Первые двое, не обращая внимания на отчаянный писк третьего, очень медленно прошествовали к машине Ньюта — характерным шагом всех полисменов мира, мысленно выписывающих штрафную квитанцию. Тот, что повыше, похожий на желтую жабу, завернутую в кухонную фольгу, постучал в окно машины. Стекло опустилось. Глаза пришельца оказались прикрыты зеркальными солнцезащитными очками — точь-в-точь как у Пола Ньюмена в «Хладнокровном Люке».

— Доброе утро, сэр, мадам или бесполое существо, — сказал он. — Это ваша планета, не так ли?

Другой пришелец, лохматый и зеленый, отошел к придорожной рощице. Краем глаза Ньют видел, как он пнул дерево и засунул лист в какую-то хитрую штуковину на поясе. Вид у него был явно недовольный.

— Ну да, наверное, — сказал Ньют.

Лягушонок задумчиво посмотрел на горизонт.

— И давно вы здесь, сэр? — спросил он.

— Э-э. Ну, не лично я, а как вид в целом мы здесь около полумиллиона лет. По-моему.

Пришельцы обменялись взглядами.

— Та-ак. Значит, нарушаем, кислотные дожди устраиваем? — сказал он. — С углеводородами балуемся?

— Простите, не понял.

— Сэр, не назовете ли вы мне альбедо вашей планеты? — поинтересовался лягушонок, по-прежнему внимательно и неотрывно глядя на горизонт, словно там происходило нечто очень занимательное.

— Э-э. Нет.

— Вынужден сообщить вам, сэр, что ваши полярные шапки куда меньше установленной нормы для планет такой категории, сэр.

— О боже, — сказал Ньют. Он прикинул, кому может сообщить о встрече с инопланетянами, и понял, что никто, совершенно никто ему не поверит.

Лягушонок наклонился поближе. Его, по-видимому, что-то тревожило, насколько Ньют способен был судить о чувствах инопланетной расы, с которой никогда не сталкивался.

— На первый раз, сэр, мы посмотрим сквозь пальцы на ваши нарушения.

— О-о. Э-э. Я все налажу… — забормотал Ньют. — То есть не я лично, а… и вообще, по-моему, Антарктика и что там еще принадлежат всем странам, так что…

— Главное, сэр, в том, что нам поручено передать вам послание.

— О.

— Послание гласит: «Мы передаем вам послание мира во всех мирах, космической гармонии и всего такого прочего». Конец послания, — закончил лягушонок.

— А. — Ньют пытался осмыслить сказанное. — Да. Вы очень любезны.

— Есть у вас какие-то идеи относительно того, почему нас попросили доставить вам это послание, сэр? — спросил лягушонок.

Лицо Ньюта просветлело.

— В общем, э-э, я полагаю, — затараторил он, — что после того, как человечество укротило атом…

— Мы тоже ничего не понимаем, сэр, — перебил его лягушонок. — Сдается мне, это опять какой-то феномен. Ладно, нам пора. — Он неопределенно мотнул головой, развернулся и поковылял к тарелке, не произнеся больше ни слова.

Ньют высунулся из окошка машины.

— Спасибо!

Второй, маленький пришелец прошел мимо «Васаби».

— Уровень CO2 поднялся на 0,5 %, — проскрипел он, выразительно глянув на Ньюта. — Вы хоть знаете, что это подсудное дело? «Доминирование на планете в состоянии безудержного консьюмеризма».

Парочка инопланетян подняла третьего, втащила его обратно по трапу и задраила люк.

Ньют немного помедлил, ожидая увидеть захватывающее световое представление, но тарелка и не думала взлетать. Наконец, тронувшись с места, Ньют обогнул ее. Когда он взглянул в зеркальце заднего вида, на дороге уже ничего не было.

«Должно быть, я зашел слишком далеко, — подумал он, чувствуя себя виноватым. — Но в чем?

И ведь я даже Шедвеллу не смогу ничего сообщить, поскольку он сразу же отругает меня за то, что я не сосчитал их соски».

— Во всяком случае, — сказал Адам, — насчет ведьм вы все не так понимаете.

