Он ласково коснулся металлической поверхности, еще достаточно горячей, чтобы на ней можно было приготовить яичницу.

— Такую гонку не выдержал бы ни один из современных автомобилей, — с любовью сказал он.

Все внимательно смотрели на вновь прибывшего.

Раздался тихий электрический щелчок.

Шлагбаум начал подниматься. Из ниши, где находился электрический двигатель, послышался механический скрежет, и мотор вдруг перестал сопротивляться непреодолимой силе, воздействующей на шлагбаум.

— Эй! — воскликнул сержант Дизенбургер. — Да вы что… кто из вас это сделал?

Зашуршали шины велосипедов. За ними пробежал маленький пес с грязными лапами.

Все изумленно взирали на четверку яростно крутивших педалями велосипедистов, которые нырнули под шлагбаум и исчезли на территории базы.

Сержант взял себя в руки.

— Э-эй, — повторил он каким-то ослабевшим голосом. — По-моему, у одного из этих детей в велосипедной корзине сидел космический пришелец с физиономией, точно как дружелюбная какашка… [Эпизод из фильма Стивена Спилберга «Инопланетянин» (1982) (Примечание редактора).]

— Я так не думаю, — сказал Кроули.

— Тогда, — собираясь с духом, заявил сержант Дизенбургер, — им угрожает большая опасность. — Он поднял свое ружье. Довольно уж тут осторожничать; ему вновь припомнился кусок мыла. — Итак, — сказал он, — пора разобраться с вами.

— Я упредил тебя… — начал Шедвелл.

— Мы и так слишком надолго задержались здесь, — заметил Азирафаэль. — Разберись-ка с ним, Кроули. Достаточно будет изящной затрещины.

— Гм-м? — сказал Кроули.

— В моей епархии добрые дела, — сказал Азирафаэль. — Не надеешься же ты, что я… а, черт возьми. Стараешься вести себя добропорядочно, и куда это в итоге заводит тебя?

С этими словами он щелкнул пальцами.

Послышалось тихое шипение, точно вспыхнула старомодная лампа-вспышка, и сержант Томас А. Дизенбургер испарился.

— Э-э, — сказал Азирафаэль.

— Осторожнее, — сказал Шедвелл, который не вполне осознавал принцип действия раздвоенной личности мадам Трейси. — Ничего страшного. Вы держитесь за меня, и все будет в порядке.

— Ловко, — сказал Кроули. — Никогда не думал, что ты на такое способен.

— И правильно, — сказал Азирафаэль. — На самом деле я не так уж ловок. Надеюсь только, что не послал его в какое-нибудь злачное местечко.

— Тебе стоило бы побыстрее наловчиться, — заметил Кроули. — Тогда ты просто пошлешь их всех куда подальше. Главное, не беспокойся о том, куда они попадут. — Он выглядел восхищенным. — Ты не хочешь познакомить меня с твоим новым обличьем?

— Что? Да. Да, разумеется. Мадам Трейси, это Кроули. Кроули, познакомься с мадам Трейси. Безусловно, очень рада.

— Давайте пройдем на базу, — предложил Кроули. Он, казалось, был расстроен плачевным состоянием своего «Бентли», но вдруг лицо его прояснилось. К воротам целенаправленно двигался отличный джип, и он, похоже, был забит командой, готовой к тому, чтобы устранить любые препятствия и устроить перестрелку, не особенно задаваясь вопросом о том, на чьей стороне они играют.

Кроули воспрял духом. Это уже входило, если можно так выразиться, в область его компетенции.

Он вытащил руки из карманов, поднял их, как Брюс Ли, и улыбнулся, как Ли ван Клиф.

— Отлично! — воскликнул он. — Вот и наш транспорт.

Эти оставили свои велосипеды около одного из одноэтажных зданий. Уэнслидэйл аккуратно запер свой транспорт на замок. Он во всем любил порядок.

— Ну и как же выглядят эти всадники? — поинтересовалась Пеппер.

— Они могут выглядеть как угодно, — неуверенно сказал Адам.

— Ведь они уже взрослые, я надеюсь? — уточнила Пеппер.

— Да, — сказал Адам. — Я думаю, более взрослых ты вообще никогда не видела.

