— Он был у тебя в кармане, — заметил Маг. Остальные дети согласно закивали. Кем он их считает? Безмозглыми малышами?

Азирафаэль припомнил, что Маскелайн советовал делать, если публика настроена скептически: «Превратите все в шутку, вы, олухи царя небесного… Да, да, это я вам говорю, мистер Упалло. — Так тогда звали Азирафаэля. — Заставьте их смеяться, и вам все простят!»

— Ха-ха-ха, значит, я сел в шляпу, — с деланым смешком произнес он.

Дети безучастно таращились на него.

— Фигня какая-то, — констатировал Маг. — Лучше бы мы мультики посмотрели.

— Правильно! — закричала девочка с конским хвостом. — Полная фигня. Он еще и педик, наверное.

Азирафаэль в панике взглянул на Кроули. Ему уже было очевидно, что юный Маг порочен до глубины души и чем скорее появится Черный Пес, тем быстрее они смогут убраться из этого дома.

— А ну-ка, скажите, есть ли у кого-нибудь при себе, дети, трехпенсовая монета? У вас нет, юный джентльмен? Тогда что же это за вашим ухом?..

— А вот у меня на дне рождения показывали мультики, — заявила девочка. — И еще мне подарили трансформера, а еще моего маленького пони, а еще истребителей-десептиконов, а еще танк, а еще…

Кроули застонал. Любому ангелу, если у него есть хоть капля здравого смысла, следует держаться подальше от детских праздников. Циничные дети пронзительно заулюлюкали от восторга, увидев, как Азирафаэль уронил цепочку из трех металлических колец.

Кроули отвернулся, и его взгляд упал на стол, заваленный подарками. Из недр большой пластмассовой конструкции на него внимательно смотрели два блестящих глаза-бусинки.

Кроули вгляделся в них, пытаясь обнаружить отблески алого пламени. С адскими бюрократами ни в чем нельзя быть уверенным. Они запросто могут прислать вместо собаки хомячка какого-нибудь.

Это и был хомяк, самый обыкновенный грызун, посреди удивительного сооружения из цилиндров, сфер и бегущих дорожек — такое могла бы изобрести испанская инквизиция, будь в ее распоряжении штамповочный пресс и пластмасса.

Кроули сверился с часами. Ему ни разу не приходило в голову поменять батарейки, разрядившиеся уже три года назад, но часы неизменно показывали точное время. До трех оставалось две минуты.

Азирафаэль суетился пуще прежнего.

— Есть ли в вашей компании обладатель такой полезной вещи, как носовой платок? Неужели нет?

В викторианские дни никому бы и в голову не пришло, что у зрителей может не оказаться при себе платков, а без этого маленького клочка ткани очередной фокус (чудесное появление голубя, раздраженно клевавшего запястье Азирафаэля) был совершенно невозможен. Ангел попытался привлечь внимание Кроули, потерпел неудачу и в отчаянии указал на одного из охранников, который сразу встревожился.

— Прошу вас, любезный. Подойдите-ка сюда! Итак, если вы заглянете в свой нагрудный карман, то, как мне кажется, обнаружите там изящный шелковый носовой платок.

— Никакнетсэр. Боюсьчтонетсэр, — скороговоркой произнес охранник, глядя прямо перед собой.

Азирафаэль отчаянно подмигнул ему.

— Да посмотрите же, милый мой, посмотрите, прошу вас!

Охранник сунул руку во внутренний карман пиджака и с удивлением вытащил оттуда обшитый кружевами шелковый носовой платок цвета морской волны. Почти мгновенно Азирафаэль понял, что кружева были лишними, поскольку они зацепились за пистолет, который, совершив перелет по комнате, приземлился в вазу с конфитюром.

Дети восторженно захлопали.

— Эй, а это уже неплохо! — воскликнула девочка с конским хвостом.

Маг, пробежав по комнате, выудил пистолет из вазы.

— Руки вверх, ищейки! — радостно закричал он.

Охранники растерялись.

Одни полезли за своими пистолетами, другие кинулись к мальчику, третьи — наоборот, подальше от него. Остальные дети завизжали, что тоже хотят пистолеты, а самые решительные попытались отнять оружие у охранников, которые имели неосторожность вытащить пушки.