Эти сидели на воротах перед пастбищем, глядя, как Барбос валяется в коровьих лепешках. Дворняжка получала громадное удовольствие.

— Я о них читал, — продолжал он, слегка повышая голос. — На самом деле они как раз и были правы, а преследовать их Британской инквизицией — плохое дело.

— Моя мама говорила, что они были просто очень умными женщинами и боролись единственным известным им способом с удушающей несправедливостью иерархий патриархатного общества, — заявила Пеппер.

Мать Пеппер читала лекции в Нортонском политехникуме. [В дневное время. А по вечерам она гадала нервным администраторам по картам Таро. Старые привычки умирают медленно.]

— Да, но твоя мама всегда что-то такое говорит, — немного поразмыслив, сказал Адам.

Пеппер милостиво согласилась.

— И еще она говорила, что в худшем случае они были просто свободомыслящими поклонницами порождающего принципа.

— А что такое порождающий принцип? — спросил Уэнслидэйл.

— Не знаю. Что-то вроде украшенного майского дерева, — туманно сказала Пеппер.

— Вообще-то, мне казалось, что они поклонялись дьяволу, — вставил Брайан, но без обычного осуждения. Эти придерживались широких взглядов на дьяволопоклонство. Они вообще ко всему относились без предубеждения. — По крайней мере, дьявол лучше, чем какое-то дурацкое майское дерево.

— Вот тут-то ты и ошибаешься, — возразил Адам. — Дьявол здесь ни при чем. Это просто другой бог, или кто-то вроде того. Рогатый.

— Ну так я и говорю — дьявол, — настаивал Брайан.

— Нет, — терпеливо возразил Адам. — Люди просто их путают. Потому что у них похожие рога. Его зовут Пан. И он наполовину козел.

— На какую половину? — уточнил Уэнслидэйл.

Адам задумался.

— На нижнюю, — наконец сказал он. — Странно, что вы этого не знаете. Я-то думал, уж это известно всем.

— У козлов не бывает нижней половины, — возразил Уэнслидэйл. — У них есть передняя и задняя. Как у коров.

Они еще немного понаблюдали за Барбосом, постукивая пятками по воротам. По такой жаре и думать трудно.

Потом Пеппер сказала:

— Если у него козлиные ноги, то не должно быть рогов. Рога — они спереди.

— Я что, сам его выдумал? — обиженно сказал Адам. — Я же просто рассказываю. Вот еще новости какие, с чего бы мне его придумывать. И вообще, я тут ни при чем.

— Ладно, — сказала Пеппер. — Этот твой дурацкий божественный козел не будет ведь жаловаться на то, что его считают дьяволом. Еще бы, с рогами-то. Люди сразу скажут: о, диавол идет.

Барбос начал раскапывать кроличью нору.

Адам, видимо имевший серьезные соображения на сей счет, тяжело вздохнул.

— Нельзя все понимать буквально, — важно заявил он. — Это серьезная проблема наших дней. Грубый материализм. Вот такие, как вы, и ходят повсюду, вырубают тропические леса, дырки делают в озоновом слое. Там уже здоровенная дырища, а все он, грубый материализм.

— Я тут ни при чем, — машинально сказал Брайан. — Я еще за огуречный парник не расплатился.

— Так сказано в журнале, — сказал Адам. — Чтобы сделать один паршивый гамбургер, уничтожают миллионы акров тропических лесов. А озон исчезает потому… — он помедлил, — потому что люди обрызгивают все вокруг.

— А еще киты, — сказал Уэнслидэйл. — Надо их спасать.

Адам выглядел озадаченным. В прочитанных им номерах «Вестника Водолея» ничего не говорилось о китах. Видимо, издатели полагали, что желание спасти китов столь же естественно для читателей, как дыхание и прямохождение.

— О них рассказывали по телевизору, — пояснил Уэнслидэйл.

— А почему мы должны их спасать? — спросил Адам. Он смутно представлял себе, сколько нужно спасти китов, чтобы получить почетный значок.

Уэнслидэйл помолчал, напрягая память.

— Потому что они умеют петь. И у них огромные мозги. И китов почти совсем не осталось. И вообще — не надо убивать их только потому, что из китов получается собачий корм.