— Бороться со взрослыми совершенно бесполезно, — с унылым видом сказал Уэнслидэйл. — Все равно в итоге нарвешься на неприятности.

— Вам не придется бороться с ними, — сказал Адам. — Вам достаточно будет сделать то, что я скажу.

Они окинули взглядом захваченные с собой приспособления. Учитывая, что эти орудия предназначались для исправления мира, их едва ли можно было назвать потрясающе действенными.

— Тогда как же мы найдем их? — с сомнением в голосе спросил Брайан. — Я помню, как мы приходили сюда на экскурсию; тут полно всяких комнат и обслуживающего персонала. Множество лабораторий с мигающими огоньками.

Адам задумчиво поглядывал на здания. Устройства тревоги еще испускали сигналы, похожие на традиционные альпийские йодли.

— Так, — сказал он, — мне лично кажется…

— Эй! Что это вы, дети, здесь делаете?

Окликнувший их голос не был исполнен настоящей угрозы, но в нем, несомненно, чувствовалась предельная напряженность, а принадлежал он офицеру, который в течение последних десяти минут пытался осмыслить полную бессмыслицу сложившейся ситуации, слушая, как заливаются сигналы тревоги, и стараясь открыть запертые двери. За ним маячили два не менее встревоженных солдата, пребывающие в недоумении по поводу того, как им поступить с этими четырьмя малолетками, совершенно очевидно отпрысками белой расы, один из которых пусть и в самой малой степени, но уже принадлежит к женскому полу.

— Не беспокойтесь о нас, — беспечно сказал Адам. — Мы просто поглядим тут вокруг.

— Значит, вы просто… — начал было лейтенант.

— Спать, — сказал Адам. — Сейчас вы просто уснете. Все солдаты здесь должны спать. Тогда вас ничто не потревожит. Сейчас вы все просто уснете, немедленно.

Лейтенант пристально посмотрел на него, пытаясь сфокусировать взгляд. Затем он медленно опустился на землю.

— Ничего себе, — сказала Пеппер, когда и остальные улеглись спать. — Как ты их усыпил?

— Видишь ли, — осторожно протянул Адам. — Ты помнишь тот гипнотический практикум из книги «101 увлекательное занятие для юных умельцев», который у нас никогда не получался?

— Ну помню, и что дальше?

— В общем, это что-то вроде гипнотического сна. Я только теперь понял, как это делается. — Он повернулся обратно к зданию, напичканному компьютерной техникой.

Адам собрался; его привычная удобная сутуловатость сменилась некой бравой выправкой, которая очень порадовала бы мистера Тайлера.

— Отлично, — сказал он.

Потом немного помедлил в задумчивости.

А потом сказал:

— Пойдем оглядимся.

Если земля вдруг исчезнет и останется одно электричество, то наш мир будет выглядеть как самая изысканная световая филигрань — сфера мерцающих серебристых линий со случайными проблесками стрел, выпускаемых спутниками. Даже темные районы будут озарены благодаря радиолокационным станциям и коммерческим радиоволнам. Нервная система гигантского планетарного зверя.

Все города — узелки в электрической паутине, но сами электрические связи, по сути своей, были подобны мускулатуре, выполняющей лишь грубую работу. Однако уже примерно полсотни лет люди пользуются «электронным мозгом».

И теперь он вдруг ожил, подобно тому, как оживает огонь. Переключатели стали залипать. Реле начали плавиться. Внутри кремниевых чипов, микроскопическая структура которых по сложности напоминала карту Лос-Анджелеса, образовались новые связи, породившие перезвон в удаленных на сотни миль подземных лабораториях, и люди в ужасе смотрели на то, что сообщали им давно знакомые экраны. Массивные стальные двери, надежно скрытые в полостях гор, отказывались открываться, и люди барабанили по ним, стараясь справиться с предохранителями, которые уже окончательно сплавились. В пустынях и тундрах земля вдруг расползалась, впуская свежий воздух в оборудованные кондиционерами склепы и позволяя грубым силуэтам занять свои места.