Потом кто-то швырнул в Мага конфитюром.

Мальчик взвизгнул и спустил курок. В руках у него был «магнум» 32-го калибра, штатное оружие ЦРУ, серое, грозное и увесистое, способное с тридцати шагов разнести человека в клочья, оставив за собой лишь облако кровавого тумана, ужасный хаос и некоторое количество канцелярской работы.

Азирафаэль моргнул.

Тонкая струйка воды вырвалась из дула пистолета и обрызгала спину Кроули, который поглядывал в окно, высматривая огромную черную собаку.

Азирафаэль смутился.

Потом ему залепили в лицо куском кремового торта.

Было уже почти пять минут четвертого.

Легким движением руки Азирафаэль превратил все оружие в водяные пистолеты и вышел.

Стоя на дорожке, он пытался извлечь из рукава чародейского фрака полузадушенного голубя; за этим занятием его и застал Кроули.

— Уже поздно, — сказал Азирафаэль.

— Я заметил, — кивнул Кроули. — Не надо было запихивать его в рукав.

Наконец он вытащил вялую птичью тушку из фрака Азирафаэля и вновь вдохнул в нее жизнь. Признательно курлыкнув, слегка пришибленный голубь полетел прочь.

— Я не о птице, — сказал ангел. — Собака. Опаздывает.

Кроули с сомнением покачал головой.

— Сейчас посмотрим.

Он открыл дверцу машины и включил приемник.

— Это просто счастье, счастье-счастье-счастье, это просто счастье в лю… [Припев из песни Кайли Миноуг «I Should Be So Lucky» (1987) (Примечание редактора).] ПРИВЕТ, КРОУЛИ.

— Привет. Гм, кто это?

— ДАГОН, [Древнесемитское божество плодородия, упоминаемое в Ветхом Завете и, разумеется, у Лавкрафта (Примечание редактора).] ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ, [Одна из этимологий имени Вельзевул (Примечание редактора).] ВЛАДЫКА БЕЗУМИЯ, ПОДКНЯЖИЙ СЕДЬМОГО МУЧИТЕЛЬСТВА. ЧЕМ МОГУ ПОМОЧЬ?

— Цербер. Я лишь хотел, э-э, убедиться, что он отправлен вовремя.

— ЕГО ВЫПУСТИЛИ ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД. А ЧТО? ЕЩЕ НЕ ОБЪЯВИЛСЯ? ЧТО-ТО НЕ ТАК?

— Да нет. Все по плану. Все прекрасно. Ага, а вот и он. Отличная собака. Хороший песик. Ужас что такое. Вы там внизу отлично поработали, ребята. Ладно, приятно было поболтать с тобой, Дагон. До связи.

Он выключил приемник.

Они переглянулись. Из дома донесся громкий выстрел, и оконное стекло разбилось вдребезги.

— Вот те на, — пробормотал Азирафаэль, воздерживаясь от ругательства с легкостью, рожденной многовековой практикой (он не сквернословил уже шесть тысяч лет и не собирался изменять этой привычке даже теперь). — Похоже, один я все-таки проворонил.

— Собаки нет, — сказал Кроули.

— Собаки нет, — сказал Азирафаэль.

Демон вздохнул.

— Залезай в машину, — сказал он. — Нам нужно потолковать об этом. Только, пожалуйста, Азирафаэль…

— Да?

— Почисти свой чертов фрак от этого чертова торта.

А за пределами Лондона в этот августовский день было жарко и тихо. Сорняки на обочине дороги, ведущей в Тадфилд, клонились под тяжестью пыли. В зеленой изгороди жужжали пчелы. Воздух казался перестоявшим и перегретым, как вчерашний суп.

Вдруг словно бы тысяча металлических голосов хором выкрикнули отрывистое «Хайль!» и сразу же умолкли.

И на дороге появилась черная собака.

Это определенно была собака. По крайней мере, форма у нее была соответствующая.

Есть такие собаки, встреча с которыми заставляет вспомнить, что, несмотря на тысячи лет искусственного отбора, любую собаку отделяют от волка всего лишь две кормежки. Эти твари приближаются к вам медленно и целенаправленно — воплощенный зов предков, с желтыми зубами и зловонным дыханием, — и пусть их владельцы сколько угодно уверяют вас: «Да это же старая развалина, просто отпихни его, если будет надоедать», в глубине зеленых глаз мерцают костры плейстоцена…

Однако, завидев пса, возникшего сейчас на дороге, даже такие собаки поспешили бы убраться под диван, словно их страшно увлекла резиновая кость.