— Если они хорошо соображают, — медленно сказал Брайан, — то почему все время торчат в море?

— Не знаю, — задумчиво протянул Адам. — Они плавают себе по морю целыми днями, разевают рот и едят все, что туда попадется… вполне разумно, по-моему…

Визг тормозов и раскатистый грохот не дали ему договорить. Ребята тотчас спрыгнули с ворот и побежали по дорожке к перекрестку, где в конце тормозного следа лежал перевернувшийся маленький автомобиль.

Чуть дальше на шоссе зияла дыра. Видимо, машина пыталась объехать ее. Как только Эти взглянули в ту сторону, маленькая азиатская голова исчезла из поля зрения.

С трудом открыв дверцу машины, Эти вытащили из нее бесчувственного Ньюта. Адам уже мысленно представлял, как им будут вручать медали за геройское спасение. А практичный Уэнслидэйл тем временем вспоминал принципы первой помощи пострадавшим.

— Его нельзя передвигать, — сказал он. — Может, у него кости переломаны. Нужно позвать взрослых.

Адам оглянулся. Чудь дальше по дороге из-за деревьев выглядывала какая-то крыша. То был Жасминовый коттедж.

А в Жасминовом коттедже, перед столом, на котором еще полчаса назад появились бинты, аспирин и прочие медикаменты для оказания первой помощи, сидела Анафема Гаджет.

Анафема глянула на часы. Он может появиться в любую минуту.

И вот он наконец появился, но совсем не так, как она ожидала. А точнее, его вид не оправдал ее надежд.

Она смутно надеялась увидеть высокого, темноволосого и красивого мужчину.

Ньют был высоким, но каким-то уплощенным и тощим. И хотя на его голове, несомненно, росли черные волосы, их владелец явно пренебрегал услугами парикмахеров, позволяя множеству длинных прядей расти как попало. Правда, Ньюта нельзя было винить за такое пренебрежение; в юности он, бывало, каждые пару месяцев заглядывал в ближайшую парикмахерскую на углу, прихватив с собой аккуратно вырезанную из журнала фотографию улыбчивого красавца с впечатляюще модной стрижкой, показывал эту картинку парикмахеру и вежливо просил постричь его примерно так же. А знающий свое дело парикмахер, бегло глянув на красавца, делал Ньюту самую элементарную и стандартную стрижку с коротким затылком под полубокс. Примерно через год Ньют пришел к выводу, что ему, очевидно, просто не идут короткие стрижки. Самое большее, на что мог рассчитывать Ньютон Пульцифер, что после стрижки волосы станут короче.

То же с костюмами. Попадавшуюся ему одежду изобрели явно не для того, чтобы он выглядел элегантно, со вкусом и удобно одетым. К настоящему времени он научился довольствоваться всем, что защищало его от дождя и позволяло хранить мелочь.

На красавца он также не тянул. Даже без очков. [На самом деле без очков было ещё хуже, ведь тогда он спотыкался, падал на каждом шагу и ходил перебинтованный.] Кроме того, стянув с Ньюта туфли, чтобы положить его на кровать, Анафема обнаружила, что он носит непарные носки: один синий с дыркой на пятке, а второй — серый с дырками на пальцах.

«Наверное, я должна почувствовать теплую волну женской нежности, — подумала она. — А мне всего лишь хочется, чтобы он постирал носки».

Итак… высокий, темноволосый, но некрасивый. Она пожала плечами. Ладно уж. Два из трех, все не так плохо.

Фигура на кровати пошевелилась. И Анафема, которой было свойственно всегда смотреть в будущее, подавила разочарование и сказала:

— Как мы себя чувствуем?

Ньют открыл глаза.

Он лежал в какой-то спальне, но не дома. Он мгновенно понял это, увидев потолок. Под потолком его спальни висели, покачиваясь на тесемках, модели звездных истребителей. Никто не заставил бы его убрать их.

А на этом потолке ничего не было, кроме потрескавшейся штукатурки. Ньюту никогда прежде не доводилось бывать в женских спальнях, но он вдруг почувствовал, что это именно она, в основном по смеси тонких ароматов. В воздухе приятно пахло гигиенической пудрой и ландышами и не было даже намека на дурной запах грязных футболок, забывших, как стиральная машина выглядит изнутри.