И поскольку электричество утекало туда, куда не следует, оно иссякало в обычных местах. В городах погасли дорожные огни, затем уличное освещение, а затем и весь свет. Охлаждающие вентиляторы замедлили ход, вздрогнули и остановились. Погасли раскаленные спирали обогревателей. Остановились лифты. Заглохли радиостанции, и умолкла их убаюкивающая музыка.

Говорят, что цивилизация отстоит от варварства всего лишь на двадцать четыре часа с двумя перерывами на обед.

Ночь медленно овладевала вращающейся Землей. Изъязвленная поверхность планеты должна была искриться множеством электрических булавочек, дающих свет. Но источник тока иссяк.

Пять миллиардов человек погрузились во мрак. Вскоре могло начаться нечто вроде варварского пиршества или пикника на природе — необузданного, отвратительного и в конечном счете доставшегося муравьям.

* * *

Смерть выпрямился. Видимо, он к чему-то прислушивался. Можно только догадываться, что ему удалось услышать.

— ОН ПРИШЕЛ, — сообщил он.

Три его попутчика оторвались от своих дел. В их внешности и позах произошли едва уловимые изменения. Прежде чем ангел Смерти заговорил, они — то есть те их ипостаси, которые не ходят и не говорят, приняв человеческое обличье, — кружили над миром. Теперь они вернулись.

Более или менее.

Вид их стал каким-то странным. Словно у них вдруг появились плохо скроенные тела, наподобие плохо скроенных костюмов. Голод выглядел так, будто слегка изменил свой имидж, и его выработанный годами типаж — приятного, процветающего и заслуживающего доверия бизнесмена — начал вытесняться древним, ужасным оцепенением его исходного воплощения. На коже Войны заблестели капли пота. А кожа Загрязнения блестела просто так.

— Мы обо всем… позаботились, — с некоторым усилием произнесла Война. — Теперь дела… пойдут своим путем.

— В нашем распоряжении не только ядерное оружие, — сказал Загрязнение. — Есть еще химическое. Тысячи галлонов химических веществ… хранятся в бочках во всех уголках мира. Замечательные жидкости… с чертовски длинными заковыристыми названиями. А учитывая… старые запасы. В общем, выбирай, что хочешь. Плутоний может быть смертоносным тысячи лет, но действие мышьяка вечно.

— Или пусть настанут времена… вечной зимы, — сказал Голод. — Я предпочитаю зиму. Некая чистота… присуща зиме.

— Все птенчики… соберутся в курятнике, — сказала Война.

— Никаких больше птенчиков, — буркнул Голод.

Не изменился лишь Смерть. Кое-что всегда остается неизменным.

Апокалиптическая четверка вышла из здания. Походка Загрязнения также приобрела новые качества — казалось, он не идет, а течет или даже растекается.

Что и было подмечено Анафемой и Ньютом Пульцифером.

На их пути как раз появилось первое здание. Внутри все выглядело гораздо спокойнее, чем снаружи, где уже поднялась большая суматоха. Анафема толкнула очередную дверь, которая изобиловала уведомлениями, предупреждающими о смертельной опасности. Дверь с легкостью распахнулась. А пропустив их внутрь, она тут же захлопнулась и защелкнулась на замок.

У них было мало времени на обсуждение того, зачем побывала здесь эта Четверка.

— Кто они такие? — спросил Ньют. — Может, террористы?

— В самом прямом и точном смысле, — согласилась Анафема. — По-моему, ты попал в точку.

— И о чем же, интересно, был этот странный разговор?

— Наверное, о возможном конце мира, — предположила Анафема. — Ты заметил их ауры?

— Да нет, вроде ничего не заметил, — сказал Ньют.

— Очень расплывчатые.

— А-а.

— То есть, по сути, негативные ауры.

— А?

— Наподобие черных дыр.

— Неужели так плохо?

— Очень.

Анафема пристально взглянула на ряды металлических шкафов и стоек. Впервые, именно сейчас — и то была не игра, а реальность — эта техника, способная разрушить земной мир или по крайней мере ту его часть, что метра на два уходит в землю и поднимается до озонового слоя, перестала работать согласно привычному сценарию. Не видно было никаких больших красных контейнеров с сигнальными огнями. Не удалось обнаружить и никаких свернутых проводов с бросающейся в глаза рекомендацией: «Обрезать здесь». Никаких подозрительно больших цифровых индикаторов, показывающих, сколько еще секунд остается, чтобы предотвратить катастрофу. Вокруг высились только железные шкафы, которые выглядели основательными и непоколебимыми, совершенно готовыми отважно встретить последнее мгновение.

