Тереза Медейрос

Неотразимый дикарь

Глава 1

Северо-Шотландское нагорье 1814 год

— Мне нужен мужчина, — заявила Памела Дарби таким же будничным тоном, каким могла бы произнести фразу вроде «Мне нужен кусок тесьмы, чтобы починить подол юбки» или «Мне нужна репа для овощного рагу на ужин».

Ее сводная сестра Софи, сидевшая напротив нее в карете, с удивлением посмотрела на нее, оторвавшись от потрепанного журнала мод двухгодичной давности. До того она восторженно разглядывала, яркие модные силуэты и сосредоточенно размышляла над советами по правильному нанесению румян.

— Мне нужен… вернее, нам нужен, — продолжала Памела, — не просто мужчина, но какой-нибудь рослый шотландец, у которого больше мускулов, чем мозгов. — И она заговорила тише, столь искусно имитируя шотландский акцент, что ей позавидовали бы многие профессиональные актрисы. — Парень, который бы слушался и беспрекословно подчинялся двум смышленым девушкам, у которых хватит сообразительности и хитрости на то, чтобы решать непростые задачи.

— И эти две смышленые девушки, очевидно, мы с тобой? — понимающе приподняла бровь Софи.

Но тут ей пришлось замолчать, поскольку видавшая виды карета, раскачиваясь из стороны в сторону, словно корабль в бурю, начала с громыханием и скрежетом спускаться по каменистой дороге, которую и дорогой-то можно было назвать весьма условно.

Когда качка немного поутихла, Софи продолжила:

— И как же ты хочешь найти такого олуха? Может, велишь кучеру остановиться в ближайшей деревне и расклеить объявления?

— Между прочим, неплохая идея, — неожиданно согласилась с сестрой Памела. — Честно говоря, я как-то не подумала об этом… Тогда это должен быть большой лист бумаги с таким приблизительно текстом: «Срочно требуется шотландец с мощными бицепсами на роль давно пропавшего наследника герцога». Объявления нужно будет расклеить на базарных площадях тех деревень, через которые мы будем проезжать.

— Объявления? Подобные тому, что мы видели в последней деревне? Помнится, там речь шла о том, что в окрестностях скрывается опасный и жестокий разбойник. Он грабит путешественников и бесчестит невинных девушек. За его голову обещана хорошая награда.

Ироничные слова Софи заставили фантазию Памелы разбиться о реальность. Она очень хорошо помнила то объявление. Там был еще грубый рисунок, изображавший человека в маске с массивной нижней челюстью, жестким взглядом и пистолетом в руке. Этот рисунок притягивал Памелу против ее воли. Трогая кончиками пальцев, изображение едва заметной ямочки на правой щеке разбойника, она думала о том, что могло заставить его нарушить закон и Божьи заповеди. Когда к ней подошла Софи, она быстро отвернулась от разбойника, опасаясь, что сестра прочтет в ее глазах такое же отчаяние, какое было в его взгляде.

Вспоминая теперь тот жесткий, отчаянный взгляд, Памела вздрогнула. Она хорошо понимала, что две девушки, без сопровождения, путешествующие по этим диким местам, вызывали подозрительные и неодобрительные взгляды и запросто могли стать легкой добычей преступников. Но у них не было денег, чтобы нанять служанок и охрану для сопровождения кареты, в которую они пересели после того, как в дилижансе добрались до Эдинбурга. Теперь им оставалось надеяться только на старого извозчика и его древний мушкет, если придется защищать свою жизнь и честь.

Памела постаралась улыбнуться как можно беспечнее.

— Я слышала, что этим шотландским горцам-дикарям больше нравится иметь дело не с женщинами, а овцами.

Коснувшись рукой своей сумочки, она нащупала успокаивающую твердую поверхность предмета, который она спрятала за розовым шелком подкладки.

Машинально накручивая локон на палец, Софи вздохнула:

— Я до сих пор не могу поверить, что мы проделали весь путь впустую. Ты же слышала, что говорила эта старая карга в Стратспи. По ее словам, наследник герцога умер еще в раннем детстве, лет тридцать назад. И он, и его мать умерли в первую же зиму, оказавшись в здешних горах.