Пес уже рычал. Это было тихое клокочущее рычание напряженной угрозы, какое обычно зарождается глубоко в глотке одного существа, а заканчивается на горле другого.

Капающая из пасти слюна вскипала на асфальте.

Пес сделал несколько шагов вперед и понюхал неподвижный воздух.

Его уши встали торчком.

Вдали слышались голоса. Среди них выделялся один. Мальчишеский голос, тот самый, которому пес был рожден подчиняться, повиноваться беспрекословно. Если этот голос скажет «рядом», он будет идти рядом; если скажет «убей», он убьет. Голос его Хозяина. [Знаменитая фирма звукозаписи, эмблема которой — собака, слушающая граммофон (Примечание редактора).]

Пес перемахнул кусты и побежал через поле. Бык, который там пасся, мельком глянул на него, оценил свои шансы и поспешил убраться к дальней изгороди.

Голоса доносились из чахлой рощицы неподалеку. Капая слюной, черный пес подкрался поближе.

Другой голос сказал:

— А вот и нет. Ты вечно говоришь, что он подарит, а он так ничего и не дарит. Попробуй уговори своего папочку купить тебе кого-нибудь. Кого-нибудь интересного. Так он выберет насекомое какое-нибудь, типа палочника. Интереснее быть ничего не может.

Цербер изобразил собачий эквивалент пожимания плечами, но мгновенно утратил интерес к сказанному, поскольку раздался голос Хозяина, Центра Вселенной.

— Мне подарят собаку, — сказал голос.

— Ха-ха. А тебе откуда знать? Никто не говорил, что тебе подарят собаку. Как же ты узнал про собаку, если никто этого не говорил? Твой папочка вечно будет стонать о том, как много она жрет.

— Он будет есть бирючину, — вступил третий голос, куда более строгий. Это явно был мальчик из тех, кто перед тем, как собрать модель из пластмассового конструктора, не только аккуратно раскладывает и пересчитывает все детали, но также раскрашивает все, что требуется раскрасить, и, согласно инструкции, оставляет на просушку. Если ребенок говорит таким голосом, значит, впереди его ждет работа бухгалтера высшей категории, дайте только срок.

— Они не едят бирючину, Уэнсли. Где это видано, чтобы собака ела бирючину!

— Я имел в виду, что ее едят палочники. Они ведь и правда ужасно интересные. Во время спаривания они откусывают друг другу головы.

Последовало задумчивое молчание. Цербер подкрался поближе и понял, что голоса доносятся из какой-то ямы.

Как оказалось, деревья скрывали старый меловой карьер, почти заросший терновником и плющом. Старый, но явно пользующийся популярностью. Вдоль и поперек его пересекало множество тропок; гладкие участки склонов свидетельствовали о регулярных визитах здешних скейтбордистов, а для велосипедистов меловые скаты явно были Стенами Смерти или хотя бы Сильно Ободранных Коленок. С деревьев, подходящих для лазания, свисали концы опасно размочаленных веревок. Тут и там из кустов торчали куски рифленого железа или обломки подгнивших досок. Заросли крапивы наполовину скрывали ржавый, обгорелый кузов старого «Триумф Геральда».

В дальнем конце карьера виднелась груда металлических колесиков и гнутой проволоки — знаменитое Затерянное кладбище, куда приезжают умирать тележки из универсама.

Для детей здесь был настоящий рай. [Главы об Адаме и его друзьях — пародия на серию книг англичанки Ричмал Кромптон «Этот Уильям!» (1922–1970) (Примечание редактора).] Местные взрослые называли его Ямой.

Сквозь крапиву пес увидел четыре фигурки, сидевшие посреди котлована на том, на чем и полагается сидеть в приличном тайном убежище, — на обычных молочных ящиках.

— Врешь!

— Точно, откусывают.

— Спорим, что нет, — сказал первый из собеседников. Судя по тембру, этот голос принадлежал девочке, и сейчас в нем слышался жгучий интерес.