— Что же происходит? — сказала Анафема. — Они ведь что-то сделали, правда?

— Может, здесь есть какой-то выключатель? — беспомощно сказал Ньют. — Я уверен, если мы поищем…

— Такие выключатели обычно встроены в систему. Не говори глупостей. Я думала, ты разбираешься в компьютерной технике.

Ньют в отчаянии кивнул. Эта аппаратура резко отличалась от той, о которой он читал на страницах журнала «Знакомство с электроникой». Пытаясь хоть что-то найти, он разглядывал заднюю панель одного из шкафов.

— Международные связи, — пробурчал он. — Доступны практически любые операции. Можно понизить потребляемую мощность, настроиться на спутники. Все что угодно, абсолютно. Можно… пш-ш… — согласись, можно… пш-ш… ой-ёй, все отлично устроить… пш-ш-ши… вау, только вот… пш-ш-ик… о-о-ох.

— Но ты сумеешь справиться с этой системой?

Ньют облизнул обожженные пальцы. Пока он не обнаружил ничего, что напоминало бы транзистор. Он обмотал руку носовым платком и вытащил пару плат из разъемов.

Один из его журналов по электронике как-то раз опубликовал шуточную схему, которая гарантированно не должна была работать. В итоге они напечатали занимательное сообщение для всех горе-радиолюбителей о том, что если те собрали эту схему и она не заработала, то именно так и должно быть. Данное устройство изобиловало диодами неверно показанной полярности, неправильно включенными транзисторами и неработающими источниками тока. Ньют собрал эту схему, и она приняла радио Москвы. Он написал в редакцию письмо с опровержением, но ему почему-то не ответили.

— Я даже не знаю, как к этому подступиться, — сказал он.

— Джеймс Бонд просто отвинчивает всякие штучки, — сказала Анафема.

— Нет, не просто отвинчивает, — с пугающей горячностью возразил Ньют. — И я не… пш-ш… Джеймс Бонд. Иначе бы… вж-и-ик… эти плохие парни показали бы мне все смертоносные кнопки и объяснили бы, как эта чертовщина работает, разве не так? Пш-шик… Да вот только в реальной жизни так никогда не бывает! Я-то ведь не знаю, что происходит, поэтому не могу ничего остановить.

Тучи клубились на горизонте. Над авиабазой синело чистое небо, и колебания воздуха ощущались лишь как легкий ветерок. Но сам воздух был странным, словно кристаллизованным, и казалось, что стоит только изменить угол зрения, чтобы увидеть его новые грани. Он поблескивал. Если бы вы попытались подобрать определения для его описания, то вам невольно пришли бы на ум слова «гнетущий» и «заряженный». Заряженный, насыщенный незримыми жизненными силами, которые лишь поджидают нужного момента, чтобы стать вполне зримыми и материальными.

Адам глянул на небо. В одном смысле над головой был просто чистый воздух. В другом же — в бесконечность уходили ряды воинов, крыло к крылу, — Небесные и Адские воинства. Если бы вы присмотрелись получше, вдобавок имея специально натренированный взгляд, то сумели бы заметить эти особенности.

Тишина крепкой хваткой держала взбудораженный мир.

Из распахнувшейся двери здания вышла Апокалиптическая Четверка. Трое из них уже лишь отдаленно напоминали человеческие существа — они выглядели как некие гуманоидные призраки, сотканные из всех тех атрибутов, которые составляли их сущности. На их фоне Смерть выглядел совершенно невзрачным. Его кожаное пальто и темный шлем с опущенным забралом превратились в длиннополый плащ с капюшоном, но это все мелочи. И пусть под плащом скрывался скелет, даже ходячий скелет, так ведь по крайней мере человеческий; подобный ангел Смерти, в сущности, прячется внутри любого живого существа.

— Да поймите вы, — горячась, сказал Адам, — что они вовсе не настоящие. На самом деле они просто как ночные кошмары.