— Это очень похоже на правду, — пробормотала Памела, пряча руки в меховую муфту. Она расстроилась больше сестры, когда выяснилось, что все отчаянные усилия, предпринимаемые ими в течение последнего месяца, оказались бесплодными.

В этих Богом забытых местах всегда было холодно, даже когда светило солнце. Непрестанно моросил дождь, и как только он прекращался, и хотелось убрать зонтик, ледяной душ возобновлялся. Вечно сырой, промозглый воздух лишал путников надежды на то, что им когда-нибудь удастся по-настоящему согреться.

— Почему бы нам не забыть об этом вознаграждении и не вернуться, наконец домой? — вздохнула Софи.

— Здравая мысль, — откликнулась Памела. — Если бы у нас еще при этом был дом, куда мы могли бы вернуться…

Голубые глаза Софи потускнели от печали, и Памела тут же пожалела, что напомнила ей об этом. До недавнего времени единственным настоящим домом для них был лондонский театр «Краун» неподалеку от знаменитого музыкального театра «Друри-Лейн». Их обеих мать-актриса родила в театре, за кулисами. Но теперь театра не стало. Его превратил в руины и пепел страшный пожар, который стал причиной гибели их матери. Та же участь была уготована и им, но по счастливой случайности сестры в эту страшную ночь спали в маленькой квартирке, которую вместе с матерью снимали неподалеку от театра. При воспоминании об этой трагедии у Памелы в который уже раз болезненно сжалось сердце. Единственным утешением служило осознание того, что их мать не хотела пережить собственную красоту и увидеть разочарование на лицах своих многочисленных поклонников.

Ее красота досталась и продолжала жить в Софи. Светлые густые волосы девушки были уложены прелестными локонами вокруг ее нежного личика с чудесными пухлыми губками и чуть вздернутым очаровательным носиком. Среди актеров театра ходили слухи, что отцом Софи был некий состоятельный французский граф, по уши влюбленный в ее мать. Вернувшись во Францию, он, скорее всего, пал жертвой революции, так и не успев жениться на своей возлюбленной.

Что касалось Памелы, то она была убеждена, что ее отец происходит из крепкого английского рода. Чем еще можно было объяснить карий цвет ее глаз и каштановые волосы? Лицо у Памелы было овальное, с правильными чертами, но весьма обычное и незапоминающееся. Больше всего она походила на крепкую йоркширскую розовощекую молочницу. Фигура у нее была неплохая, но вряд ли нашелся бы мужчина, готовый из-за неразделенной любви к ней броситься в холодные воды Темзы, как это сделал, судя по упорным слухам, один из горячих поклонников ее матери.

Памела еще больше пожалела о своих словах, когда Софи вздернула подбородок, чтобы скрыть подступившие слезы, и проговорила:

— Ты же прекрасно знаешь, что обещанное герцогом вознаграждение не единственная наша надежда. В моих силах сделать так, чтобы у нас с тобой была вполне обеспеченная жизнь. Предложение виконта все еще остается в силе.

— Не надо разыгрывать мелодраму, — нахмурилась Памела. — У меня нет ни малейшего желания, ради того чтобы иметь крышу над головой, продавать с аукциона честь моей сестры.

В ответ Софи повела плечом.

— Не будь такой наивной провинциалкой. Наша мама всегда была свободна от условностей общества. Почему бы и мне не быть такой?

— У мамы была театральная сцена, она продавала себя за любовь, а не за деньги.

— А разве женщине запрещается иметь сразу любовь и деньги? — задумчиво спросила Софи.

— Можно, в объятиях виконта, пока ему не надоест твоя красота, и он не позарится на какую-нибудь очаровательную юную танцовщицу из кордебалета. Тогда он просто передаст тебя в руки кого-нибудь из своих друзей.

