убедить их высказаться». У ее сестры, воспитанной таким же образом, не было ни одной из ее проблем. Получив степень магистра литературы в США, она вернулась в Японию и работает в банке. Майя поначалу тоже считала, что она больше японка, чем американка, потому что именно в Японии прошли ее ранние годы. Однако потом она решила, что больше не может там жить, потому что «одна часть меня должна умереть. Для Японии я слишком высокая, слишком открытая, я чувствую себя загнанной в угол; дома слишком малы». Но, возможно, для нее любая страна будет слишком мала.

Иногда одиночество причиняет ей боль. Когда она болеет, ей жаль, что о ней никто не заботится; иногда она жалеет, что ей не у кого спросить совета; иногда хочется поделиться с кем-то своими радостями. Хотя ей доставляет удовольствие гулять в одиночестве по знакомой местности, дальние путешествия даются ей не так легко: она мечтает проехать по Ближнему Востоку, освоить еще один континент. Если бы она была мужчиной, то она бы отрывалась на полную катушку, она брала бы по максимуму от своей склонности к приключениям. Майя постоянно стремится к победе над своими страхами. Так, она научилась плавать, потому что море всегда пугало ее, с тех пор, как в детстве она жила на скале и ей снились кошмары о волнах, накрывших ее дом. Она мечтает брать уроки пилотирования и обещает себе, что будет вставать рано утром и планировать больше приключений на день.

Несмотря на все свои успехи, она чувствует, что в ее жизни чего-то не хватает (как должен чувствовать себя каждый, у кого есть идеалы). Ей очень не хватает навязчивой идеи, страсти, как у художников (которые производят ложное впечатление, будто знают, куда идут, без тени сомнения). Было бы здорово, если бы у нее не было таких пробелов в понимании самой себя. Почему мать ее парня так невзлюбила ее? Но Майя не согласится ни на какой компромисс, который не дает надежды на идеальный баланс любви и работы. «Я ненасытна». Ее идеальный мужчина, по ее описанию, не от мира сего: ему должны приносить радость те же вещи, что и ей, он должен быть полностью расслабленным и демонстрировать это в своей манере есть. То, как человек ест, — это знак, по которому можно оценить красоту внутри него. Она ненавидит, когда японцы чавкают, поедая спагетти, но любит, когда они звучно втягивают свой суп. Она встречала очень мало людей, которые умеют красиво есть, относятся к этому как к искусству. Ей нравятся те, кто относится к жизни как к искусству. И вот в чем вопрос: конечно, люди могут восхищаться чьим-то искусством, но есть ли у каждого человека какое-то собственное искусство?

Когда люди рассказывают историю своей жизни, уже само то, как они начинают рассказ, сразу говорит о том, насколько свободными они себя считают и в какой части мира чувствуют себя как дома. До недавнего времени важнее всего было то, кто твой отец. Идеальный человек подобен дубу, корни которого прочно укрепились там, где он родился. Жизнь на одном клочке земли с предками вызывала уважение, обеспечивала престиж. Аристократы, имеющие более глубокие корни, чем остальные, утверждали, что настоящее, равно как и прошлое, принадлежит им. Но больше нет нужды подражать аристократам. Есть и другой способ найти свое место в общей истории человечества.

Каковы корни удовольствий и эмоций? Это совсем иные, более глубокие корни, уходящие дальше генеалогии вашего рода, и найти их можно, только изучая один континент за другим на протяжении веков. Связь с теми временами, когда первые исследователи вышли из лесов Африки и Азии, напоминает о том, что наши предки могли быть и кочевниками, и оседлыми с одинаковой вероятностью. Сегодня все больше и больше людей придерживаются китайского взгляда на природу — считают, что она живет своей жизнью и наиболее прекрасна тогда, когда неправильна и нетронута. Художница Ко Шоу, сестра императора Шуня, была первой, кто сформулировал этот взгляд, за 2000 лет до Рождества Христова. Все больше и больше людей в душе арабы и персы, потому что романтическая любовь возникла на Ближнем Востоке. Европейцы решили забыть не только о том, что их язык происходит из Индии, но и о том, что именно там зародился самый современный взгляд на сексуальные удовольствия. Все больше и больше жителей Запада разделяют общие эмоции через американскую музыку и танцы. Их постоянно тянет путешествовать, сбежать от городского смога ради чувства свободы, а их воображение находит отголоски в фантазиях монгольских и скифских кочевников, некогда насмехавшихся над жителями тесных городов. Пусть человек ощущает себя изолированным в городе — его предки по всему миру ощущали себя так же.