— Н-но… м-мы же не спим, — с трудом выдавила Пеппер.

Заскуливший Барбос попытался спрятаться за Адама.

— А тот тип выглядит так, точно он плавится, — сказал Брайан, показывая на приближающуюся фигуру, если ее еще можно было так назвать, Загрязнения.

— Вот именно, все верно, — ободряюще сказал Адам. — Разве может такое быть на самом деле? Если рассуждать здраво. Подобные фокусники не могут быть по-настоящему настоящими.

Четверка остановилась в нескольких метрах от них.

— ДЕЛО СДЕЛАНО, — сказал Смерть. Он слегка наклонился вперед, и его незрячие глазницы уставились на Адама. Трудно было сказать, удивлен он или нет.

— Да, все понятно, — сказал Адам. — Одна только загвоздочка: меня не касаются ваши дела. Я никогда не просил, чтобы вы это все творили.

Ангел Смерти посмотрел на трех его приятелей и опять взглянул на Адама.

Возле них затормозил джип. Никто не обратил на него внимания.

— Я НЕ ПОНИМАЮ, — сказал он. — САМО ТВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ БЕЗУСЛОВНО ВЕДЕТ К ЗАВЕРШЕНИЮ ЭТОГО МИРА. ТАК ПРЕДНАЧЕРТАНО.

— Я не знаю, зачем кому-то понадобилось предначертывать какое-то завершение, — невозмутимо сказал Адам. — Этот мир полон совершенно потрясающих вещей, и я еще не успел толком познакомиться с ними, поэтому я не желаю, чтобы вы валяли тут дурака или что-то завершали, даже не дав мне возможности во всем разобраться. Поэтому я не нуждаюсь в услугах вашей компании, и вы можете удалиться.

(— Вон он, мистер Шедвелл, — начал Азирафаэль, но тон его становился все менее уверенным, — по-моему… тот, что… в футболке…)

Ангел Смерти молча взирал на Адама.

— Ты… являешься частью… нас, — прошипела Война сквозь зубы, похожие на великолепно выточенные пули.

— Дельце сделано. Мы создадим… этот… мир… заново, — прожурчал голос Загрязнения, словно он был жидкостью, вытекающей из какой-то проржавевшей емкости на водную гладь.

— Ты станешь… нашим… предводителем, — добавил Голод.

И Адам засомневался. Какие-то внутренние голоса еще кричали ему, что все это правда и мир принадлежит ему, надо лишь развернуться и возглавить адское шествие по смятенной планете. Он же из их компании.

На верхних ярусах небесные воинства ждали его Слова.

(— Ты не можешь требовать, чтобы я застрелил его! Он же еще чистое дитя!

— Э-э, — протянул Азирафаэль. — Э-э. Да. Возможно, нам действительно лучше немного подождать, как ты считаешь?

— Пока он не вырастет, ты имеешь в виду? — уточнил Кроули.)

Барбос зарычал.

Адам взглянул на стоявших за ним друзей. Они также его компания.

Нужно просто решить, кто твои настоящие друзья.

Он повернулся обратно к Апокалиптической Четверке.

— Разберитесь с ними, — спокойно приказал Адам.

Вялая небрежность исчезла из его голоса. Он приобрел удивительную благозвучность. Такому голосу невозможно было не подчиниться.

Война рассмеялась и выжидающе взглянула на Квартет.

— Мальчики, — сказала она, — ну что у вас за игрушки. Подумайте, какие потрясающие игрушки я могу предоставить вам… подумайте о всевозможных играх. Я могу сделать так, что вы все станете обожать меня, детки. У вас, детки, появятся маленькие ружья.

Она вновь выдала пулеметную очередь смеха, но он оборвался, когда Пеппер выступила вперед и подняла дрожащую руку.

В ее оружии с трудом угадывался меч, но лучшего было не сделать, учитывая, что его соорудили из двух палочек и обрывка веревки. Война пристально посмотрела на нее.

— Я понимаю, — сказала она. — Один на один, да? — Вытащив свой клинок, она взмахнула им, и он издал мелодичный свист, подобный тому, что издает хрустальный бокал, когда по его краю проводят смоченным в вине пальцем.