— Точно тебе говорю. Перед каникулами у меня было шесть штук палочников, и я забыл положить им свежую бирючину, а когда вернулся, там оставался всего один, но жутко толстый.

— Да ладно! Это не палочники, а богомолы. Я видел их по телику — самка богомола сожрала своего дружка, а он вроде бы даже и не заметил.

За этим снова последовало молчание.

— А о чем они молят? — спросил голос Хозяина.

— Не знаю. Наверное, о том, чтобы не жениться.

Пес умудрился пристроить огромный глаз к дырке в покосившейся изгороди и осторожно заглянул туда.

— А все равно получится как с велосипедами, — авторитетно заявила первая собеседница. — Я-то думала, мне купят семискоростной велик с узким кожаным седлом, фиолетовый и все такое прочее, а мне подарили голубенький драндулет. С корзинкой. Девчоночий велик.

— Ну и что. Ты же девочка, — сказал второй голос.

— Это и есть сексизм — когда человеку покупают девчоночьи подарки только потому, что он девочка.

— А мне подарят собаку, — твердо сказал Хозяин.

Хозяин сидел спиной, и лица его цербер пока не видел.

— Ну конечно, такого здоровенного ротвейлера? — спросила девочка с уничтожающим ехидством.

— А вот и нет, я хочу собаку, с которой можно играть, — сказал голос Хозяина. — Небольшую такую собаку…

…Глаз в крапивных зарослях резко переместился вниз…

— …Такого пса, который все понимает, умеет лазать в кроличьи норы и чтобы одно ухо у него было вот так вот забавно вывернуто. В общем, самую лучшую дворняжку. Чистокровную.

Сидевшая внизу компания не услышала тихого хлопка, который прозвучал на краю карьера. С таким звуком воздух заполняет вакуум, образовавшийся, к примеру, в результате превращения огромного пса в собаку весьма скромных размеров.

А шорох, который последовал за хлопком, возможно, был вызван тем, что одно ухо у этой собаки вывернулось наизнанку.

— И я назову его… — сказал голос Хозяина. — Я назову его…

— Ну? — подначивала девочка. — Как же ты его назовешь?

Цербер ждал. Настал решающий миг. Наречение. Оно определит его цель, его назначение, его сущность. Его глаза, которые теперь были гораздо ближе к земле, загорелись тусклым огнем, а в крапиву закапала слюна.

— Я назову его Барбосом, — решительно сказал Хозяин. — Чем проще, тем лучше.

Цербер замер. Где-то в глубине своего дьявольского собачьего ума он понимал: что-то идет не так, но ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться, а огромная любовь к Хозяину, внезапно охватившая его, подавила все дурные предчувствия. И вообще, разве ему решать, какого он должен быть размера?

Пес потрусил вниз по склону навстречу своей судьбе.

Правда, с каким-то странным ощущением. Ему всегда хотелось бросаться на людей, но только сейчас он неожиданно понял, что при этом ему хочется еще и вилять хвостом.

— Ты же говорил, что это он! — простонал Азирафаэль, рассеянно снимая остатки кремового торта с лацкана и облизывая пальцы.

— Это и был он, — сказал Кроули. — Уж я-то должен знать, верно?

— Значит, вмешался еще кто-то.

— Да нет же никого больше! Только мы с тобой! Добро и Зло. Наши или ваши.

Кроули в сердцах стукнул по рулевому колесу.

— Ты даже не представляешь, что со мной могут сделать там, Внизу, — сказал он.

— Думаю, примерно то же, что сделают со мной Наверху, — заметил Азирафаэль.

— А, брось ты. У вас же там непостижимое милосердие, — кисло буркнул Кроули.

— Да? А ты, случаем, в Гоморре никогда не бывал?

— Как же, как же, — ответил демон. — Там была отличная маленькая забегаловка, где подавали потрясающий коктейль из перебродивших фиников с мускатным орехом и толченым лимонником…

— Я имею в виду после.

— А.

— Должно быть, что-то случилось в той богадельне, — сказал Азирафаэль.

— Да быть того не может! Там же было полно наших!

— Чьих именно? — спокойно уточнил Азирафаэль.

