Тереза Фаулер
Порядочная женщина
Посвящается Джону за все
Настоящее произведение является художественным вымыслом. Персонажи, организации и события, описанные в настоящем романе, являются продуктами воображения автора или используются в художественных целях.
Судьбой женщины правит любовь, которую она готова принять.
Джордж Элиот [Цитата из романа Джорджа Элиота «Феликс Холт, радикал», 1866 г. (Здесь и далее прим. перев.)]
Жемчуг
Невинности жемчуг ласкает взгляд,
Блеск бриллианта в глазах сверкает,
Вот чем юная девушка красит
Свой подвенечный наряд.
Из «Подарка для юных леди» (Автор неизвестен)
Глава 1
Когда ее спрашивали о Вандербильтах и Белмонтах, о торжествах и бесчинствах, особняках и балах, тяжбах, предательствах и размолвках — когда спрашивали о причинах ее шокирующих поступков, Альва отвечала, что началось все очень просто: жила-была несчастная девушка — мать ее умерла, а отец угасал с той же скоростью, с какой таяло его состояние. Летом 1874 года в свои двадцать два она чувствовала себя созревшим плодом, которому суждено сгнить на ветке, если никто его не сорвет.
— Барышни, никуда не уходите, — предупредила миссис Хармон восьмь юных леди в скромных дневных платьях и соломенных шляпках, что покинули уют двух экипажей и столпились на входе в трущобы точно выводок утят.
Людей в этом квартале было очень много, а места мало, полуденный зной полнился резким запахом конского навоза, покрывавшего брусчатку на узких улицах. Проходы меж домов завалены старыми матрасами, обломками мебели и ржавыми консервными банками. Неподвижный воздух — мутный из-за угольной сажи. На целый квартал — от Брум-стрит до Гранд-стрит — от окна к окну тянутся веревки, увешанные безжизненно поникшим бельем. Казалось, даже дома не могут стоять ровно и проседают.
— Никуда не уходить? — подняла бровь Армида, сестра Альвы. — А куда, по ее мнению, мы могли бы здесь пойти?
— Как куда — к дьяволу, конечно, — отозвалась одна из девушек. — Как и все местное население.
Остроумный ответ принадлежал мисс Лидии Рузвельт, из ойстер-бэйских Рузвельтов [В XVIII веке род Рузвельтов разделился на две ветви: Рузвельты из Гайд-парка на реке Гудзон и Рузвельты из Ойстер-Бей. (Здесь и далее прим. перев.)], кузине или племяннице (Альва запамятовала) одной из учредительниц благотворительного общества. Стоит ее спросить — она перескажет всю родословную Рузвельтов в мельчайших подробностях. Само собой, Альва спрашивать не собиралась.
«Местное население» составляли изможденные девушки и женщины, которые сновали туда-сюда с какими-то узлами, старики, сидящие на ступеньках домов или подпирающие стены, и множество играющих на улице ребятишек, большая часть босиком — детей грязнее Альва в жизни не видела.
Мисс Хэдли Берг, птица одного с мисс Рузвельт полета, поддержала подругу:
— А чего еще от них ожидать? Эти люди рождаются неполноценными.
— Вы действительно в это верите? — осведомилась Альва.
— Верю во что? — переспросила мисс Берг, поправляя шляпку так, чтобы солнце не светило в лицо. — В то, что они неполноценны? — Она кивнула в сторону мальчика с грязными волосами и ободранными коленками, который рассматривал их, ковыряясь в зубах. — Что нищета — их естественное состояние?
— Разумеется, обстоятельства играют немалую роль, — заметила Армида.
Альва взглянула на нее. Они обе знали это слишком хорошо. Если их собственные обстоятельства не улучшатся как можно быстрее, они вместе с двумя младшими сестрами вполне могут пополнить ряды тех, чьи семьи ютятся в одной-единственной комнате без водопровода и делают свои дела у всех на виду в переулке или прямо во дворе. Сестрам уже пришлось ограничить себя в еде и развлечениях, довольствоваться двумя слугами вместо девяти прежних и в меру своих сил скрывать это от окружающих.
Девушки ждали, пока извозчики под управлением миссис Хармон разгрузят корзины, в которых лежало по двадцать муслиновых мешочков, перевязанных бечевкой. В каждом мешочке — небольшой швейный набор, состоящий из двух иголок, нитки, булавок и наперстка, книжечка с незатейливыми жизнеутверждающими стихами, леденец и четыре пенни. Все утро они собирали эти мешочки и теперь должны были раздать их самым бедным детям Манхэттена — беспризорникам, подкидышам, иммигрантам, сиротам. По словам миссис Хармон, хороший портной может зарабатывать целых десять долларов в неделю. Даже ребенок способен заработать двадцать центов в день — достаточно, чтобы изменить свою жизнь.
Мисс Рузвельт заявила:
— Конечно, белых мальчиков можно отмыть и отправить в школу, но джентльменами они не станут. Это просто невозможно — уж такими их создал Господь.
Мисс Берг добавила:
— Если бы только они не увлекались спиртным…
— Вот именно, — согласилась мисс Рузвельт. — Ирландцы разве что не рождаются пьяными. Без бутылки их мужчины ни за одно дело не возьмутся. Даже женщины к этому склонны. На той неделе нам пришлось уволить горничную — мама увидела, как она, пьяная в стельку, прятала по карманам столовое серебро!
— Немцы, между прочим, не многим лучше, — сказала мисс Берг.