Наклонившись к сестре, Памела ласковым движением поправила выбившийся из ее прически светлый локон и тихо сказала:

— Дорогая, я говорю все это не потому, что хочу быть жестокой. Просто от положения содержанки-любовницы до шлюхи всего один шаг. Я видела немало девушек моложе и красивее тебя, которые торгуют собой на Флит-стрит. Я не хочу, чтобы ты умерла от сифилиса, не дожив до двадцати лет.

— Но виконт клянется, что любит меня! С тех пор как он впервые увидел меня в хоре, когда мне было пятнадцать, он не может думать ни о ком другом!

— Включая собственную жену, — сухо заметила Памела.

При этих словах лицо Софи вытянулось.

— Не думай об этом мерзавце, — горячо проговорила Памела, сжимая руку сестры. — Если нам не удастся получить вознаграждение от герцога, мы снова попробуем поступить на службу в театр.

— Тогда мы уж точно подохнем с голоду, — мрачно усмехнулась Софи и снова уткнулась в журнал мод, чтобы сестра не видела ее грустного лица.

Памела со вздохом откинулась на старые кожаные подушки сиденья. Она исчерпала все аргументы. К несчастью, их мать была совсем непрактична, хотя и очень красива. Узнав от стряпчего, что она оставила своих дочерей почти без гроша за душой, Софи и Памела решили попытать счастья единственным, известным им способом — на театральных подмостках. Первая и единственная попытка началась триумфом, но закончилась полным провалом.

Неземная красота Софи поначалу заворожила зрительный зал, но как только она открыла рот и начала произносить текст своей роли, чары рассеялись. Все мечты сестер о славе и богатстве исчезли в вихре полетевших на сцену гнилых овощей и оскорбительном свисте зрителей. Позднее критики писали, что ей просто противопоказано выходить на сцену, дабы не уморить публику своим косноязычием, абсолютной зажатостью и откровенной скукой.

В тот же вечер они были вынуждены собрать все свои пожитки и бежать из города. С той поры они постоянно были в дороге. Если им не удастся перед возвращением в Лондон найти способ хоть немного пополнить свои кошельки, они окажутся уже не в театре, а в работном доме.

Памела молча смотрела на сгущавшиеся за окном кареты сумерки. На карту было поставлено гораздо больше, чем думала Софи, но Памела не хотела отягощать сознание сестры жестокой правдой жизни.

Однообразное покачивание кареты из стороны в сторону постепенно убаюкало ее, и она заснула.

Проснулась Памела от знакомых по театральным постановкам звуков трескучих пистолетных выстрелов и грубого окрика: «Кошелек или жизнь!»

— Софи, не забудь опустить занавес, как только злодей будет убит, — сквозь сон пробормотала она, не открывая глаз. Она уже почти погрузилась в прерванный сон, когда рука сестры вцепилась ей в плечо.

— Памела! Проснись же, Памела! На нас напали бандиты!

Памела тут же открыла глаза и увидела прямо перед собой насмерть перепуганную Софи.

Карета стояла на месте. Одна из лошадей нервно заржала, потом наступила зловещая тишина. Пока Памела спала, наступила полная темнота, и за окном кареты ничего не было видно. Памела испугалась. Что, если извозчик уже убит и не сможет защитить их?

Стараясь не поддаваться панике, она приложила к губам палец и сжала руку сестры. Обе забились в угол, напряженно прислушиваясь к тишине. Неожиданно она была нарушена осторожными шагами с одной стороны кареты. Памела надеялась на то, что это к ним идет извозчик сказать, что все в порядке. Наверное, и пистолетный выстрел, и требование денег в обмен на жизнь были всего лишь жестокой и глупой шуткой местных хулиганов… Однако звук приглушенных шагов быстро развеял ее надежды на лучшее. Так тихо мог двигаться только настоящий злодей, поднаторевший в ночных разбоях, способный за несколько монет запросто перерезать человеку горло или изнасиловать женщину, зажав ей рот ладонью.

