— Дальше…
— Наверное, мы все переживаем, что не поехали в Лондон. Анна не осталась бы без присмотра.
— Не надо так думать, — говорит Генри.
— Но ведь все равно думаешь, правда? И парни снова насели на Сару: почему девочки не держались в клубе вместе, из-за чего разделились, почему она темнит…
Тут Дженни начинает плакать всерьез.
— Мы не хотели обижать Сару. Мы просто сорвались. Я ведь отказалась от поездки из-за Джона и концерта — а теперь даже не встречаюсь с ним… Поверить не могу, что я так поступила. Тупого парня поставила выше собственной сестры. Мы чувствовали такую вину… за то, что не были там, в Лондоне. Но нельзя было валить все на Сару…
— И когда случился этот скандал?
— Накануне реконструкции по телевизору.
Вот почему она приняла таблетки, осознает Генри.
Барбара обхватила Джен руками.
— Понятно. Вот в чем загвоздка, милая. Но вы не должны себя винить. Обсудите все это с Сарой, объясните, что не вините ее.
— Мы не виним. Действительно не виним. Мы только…
— Расстроены. Как и все. Я поговорю с мамой Сары — узнаю, когда можно ее навестить. И все уладить. А теперь вытри слезы и надевай новое пальто. Скоро начнут собираться гости. Я помогу тебе наладить отношения с Сарой, обещаю. Все будет хорошо. Нам нужно быть сильными сейчас, сегодня — ради Анны.
Генри смотрит на жену, недоумевая, где она научилась этому фокусу. Всегда знает, какие слова найти для девочек.
Для девочек? Он сам вздрагивает от множественного числа.
— Помни, это ради Анны. Чтобы глядеть веселее, когда Анна вернется домой. Да?
Барбара утирает лицо Дженни салфеткой, и тут раздается звонок.
Генри, еще в носках, открывает дверь и обнаруживает викария в прорезиненной куртке и болотных сапогах.
— Входить я не буду. Грязь. — Священник улыбается. — Славно придумали с местами для сидения. Я зашел просто показать вам то, что собираюсь прочитать. Ничего такого церковного, как мы и договаривались. Только доброе и светлое. И еще я подумал: может, вы, Барбара, скажете несколько слов? Ну знаете — поблагодарите всех за поддержку, попросите местную прессу и дальше печатать обращения к свидетелям…
Барбара улыбается, а Генри смотрит, как Дженни исчезает наверху — взять новое пальто. И вдруг она зовет их к окну на лестничной площадке:
— Посмотрите! Посмотрите в окно!.. Поднимитесь.
Викарий, захваченный возбуждением Дженни, снимает-таки сапоги и следом за Генри и Барбарой поднимается по лестнице — оттуда открывается прекрасный вид на узкую дорогу к дому. В темноте зрелище завораживает.
По дороге тянется узкая полоска огоньков: лампы, свечи и даже факелы прокладывают путь через тьму.
Генри чувствует, как задрожали его губы. Он смотрит на мерцающие огоньки — и снова видит Анну, бегущую впереди, в пальто поверх розового школьного платьица, с букетиком в руке.
Скоро придет Кэти, офицер по связям с семьей. И Генри понимает: всё, достаточно.
Ему придется поговорить с полицией.
Открыть всем правду.
Глава 12
Частный детектив
Мэтью складывает маленькие пирамидки из сахарных пакетиков, когда сержант Мелани Сандерс входит в кофейню, глядя на часы. Салли эта его привычка просто сводит с ума. Сейчас он поставил задачу построить сразу три пирамидки. Если одна рухнет, нужно сначала поставить новую, прежде чем приниматься за починку старой. Стол немного шатается, что усложняет задачу, и Мэтью так доволен собой, что обижается как ребенок, поняв, что пора остановиться.
— Прости, что беспокою тебя в воскресенье, Мел. — Он встает и чмокает ее в щечку, стараясь не замечать, как рушатся от движения стола пирамидки.
— Все нормально. Вообще-то я работаю. — Она смотрит, как расползлись по столу сахарные пакетики.
— Органы расщедрились на оплату сверхурочных? — Мэтью возвращает пакетики в сахарницу из нержавейки в центре блестящей поверхности.
— Нет. К нам из Лондона приехал детектив-инспектор Недоумок — по делу, к которому ты проявляешь такой странный интерес. А я при нем нянькой. — Она машет рукой официантке и смотрит за прилавок, прежде чем заказать капучино.
— Ты к нему неровно дышишь.
Мелани, поморщившись, высовывает язык.
Мэтью улыбается. Он рад видеть Мел. В полицейском колледже она была одной из немногих, кто тоже отказывался пить растворимый кофе. В первый же день раздобыла маленький кофейник с прессом. Над ними нещадно подтрунивали. Когда они работали вместе, Мел с помощью приложения в телефоне находила ближайшее кафе с настоящими эспрессо-машинами. Их идеальный завтрак состоял из картофельных сэндвичей и доброго итальянского кофе.