Ньют попытался приподнять голову, застонал и опустился на подушку. Розовую, как он успел заметить.

— Вы ударились головой о рулевое колесо, — сказал голос, вызвавший его из забытья. — Но ничего не сломали. Что там было, на дороге?

Ньют вновь открыл глаза.

— С машиной все в порядке? — спросил он.

— Очевидно, да. Тихий голосок внутри продолжает бормотать: «Позалюста, плистегните лемни безопасити».

— Вот видите? — сказал Ньют незримому собеседнику. — Умели же раньше делать крепкие вещи. Небось на пластиковой обшивке даже вмятин не останется.

Он заморгал, вглядываясь в сторону Анафемы.

— Я свернул, чтобы объехать какого-то тибетца на дороге, — пояснил он. — По крайней мере, мне показалось, что я его видел. Но, наверное, я сошел с ума.

К нему приблизилась какая-то фигура. Теперь он разглядел темные волосы, алые губы и зеленые глаза. Почти определенно — женщина. Ньют старался не слишком таращить глаза. Фигура сказала:

— Если даже сошел, то никто этого не заметит. — Затем она улыбнулась. — А знаешь, я никогда прежде не встречала ведьмоловов.

— Э-э… — начал Ньют.

Она подняла его раскрытый бумажник.

— Я не заглядывала внутрь, — сказала она.

Ньют почувствовал ужасное смущение — обычное для него состояние. Шедвелл выдал ему официальный документ штаба ведьмоловов, который обязывал всех церковных сторожей, магистратов, епископов и бейлифов свободно пропускать его повсюду и, помимо прочего, предоставлять ему любое потребное количество сухой растопки. Документ выглядел невероятно впечатляюще — шедевр каллиграфии, выписанный, вероятно, еще в незапамятные времена. Ньют совсем забыл о нем.

— На самом деле это просто хобби, — сказал он с несчастным видом. — На самом деле я… я занимаюсь… — Ему вовсе не хотелось признаваться в том, что он просто бухгалтер, только не здесь, не сейчас и не такой девушке. — Компьютерами, — солгал он, а про себя добавил: «Хотел бы заниматься, хотел бы заниматься; в душе я настоящий компьютерщик, вот только мозги мне мешают». — Извините, а можно спросить…

— Анафема Гаджет, — сказала Анафема. — Я занимаюсь оккультными науками, но это только хобби. На самом деле я ведьма. Здорово?! Ты опоздал на полчаса, — добавила она, подавая ему маленькую картонку. — Тебе лучше сразу прочесть кое-что. Это сбережет уйму времени.

Ньют, несмотря на неудачные отроческие опыты, завел-таки себе маленький домашний компьютер. Даже несколько. И вы уже догадались, какие именно, — настольные аналоги «Васаби». Если он покупал какой-то компьютер, можно было не сомневаться, что тот немедленно подешевеет в два раза. Он приобретал именно ту широко разрекламированную аппаратуру, о которой через год уже никто не вспоминал. А некоторые устройства вообще работали только в холодильнике. По прихоти случая марка компьютера могла оказаться, в общем-то, хорошей, однако Ньюту всегда доставался компьютер из той малочисленной партии, которую продали раньше времени, не успев очистить операционную систему от глюков. Но он упорно не сдавался, потому что верил.

У Адама тоже был простенький компьютер. Он любил играть на нем, хотя никогда не сидел перед монитором подолгу. Он загружал игру, внимательно просматривал ее в течение нескольких минут и принимался играть, пока на панели «Набранные очки» не заканчивались разряды.

Трое Этих изумлялись такому редкостному мастерству, но Адама несколько удивляло то, что в такие игры можно играть как-то по-другому.

«Надо просто разобраться, что к чему, а дальше совсем просто», — говорил он.

С упавшим сердцем Ньют отметил, что в гостиной Жасминового коттеджа полно газет. Повсюду пестрели приколотые к стенам вырезки. В некоторых из них абзацы были обведены красными чернилами. Он слегка порадовался, отметив, что часть из них вполне сгодилась бы для Шедвелла.