Шаги неумолимо приближались. Деваться девушкам было некуда, и тогда Памела, ободряюще сжав руку сестры в последний раз, сунула пальцы в свой ридикюль и, нащупав твердую поверхность спрятанной там тяжелой вещицы, слегка успокоилась.

Внезапно шаги стихли, и наступила гнетущая тишина.

Сейчас распахнется дверь кареты и… Свободной рукой Памела задвинула сестру за спину и приготовилась защищаться.

Через несколько мгновений дверь кареты скрипнула, медленно приоткрылась, но за ней никого не оказалось. Еще несколько мгновений — и из темноты раздался низкий грозный голос:

— Я знаю, что вы там, и слышу ваше дыхание. Выходите с поднятыми руками, или я застрелю вас к чертям собачьим!

Памела спиной чувствовала, как Софи, прижавшись к ней, дрожит, словно малая птаха в страшных когтях хищника. От этого в ней поднялась такая волна возмущения, и желания во что бы то ни стало защитить сестру, что она совсем забыла о страхе. Не обращая внимания на лихорадочно цеплявшуюся за ее юбку сестру, она резко рванулась вперед и пулей выскочила из кареты.

Второпях наступив на собственный подол, она покачнулась, чуть не упала, но тут же выпрямилась и, решительным жестом поправив шляпку, громко произнесла:

— Ради всего святого, сэр, кто пишет вам диалоги? Никогда в жизни не слышала такой отвратительной чепухи! Надо же! «Кошелек или жизнь! Выходите с поднятыми руками, или я застрелю вас к чертям собачьим!» Да с таким текстом вы бы не продержались на сцене «Друри-Лейн» и получаса! Вам никогда не приходило в голову, что можно создать более убедительный образ настоящего разбойника, если не выкрикивать весь этот ужасный бред?

Выпустив таким образом пар, Памела вдруг поняла, что стоит вплотную к огромной тени без лица, возвышавшейся над ней на добрый фут с лишним. Широкие мужские плечи закрывали поднимавшуюся в небе луну.

Злодей молчал, и это подействовало на нее так сильно, что, когда он вдруг заговорил, она вздрогнула всем телом.

— А ты бы хотела наоборот, детка? Сначала застрелить тебя к чертям собачьим, а потом выкрикивать бред? Боюсь, так будет менее убедительно, потому что некому будет слушать этот бред.

Его насмешливый баритон звучал грубо, но тембр был приятным, бархатистым, и создавалось впечатление, словно кожи касались одновременно нежные лепестки розы и острые шипы.

Памела сделала шаг в сторону, надеясь отвлечь внимание разбойника от затаившейся в глубине кареты Софи, и тут же пожалела об этом. Лунный свет упал на длинный блестящий ствол пистолета, рукоятка которого покоилась в руке злодея как влитая.

Внезапно вспомнив об извозчике, она бросила взгляд в сторону козел и тут же увидела его распростертым на дороге. При мысли о том, что несчастный старик убит, у нее непроизвольно вырвался крик. Приподняв юбку, она сделала шаг в его сторону, но разбойник грозным движением тут же преградил ей дорогу.

— Он жив, скоро придет в себя с головной болью, зато будет, о чем рассказать друзьям в таверне за кружкой эля.

Словно в подтверждение его слов старик зашевелился и слабо застонал. Памела снова бросила взгляд на козлы и заметила там оставшийся неиспользованным мушкет. Вздохнув с облегчением, она с возмущением взглянула на разбойника.

— Отличное занятие вы себе подыскали, сэр! Нападать на стариков и пугать беззащитных женщин!

Он шагнул вперед и оказался так близко от нее, что она почувствовала исходившее от его большого тела тепло.

— Что-то ты не очень похожа на испуганную женщину, — хмыкнул он. — Да и на беззащитную тоже.

На самом деле Памела испытывала смертельный страх, но старательно прятала его' за рассерженным и возмущенным тоном.

— Просто не привыкла пасовать перед наглецами! — с вызовом сказала она.

— И с чего это ты взяла, что я сам «подыскал» себе эту «профессию»?

В его голосе неожиданно прозвучала грубоватая ирония, от которой по всему телу девушки побежала дрожь.

