Один из последователей, должно быть, почувствовав мой взгляд, поворачивается и улыбается. В его глазах уважение, которого не было раньше, теперь он знает, что я дочь Ксандера. Как и все остальные, он кажется спокойным, мягким, даже добрым. Но я знаю, с какой легкостью они убивали, когда спасали нас от военных. Есть в этом сочетании небрежной жестокости с улыбкой что-то такое, отчего мне становится не по себе.
Признайся, Шэй, хотя бы себе. Ты боишься.
Как бы мне хотелось отмотать время назад, отделиться от этой компании, но я должна найти Келли. Только так я могу заставить Кая понять, что делаю все это ради него.
ТРИ
ЛАРА
Я открываю дверь, запыхавшись от стремительного бега через лес обратно в общину. Септа за своим столом. Черные волосы падают на лицо, когда она склоняется над чем-то, что читает, и я знаю, что торопить ее бесполезно.
Время тянется медленно. Но только я начинаю подумывать, заметит ли Септа мое отсутствие, как она поднимает глаза и улыбается. И хотя это она заставила меня бежать, а потом ждать, тепло ее улыбки так приятно.
— А, Лара, — говорит она с мягким упреком, — где ты была?
— Нигде. Ходила погулять.
Она кивает. Взгляд внимательный.
— Куда ходила?
Септа знает. Она всегда знает. Тогда зачем спрашивает?
— На край.
— Зачем ты туда ходила?
— Не знаю. Честное слово!
Она чуть приподнимает брови и склоняет голову набок.
— Знаю, Лара. По крайней мере, знаю, что ты так думаешь, но за моим вопросом и твоим ответом стоит гораздо больше. Подойди сюда.
Септа протягивает руку, и я делаю шаг вперед. Она берет мою ладонь в свою. Кожа у нее теплая, мягкий белый рукав туники касается моей руки. Золотая подвеска — знак Мультивселенной — поблескивает в свете ламп и приковывает мой взгляд. У меня раньше тоже был такой, но она забрала его.
— Ты же знаешь, я только пытаюсь помочь тебе.
— Да, знаю, что это правда, и все же… все же… что?
— Ты занималась мыслительными практиками, пока гуляла? Перед сном?
— Я стараюсь, — говорю я, и это точно правда.
— Старайся лучше. Заслужи свое место среди нас. Ты можешь это сделать.
Но на самом деле Септа в это не верит. Она знает, что я запятнана, что у меня ничего не получится. И я тоже это знаю.
* * *
Позже я сижу, выпрямив спину и скрестив ноги. Чувствую под собой пол. Медленно выдыхаю, ощущая, как воздух выходит из легких, потом так же медленно втягиваю его обратно. Я здесь, сейчас. Пол, воздух, мои легкие. Ни того, что было раньше, ни того, что будет потом, только сейчас. Мысли проносятся в голове, но я знаю, что это всего лишь ментальные события, которые приходят и уходят; они не определяют меня, и вмешиваться в них не нужно. Я вдыхаю, выдыхаю, и все оставшееся напряжение уходит из моего тела.
Легкое прикосновение Септы к моему сознанию одобрительное, но, с другой стороны, ничего ведь никогда не меняется, не так ли? Я никогда не меняюсь.
Негативные мысли — это всего лишь ментальные события, как и прочее. Я принимаю и признаю их, и они ускользают вместе с выдохом.
Вскоре Септа решает, что пора заканчивать, и я поднимаюсь и забираюсь в постель. Чувствую прохладу простыней на коже, вес одеяла. Каждый вдох и выдох.
«Спокойной ночи, Лара», — шепчет внутри меня Септа и уходит.
ЧЕТЫРЕ
ШЭЙ
Терпеть не могу ощущение замедления во время посадки. В этом есть что-то противоестественное — тормозить в воздухе.
Впрочем, Ксандер проделывает все безупречно. Самолет касается земли мягко, почти без толчков. Снаружи еще темно, но это именно те мгновения неподвижного безмолвия, что наступают перед рассветом.
Я отстегиваю ремень безопасности и поднимаюсь с места, беру на руки Чемберлена. Тяжелый же котяра. Ксандер ждет в начале прохода, как какой-нибудь стюард.
— Нелегкий был полет. У всех все в порядке? — спрашивает он вслух.
Под его взглядом Елена забывает страх.
— Конечно, — отвечает она. — Ни секунды не сомневалась, что приземлимся в целости и сохранности.
Он смеется, словно знает, как ей было на самом Деле страшно.
— Я в полном порядке, — говорит Беатрис, — жаль только, что Спайка здесь с нами нет.
Я была настолько поглощена мыслями о себе, о Кае, что не думала о Спайке, и меня это потрясает. Он ведь часть нас, часть нашей группы, и его с нами нет. Его больше нигде нет. И в этом моя вина.
Елена, должно быть, улавливает мои мысли или читает их по лицу, потому что берет меня за руку. Она знает, что Спайк толкнул меня на землю, спасая от пуль, которые оборвали его жизнь. «Спайк не был бы Спайком, если бы не сделал все возможное, чтобы спасти тебя, ведь так?» — Безмолвные слова звучат у меня в голове.