Анафема сняла этот дом вместе с обстановкой и потрудилась привезти лишь одну из фамильных ценностей: старинные часы. Это были не дедушкины карманные часы в серебряном футлярчике, а настенные ходики с маятником, под который Эдгар По с удовольствием кого-нибудь да засунул бы. [Отсылка к рассказу «Колодец и маятник» (1842) (Примечание редактора).]

Ньют то и дело возвращался к ним взглядом.

— Их изобрел один из моих предков, — сказала Анафема, ставя на стол кофейные чашки. — Сэр Джошуа Гаджет. Может, ты слышал о нем? Он изобрел такую качающуюся штуковину — она позволила делать дешевые точные часы. Их назвали в его честь.

— Джошуа? — сказал Ньют осторожно.

— Нет, «гаджеты».

За последние полчаса Ньют услышал несколько совершенно невероятных историй и почти что поверил им, но это уж было чересчур.

— То есть слово «гаджет» изначально — такая фамилия? — спросил он.

— Ну да. Славная и древняя ланкаширская фамилия. Французского происхождения, как я полагаю. Ты еще скажешь мне, что никогда не слышал о сэре Хэмфри Новаторе…

— Да ну тебя…

— …который изобрел новаторское приспособление для откачивания воды из затопленных рудников. [Прототип — английский изобретатель Томас Ньюкомен (1663–1729), сын кузнеца, а не аристократ; один из создателей первого парового двигателя (Примечание редактора).] Или о Петре Штуковине? Или о Сайресе Т. Кнопке, выдающемся негритянском изобретателе из Америки? Томас Эдисон говорил, что его восхищают лишь два современных ученых-практика: Сайрес Т. Кнопка и Элла Бегуноук. И…

Она заметила недоумевающий взгляд Ньюта.

— Я написала диссер по этой теме, — пояснила она. — Эти люди изобрели настолько простые и всем известные вещи, что никому даже в голову не приходит задуматься, а кто их придумал. Сахар?

— Э-э…

— Ты обычно кладешь два кусочка, — любезно сказала Анафема.

Ньют вновь уставился на карточку, которую она ему всучила.

Анафема, похоже, полагает, что он так сразу все и поймет.

Не тут-то было.

Вертикальная черта разделяла карточку на две половинки. С левой стороны черными чернилами было написано что-то вроде поэтического отрывка. На правой половине, теперь уже красными чернилами, давались комментарии и заметки. Вот как она примерно выглядела:

Рука Ньюта машинально потянулась к карману. Зажигалка пропала.

— Что все это значит? — хрипло спросил он.

— Ты что-нибудь слышал об Агнессе Псих? — спросила Анафема.

— Нет, — ответил он и отчаянно попытался прикрыться сарказмом: — Полагаю, ты намерена сообщить мне, что она изобрела психов.

— Нет, просто она представитель еще одного славного и старинного ланкаширского рода, — невозмутимо сказала Анафема. — Если не веришь, прочитай судебные отчеты ведьмоловов начала семнадцатого века. Я — ее прямой потомок. И кстати, один из твоих предков заживо сжег ее на костре. Вернее, пытался сжечь.

Ньют, как зачарованный, с ужасом выслушал рассказ о смерти Агнессы Псих.

— Не-Прелюбы-Сотвори Пульцифер? — уточнил он, когда она закончила.

— Подобные имена были весьма распространены в те дни, — сказала Анафема. — Наверное, семья нарожала десяток детишек, и родители свято чтили заповеди. Я еще читала о Пульциферах, которых звали Алчность и Лжесвидетель…

— Кажется, я понял, — сказал Ньют. — Постой-ка, ведь Шедвелл говорил, что моя фамилия ему знакома. Она должна числиться в армейских архивах. Да уж, если бы меня нарекли Прелюбодей Пульцифер, то мне бы, наверное, захотелось навредить как можно большему числу людей.

— Я думаю, он просто не слишком любил женщин.

— Спасибо, что ты это так воспринимаешь, — сказал Ньют. — Возможно, он таки мой предок. В мире не так уж много Пульциферов. А может… именно поэтому я вроде бы как вступил в Армию ведьмоловов? Может, это Судьба, — сказал он с надеждой.