Мэтью смотрит на нее, понимая, как скучает. Не только по работе с Мел. По работе в полиции. По чувству коллектива.
— Ладно, Мэтт. Давай выкладывай, что на самом деле происходит, а то у меня мало времени. — Мел раскрывает глаза. — Инспектор намерен снова поговорить с Баллардами. Полагаю, есть какие-то новости после телеобращения. Мне, конечно, много не рассказывают, но я встречусь с офицером по связям с семьей. Мне и в самом деле нужно знать, в чем твой интерес.
Мэтью оглядывает кофейню и достает из кармана два пакета для улик — в каждом лежит открытка и конверт.
Мелани переворачивает открытки, чтобы прочитать сообщения, хмурится и снова смотрит на Мэтью, ожидая объяснений.
— Их прислали Элле Лонгфилд — свидетельнице с поезда. Хозяйке цветочного магазина. Она обратилась ко мне. Были еще две открытки — к сожалению, она их выбросила. Отправлены из разных мест — Лискерд, Дорсет и Лондон.
— И она не подумала прийти к нам?
— Поверь мне, Мел, я сказал ей то же самое. Она была уверена, что открытки от матери Анны — Барбары Баллард. И не хотела доставлять ей неприятности. Чувствует вину.
Мелани испускает долгий вздох, когда официантка приносит кофе.
— Ты не меняешься. Их нужно было отдать немедленно.
— А ты несправедлива. Я именно это и делаю, Мел. И повторю, ты не получила бы их, если б я не убедил Эллу. В любом случае мы оба понимаем, что это скорее ложный ход, чем какая-то подсказка.
— Твое чутье, Мэтт? Лонгфилд изрядно потрепали в социальных сетях, когда ее имя выплыло наружу.
— Ага, нехорошо вышло, да? — Мэтью следит за лицом Мелани, которая переворачивает пакеты, чтобы прочесть то, что на обратной стороне.
— Мы вправду не знаем, как такое получилось, Мэтт. Честно. Наверху по этому поводу был большой шум. Пресс-служба в ярости. И мы потратили немало времени, расследуя утечку. Чтобы успокоить Эллу. Попытаться все исправить. Однако тогда мы считали, что это, скорее всего, тролли или дети достают Эллу в Интернете. Может, одноклассники Анны. Неприятно, но ничего важного или связанного с расследованием. Или с двумя парнями с поезда.
— Так ты думаешь, продолжается то же самое? Какой-то придурок пытается ее напугать?
— Не знаю. Слишком много усилий. — Она рассматривает открытки внимательней. — Вряд ли найдем какие-то отпечатки, но попробуем. Пробьем по системе. Возможно, просто случайный псих… Ладно, говори. Почему Элла решила, что открытки от матери?
Мэтью рассказывает о поездке Эллы в Корнуолл. О скандале.
— И об этом она тоже не подумала сообщить нам… Великолепно.
— Не думаю, что это мать. Я с ней беседовал, Мел.
— Господи, Мэтт, идет расследование…
— Еще раз повторяю, у тебя ничего этого вообще не было бы без меня.
Мелани макает палец в кофейную пенку.
— А мне объяснять все это инспектору Недоумку… Ты прав. Скорее всего, тролль. Только инспектору не понравится, что его не поставили в известность.
— Непохоже, чтобы он серьезно продвинулся.
— Заносчивый зануда. Выглядит лет на двенадцать. Хорошо бы, хоть вполсилы работал — так он, похоже, отвлекся на какое-то убийство в Сохо. И считает меня своим персональным водителем, когда приезжает сюда. По счастью, не часто.
— Ты могла бы не вдаваться в подробности, когда будешь передавать открытки? Отмазать меня.
— То есть не упоминать твое имя?
Мэтью наклоняет голову и строит щенячьи глазки.
— В сотый раз повторяю: ты должен был остаться в органах.
Мэтью не отвечает. Мелани — одна из немногих, кто знает, почему он на самом деле ушел из полиции.
— Ну, колись. Что ты нарыл на эту мать, Мэтт? Офицер по связям с семьей считает, что она чиста.
— Я тоже. Вряд ли это ее работа. Я говорил о злобных посланиях, и она называла их письмами, а не открытками. И все же что-то здесь не так, Мел.
— О чем ты?
— Она делала вид, что хочет позвонить мужу, а по языку ее тела я читал, что она вовсе не хочет, чтобы он приходил. Немного странно…
Мелани снова щурится.
— Так что с родителями? — спрашивает Мэтью. — Они оба чисты? И что дало телеобращение? Есть польза?
— Давай лучше обсудим, каким ты станешь отцом. Это куда интереснее.