— В смысле моих, — поправился Кроули. — Точнее, не совсем моих. Ну, ты понимаешь. Сатанистов.

Последнее слово он попытался произнести как можно более небрежно. Земной мир казался Кроули и Азирафаэлю на диво интересным местечком, которым оба надеялись наслаждаться как можно дольше, но мнения их совпадали крайне редко. За исключением одного: они полностью сходились во взглядах на людей, которые по той или иной причине решили поклоняться Князю Тьмы. При встречах с ними Кроули всегда испытывал неловкость. Оскорблять их, конечно, было нельзя, но он невольно чувствовал то же, что ветеран войны во Вьетнаме при виде соседа, явившегося в камуфляже и при оружии на собрание районной группы добровольного содействия полиции.

Кроме того, сатанисты всегда отличались каким-то унылым фанатизмом. Чего стоила одна эта возня с перевернутыми крестами, пентаграммами и петухами! Большинство демонов только плечами пожимали, ведь во всем этом не было никакой необходимости. Чтобы стать сатанистом, нужно лишь усилие воли. Можно всю жизнь им прожить и даже не догадываться о существовании пентаграмм, а мертвых петухов употреблять исключительно в виде цыплят табака.

Хотя некоторые сатанисты старой школы были, в сущности, вполне приятными людьми. Они произносили положенные слова, совершали положенные ритуалы — точно так же, как те, кого они считали своими противниками, — а потом возвращались домой и до конца недели жили непритязательной заурядной жизнью, в которой не было места никаким особенно грешным помыслам.

Что же до остальных…

От некоторых типов, называющих себя сатанистами, Кроули просто передергивало. Не столько от их поступков, сколько от того, как ловко они списывают все на счет Ада. Изобретут какой-нибудь тошнотворный план, до которого ни один демон не додумался бы и за тысячу лет, отвратительную и бессмысленную мерзость, измыслить которую способен лишь человеческий мозг, а потом орут: «Меня Дьявол заставил!» — и добиваются сочувствия суда. А ведь никому и в голову не приходит, что Дьявол вообще никого никогда не заставляет. Нет необходимости. Но как раз этого многие люди никак и не возьмут в толк. По мнению Кроули, преисподняя никогда не была средоточием порока, а небеса — оплотом добродетели; и те и другие — лишь игроки в великой космической шахматной партии. И только в глубине человеческой души можно обнаружить нечто неподдельное: истинную благодать и настоящее убийственное зло.

— Ах вот оно что, — сказал Азирафаэль. — Сатанисты…

— Не пойму, что там можно было перепутать, — пожал плечами Кроули. — Два ребенка. Всего два. Элементарное ведь задание. — Тут он запнулся. В тумане воспоминаний нарисовалась маленькая монахиня, которая еще тогда показалась ему чересчур взбалмошной даже для сатанистки. И еще кто-то там был… Кроули смутно припомнил трубку и джемпер в зигзагах, вышедший из моды еще в 1938 году. На этом типе прямо-таки написано было: «Я будущий отец!»

Должно быть, затесался еще и третий младенец.

Он сообщил о своем предположении Азирафаэлю.

— Ну и что из этого следует? — спросил ангел.

— Мы знаем, что тот ребенок должен быть жив, — сказал Кроули, — а поэтому…

— Но откуда мы это знаем?

— Если бы он вернулся Вниз, думаешь, я бы еще тут торчал?

— Логично.

— Итак, остается лишь найти его, — подытожил Кроули. — Первым делом просмотрим регистрационные записи.

Мотор «Бентли» завелся, и машина рванулась вперед, впечатав Азирафаэля в спинку сиденья.

— А дальше что? — спросил он.

— Дальше мы найдем ребенка.

— Ну а дальше-то что? — Ангел зажмурился, когда машину занесло на повороте.

— Не знаю.

— О-хо-хо…

— Я полагаю… прочь с дороги, дурень!.. ваши не согласятся… вместе со своим дурацким мотороллером!.. предоставить мне убежище?

— Я собирался о том же спросить тебя… Осторожно, пешеход!

— Он знал, чем рискует, когда вылез на улицу! — огрызнулся Кроули, втискивая «Бентли» между припаркованной на обочине машиной и такси, так что в оставшуюся щель не пролезла бы даже тончайшая кредитная карточка.