— А что, если жестокая судьба «подыскала» мне эту «профессию»? — продолжал разбойник.

— Мы все можем стать хозяевами своей судьбы, если захотим, — парировала Памела.

— А ты? Ты, к примеру, хозяйка своей судьбы? Его слова неожиданно угодили прямо в цель. После смерти матери Памела очень быстро поняла, что без средств к существованию и без мужского покровительства женщине приходится полагаться лишь на милость судьбы.

При жизни матери Памела всегда была жертвой ее переменчивого настроения, капризов и потребностей своей младшей сестры. Именно Памеле приходилось утешать мать, когда ее любовники исчезали, и всеми мыслимыми и немыслимыми способами удерживать семью от полного обнищания в перерывах между получением гонораров за спектакли.

— Пожалуй, сейчас я не властна над своей судьбой, — призналась Памела. — Ведь не я сейчас держу в руках пистолет.

— А если бы у тебя был пистолет? Ты бы захотела уступить первому попавшемуся человеку, обвинившему тебя в занятии разбойным ремеслом? Что, если я давно решил, что не хочу быть голым и босым, в то время как англичане набивают карманы тем, что по праву принадлежит шотландцам?

— Разве вы не понимаете, что рано или поздно вас схватят, отдадут под суд и подвергнут наказанию?

— Когда англичанин лишает шотландца его земли и достоинства, он имеет на это полное право, а вот когда шотландец лишает англичанина его кошелька, это уже разбой! — презрительно фыркнул в темноте злодей. — Где же справедливость?

Памела захлопала в ладоши.

— Браво! — воскликнула она. — Я вас недооценила. Ваше искреннее чувство добавляет убедительности тексту. Если бы ваш пистолет не был нацелен мне в грудь, я бы, наверное, даже одобрила ваш благородный порыв избавить меня от кошелька.

К ее удивлению, разбойник медленно опустил пистолет. Странное дело, но от этого он не стал менее страшным. Сердце Памелы учащенно забилось. Может, он решил просто задушить ее голыми руками? В темноте она не видела его лица, но кожей чувствовала на себе его пронизывающий взгляд. Учитывая его монолог о попрании прав шотландцев, можно было ожидать, что на нем надет килт, на поясе висит сверкающий шотландский палаш, а на плече болтается волынка или что-то в этом роде. Однако разбойник, похоже, был одет во все черное, потому что сливался с ночной тьмой.

Памела осторожно сделала шаг назад, потом еще один… Он двинулся вслед за ней, повторяя ее движения. Памела продолжала пятиться, лихорадочно соображая, как использовать ситуацию с выгодой для себя. Может, если ей удастся увести его подальше от кареты, Софи догадается незаметно выскользнуть и побежать за помощью? Или хотя бы спасти свою жизнь…

Памела бросила взгляд через плечо на раскачивающиеся на ветру сосны вдоль каменистой дороги. Оставался лишь один надежный способ отвлечь внимание разбойника от кареты, чтобы Софи могла спастись бегством.

Рискуя получить пулю в спину, Памела резко повернулась и бросилась бежать. Однако не успела она сделать и двух шагов, как разбойник схватил ее за руку и грубым рывком повернул к себе лицом. Споткнувшись о камень, она подалась вперед и уткнулась в его широкую грудь. Откинув назад голову, она посмотрела на него, чувствуя, как гнев вытесняет в ней страх.

В этот момент луна неожиданно осветила его лицо, и Памела замерла, мгновенно потеряв все надежды на спасение. В узких прорезях черной кожаной полумаски светились глаза стального цвета с неожиданно густыми ресницами. Нос был довольно крупным, но с заметной горбинкой. Разумеется, ему ничего не стоило остановить ее одной рукой, но он тяжело дышал, его челюсти были плотно сжаты, словно он боролся с каким-то невидимым сильным противником. На правой щеке виднелась ямочка, и Памела вдруг ясно представила себе обаяние его улыбки, хотя в тот момент ему было явно не до этого.