Но она не понимает; она не знает того, что я сделала. Я трусиха. Я прячу это глубоко в себе, чтобы Елена не увидела.
Мы спускаемся по лесенке на взлетно-посадочную полосу, если ее можно так назвать. Она поросла травой и не намного шире размаха крыльев самолета. Ксандер, должно быть, и в самом деле знает свое дело, если сумел здесь приземлиться.
Солнце только-только выглядывает из-за горизонта, отбрасывая первые лучи света на высокие деревья по краю поля. Под их сенью стоят низкие дома с «живыми» крышами — на них растения и трава. Возможно, чтобы их не было видно сверху? Чемберлен начинает вырываться, и я наклоняюсь, чтобы отпустить его. Он радостно спрыгивает на землю. Ох, хорошо быть кошкой.
— Где мы? — спрашиваю я.
— В Шотландии. Это удаленная высокогорная община, которую мы основали несколько лет назад; никто, кроме нас, не знает, где она находится.
— Хочешь сказать, эпидемия сюда не добралась? — спрашивает Елена.
— Именно так.
Вот как. Они построили в лесу поселок, дополнили его летным полем, которое выглядит как луг. Его никто не нашел и не принес сюда инфекцию. При всей удаленности остаться никем не обнаруженными, должно быть, нелегко. На руку им было то, что большая часть населения страны вымерла от эпидемии; это их устраивает.
— Вас здесь много? — интересуюсь я.
— В самой общине примерно сто человек. За ее пределами еще около двухсот.
«Келли тоже здесь»? — Мой мысленный вопрос адресован одному только Ксандеру.
«Терпение», — отвечает он тем же способом и переводит взгляд с меня на деревья за нами; оттуда кто-то приближается… женщина.
— Сейчас уже более двухсот — двести девять, — подходя ближе, говорит она мягким, мелодичным голосом. — Со времени твоего последнего визита, Ксандер, к нам присоединились еще несколько человек. «Добро пожаловать», — мысленно добавляет она всем нам. Значит, тоже выжившая.
Длинные черные волосы струятся по спине, а такой яркой ауры я еще ни у кого не видела, не считая, быть может, Беатрис: она пульсирует и сияет. На женщине белая туника и черные леггинсы, на шее подвеска со знаком Мультиверсума, на лице широкая улыбка, предназначенная Ксандеру, и только ему.
— Септа, — тепло отзывается Ксандер и, наклонившись, целует ее в щеку. Между ними происходит быстрый и скрытый от остальных обмен мыслями.
— Это Септа. Она староста коммуны. — Он поворачивается к нам и представляет Елену и Беатрис, после чего следует драматическая пауза: Септа смотрит на меня, гадает, кто я такая.
Ксандер кладет руку мне на плечо.
— А это Шэй. Моя дочь.
Удивлению Септы нет предела.
— Твоя дочь? — Она переводит взгляд с меня на Ксандера, потом снова на меня, в глазах вопрос. Еще один быстрый, безмолвный диалог между ними.
Женщина поворачивается ко мне и широко улыбается.
— Добро пожаловать, Шэй. — Она наклоняется, чтобы поцеловать теперь и меня. Сияние ее ауры чистое, она приятно пахнет, и от этого я чувствую себя грязной крысой, которая провела ночь в мусорном баке. Кровь, смерть и страдания пропитали меня насквозь.
— Идемте, — говорит Септа. — Я приготовила гостевой домик для вас троих, хотя Ксандер и не говорил, кто приедет! — Она смеется.
— Люблю держать любопытных вроде тебя в напряженном ожидании, — отзывается он, но смотрит при этом на меня. Уж не мне ли предназначался этот комментарий?
Ксандер берет Септу под руку, и они вдвоем ведут нас к одному из домиков. Нас троих, Елену, Беатрис и меня, оставляют у двери, сообщив, что сегодня мы можем отдыхать, а вечером, на закате, будет ужин и собрание. После чего уходят — рука об руку.
Дом обставлен просто, и он такой чистый и белый, что я боюсь к чему-либо прикасаться. На низком столике ждет еда. В доме три маленьких спальни и — я облегченно вздыхаю — ванная. Спрашиваю, будет ли кто-то возражать, если я пойду первая, но Елена лишь качает головой и подталкивает меня к ванной.
Шагнув внутрь, я закрываю дверь. Задвижки нет, а мне хотелось бы запереться, хотя я и не ощущаю никакой опасности или угрозы моему уединению. Кроме того, там Елена и Беатрис, и если кто-то придет, они дадут мне знать.
Довольствуюсь тем, что оставляю перед дверью вешалку для полотенец.
Сняв с себя одежду, я отпихиваю ее ногой в угол ванной, в надежде, что мне будет во что переодеться, когда закончу. К своей не хочу даже прикасаться — все грязное, на всем, как и на мне самой, пятно прожитого дня. Дня, не думать о котором я больше не могу.