Армида вздохнула:
— Наша немка-гувернантка и вправду была ужасной…
— Была? Кто же теперь воспитывает ваших сестер?
— Армида, — торопливо ответила Альва. — Она прекрасно справляется, а теперь, когда мамы не стало, девочкам лучше с ней, чем с чужими людьми.
— Четыре незамужние девушки, оставшиеся без матери, — покачала головой мисс Рузвельт. — Какая жалость.
— Но хуже всего евреи, — не унималась мисс Берг. — И не в пьянстве дело — если я не ошибаюсь, они не пьют из религиозных соображений. Но они такие… подозрительные, подлые… и коварные, точно — они невероятно коварные.
Альва не выдержала:
— Зато, я полагаю, все белые американцы, исповедующие христианство, совершенны?
Мисс Рузвельт закатила глаза.
— Мисс Смит, мы же просто констатируем факты. Возможно, получи вы лучшее образование, поняли бы, какие глупости говорите.
Армида поспешила встать между ними:
— Кажется, у миссис Хармон все готово.
— Итак, барышни, — возвестила миссис Хармон, присоединившись к девушкам. — Напоминаю вам, что настоящие христиане щедры не только делами, но и словами. — Раздав мешочки и построив девушек по парам, она продолжила: — Мы все можем стать лучше, независимо от происхождения. Имея необходимые средства и образование, все способны сделаться честными и порядочными людьми.
— Да, миссис Хармон, — прощебетали девушки хором.
Честными и порядочными. Возможно, это все, на что смогут рассчитывать Альва и ее сестры, если хотя бы одна из них не выйдет замуж за состоятельного человека, — а учитывая отсутствие каких бы то ни было предложений, сделать это будет непросто. Семейство Смит переехало в Нью-Йорк еще до войны [Гражданская война в США 1861–1865 гг.], покинув ныне посрамленный Юг. Во время войны они жили в Париже, и теперь, вернувшись в Нью-Йорк, обнаружили, что для никербокеров [Никербокер (от голландской фамилии Knickerbocker) — коренной белый житель Нью-Йорка, ведущий свою родословную из голландского Нового Амстердама XVII века.], этих преуспевающих коренных манхэттенцев, сестры Смит недостаточно хороши. Так же мало они привлекали и самонадеянных нуворишей, которые толпами прибывали в Нью-Йорк. Все, что оставалось девушкам, — искать где-то посередине.
Но даже это удавалось им с трудом. Дело в том, что четыре прекрасно воспитанные девушки из приличной семьи совершенно терялись в массе им подобных, а ряды джентльменов после войны, напротив, значительно поредели. Все это вынудило Альву скрепя сердце согласиться на некоторые ухищрения, которые должны были дать плоды через несколько недель и целью коих был один из тех самых молодых людей, что занимали промежуточное положение.
Миссис Хармон вошла в здание, девушки последовали за ней и теперь стояли в душном зловонном коридоре. Воздух здесь был гораздо теплее, чем на улице. Миссис Хармон приложила платок к шее, потом ко лбу. Мисс Рузвельт закрыла платочком нос.
— Если мы будем достаточно расторопны, нам не придется здесь задерживаться, — подбодрила всех миссис Хармон.
Мисс Рузвельт и мисс Берг она поручила обойти первый этаж, остальных девушек распределила в зависимости от их происхождения — чем ниже статус, тем выше этаж.
— Барышни Смит, вы идете на четвертый, — сказала она и кивнула в сторону мрачной внутренности здания. — Всем все понятно? Я буду ждать снаружи.
— Жаль, что вам так не повезло, — произнесла мисс Рузвельт.
Мисс Берг добавила:
— Да, приятного мало. Я слышала, наверху живут прокаженные и идиоты.
— Даже прокаженные и идиоты заслуживают милосердия, — ответила Армида, взглядом приказав Альве не поддаваться на провокацию.
Альва зашагала вверх по лестнице. Нет, она ни за что не покажет, что им удалось ее задеть. Первый этаж или четвертый — какая, в самом деле, разница? Это всего лишь обстоятельства. Они еще ничего не значат.
Армида не отставала от Альвы. На лестницах запах мочи усилился. Стараясь не дышать носом, Альва повесила корзинку на локоть и обеими руками приподняла юбки, чтобы они не касались грязных ступенек. Снизу уже раздавался стук в двери и голоса девушек: «Добрый день, мадам…»
Порядок действий был таков: две девушки на этаж, останавливаться у каждой двери, затем «вежливо постучать, представиться, узнать, есть ли в семье дети. Если пригласят внутрь, оставаться в дверях и ничего не трогать — вши и блохи умеют прыгать». Каждому ребенку от шести до четырнадцати полагался один набор. Четырнадцатилетние считались взрослыми и должны были сами зарабатывать на пропитание. К четырнадцати они уже знали, как избежать выселения и отправки с Центрального вокзала бог весть куда работать на фермах, ранчо, плантациях или в шахтах. Альва слышала, что на Юге были семьи, с радостью берущие детей на место освобожденных рабов. Девочки, которых отправляли в западные штаты, нередко становились женами местных землевладельцев. Она представила себе их жизнь: потерять родителей и дом, выйти замуж за дряхлого, сплевывающего табак фермера с изрытым оспой лицом, подниматься ни свет ни заря, чтобы подоить козу или корову, один сопливый отпрыск на руках, другой — еще в животе… Какое облегчение, что Джулии, младшей из сестер Альвы, уже исполнилось пятнадцать.
