— Так это вы нашли тело, — говорю я, изо всех сил изображая профессионала, коим и являюсь.

Сделал свое дело — и ищи-свищи. Никакой вовлеченности. Таково мое кредо. Таков я сам.

Она останавливает взгляд на моих губах — ненадолго, но и этого достаточно, чтобы мне показалось, что я надел трусы на пару размеров меньше положенного.

— Ух…

Почему при мысли о ней я потею как подросток, несмотря на соседство мертвеца? Причем довольно свежего. Это зрелище не для нее. Видеть такое ни к чему женщине, поливающей цветочки и стукающейся лбом о дверь.

— Лучше скажите, что незамедлительно покинули дом. Вдруг там оставался убийца?

— Нет. — Она морщит носик. — Мы не спешили уйти.

«Мы», значит… Я хмыкаю — при приступе изжоги лучше не пытаться разглагольствовать. Есть у меня этот изъян — изжога, причина дурного нрава. Или наоборот.

— Вы с мужем?

— Мы с братом.

Куда подевалась изжога? Этот прихотливый недуг накатывает и отступает, как волны в море.

— Так вы здесь с братом. — Мне хочется услышать подтверждение, и я глушу облегчение кряхтением.

Она серьезно кивает.

— Личность нашедшего тело — информация первостепенной важности. Она должна фигурировать в деле.

Я отчаянно борюсь с желанием улыбнуться. Не иначе у меня нелады с головой.

— Мы не называем это «делом», Дюймовочка.

Она наклоняет голову набок — признак любопытства.

— Как же вы это называете?

— Старомодно и скучно: «заметки». Сама работа обещает быть такой же: скучной и скоротечной. Начать и кончить. Чувак подглядывал за компанией девчонок и был изобличен. Папаша психанул. Препирательства, перерастающие в рукопашную, приводят к смертельному исходу чаще, чем принято думать. Либо один уступает и жаждет мести, либо другой не желает давать спуску. Так и здесь.

— Вас наняла Лайза Стенли, сестра Оскара?

— Технически — да, но я оказываю услугу ее бойфренду.

— Вы с ней беседовали? Она говорила вам об обстоятельствах вокруг версии со смотровыми глазка́ми?

Я презрительно фыркаю.

— Так вы — сыщица-любительница? Насмотрелись сенсационных документалок на Нетфликсе и возомнили себя почетным бойцом сил правопорядка?

— Вообще-то я предпочитаю подкасты…

Теперь мой стон слышит вся улица.

— …но это не важно. Мне всегда нравилось все раскладывать по полочкам. Например, я вижу на вашей рубашке ниточку, и у меня руки чешутся ее оторвать. — Она манит меня к себе, и я подчиняюсь, подпускаю ее к ниточке, а на самом деле позволяю ей меня трогать. — Зачем две дырки, если целью было снимать постояльцев на камеру? Хватило бы одной. Нет, в какой-то момент некто подглядывал собственными глазами. Но это никак не мог быть Оскар Стенли: он просто не поместился бы в такой тесноте.

— А как насчет сначала просверлить дырки и только потом сообразить, что просчитался и не поместится? — Она кусает губу и молча ждет продолжения. — У поведения человека не всегда есть логика или причина. Люди сплошь и рядом совершают ошибки. Взять хоть меня: угораздило же меня согласиться на эту работу!

И я делаю ладонью жест, означающий «ступай себе». Серьезно, мне хочется, чтобы она спряталась в своем шаблонном отпускном домике на другой стороне улицы и больше не покушалась на мое спокойствие. Зачем мне обращать внимание на ее особенности? Зачем мне знать о родинке у нее над пупком? Зачем слушать, как она втягивает воздух, прежде чем начать говорить? Зачем вдыхать исходящий от нее яблочный аромат?

— Марш домой! Я сам со всем этим разберусь. Говорю же, это не займет много времени.

Еще немного постояв, она кивает и начинает от меня пятиться. Как оказалось, она успела изъять у меня желудок и теперь тянет его за собой, оставляя меня с бессмысленным ощущением потери. Нет, наплевать и забыть!

— Ладно, — бормочет она, поправляя бретельку своего бикини. — Если вам понадобится гостевая книга, я прихватила ее с собой.

— Угу, — отзываюсь я и уже отворачиваюсь, как вдруг до меня доходит услышанное. — Секунду… Вы забрали из дома гостевую книгу?

Она идет себе, сексуально так виляя попкой.

— Дайте знать, если вдруг понадоблюсь.

— Нельзя забирать улики с места преступления!

— Что вы сказали? — Она загибает себе ухо. — Эта желтая лента так шуршит, что я не расслышала.

— Не умничайте, — ворчу я. — Вы имеете дело с профессионалом.

Подойдя к своему крыльцу, она соблазнительно выгибает бедро.

— Нам обоим нельзя забирать улики, мы же не полицейские. По словам Лайзы, вы охотник за головами, так ведь? А я — учительница у второклашек.

Учительница у второклашек! Я почти не ошибся насчет того, почему она на своем месте самая рослая.

Судя по неохотной улыбке, она угадывает мои мысли. Я не успеваю взять себя в руки и отвечаю тем же — улыбкой.

Между прочим, такая реакция мне совершенно не свойственна. Чтобы исправиться, я стремительно мечу в нее шар:

— Дайте гостевую книгу мне, Дюймовочка.

Она беззаботно вспархивает на крыльцо.

— Дам, но с условием: вы будете сообщать мне обо всем, что выведаете, — говорит она через плечо.

Пора взглянуть в лицо фактам. Я — здоровенный грозный детина, но эта веснушчатая училка совершенно меня не боится.

— ДАЖЕ НЕ МЕЧТАЙТЕ! — кричу я в ответ.

Она машет мне одним мизинчиком и захлопывает за собой дверь.

Ее исчезновение сродни наступлению мрака, когда солнце прячется за тучу, и то, что я так на это реагирую, повергает меня в уныние. Наше знакомство продлилось всего минут десять. Она сознательно утаивает нечто, способное облегчить мой труд. А главное, она — женщина не в моем вкусе. Совершенно не в моем! Бывает, я привожу к себе домой женщину подходящего возраста, обычно разведенную, как я, и разделяющую мое презрение ко всяческой романтике, к настоящей любви, к счастью до гроба. Дисней успешно впаривает эту чушь девочкам с самой колыбели, так что мужчинам всю жизнь приходится с этим считаться. Но только не мне, покорно благодарю! Мне достаточно глянуть на женщину одним глазком, чтобы угадать ее непомерные ожидания. Дарить ей цветы? Какое там, здесь пришлось бы высадить целый сад и вплыть туда с ней в танце, при свете звезд. Она из тех, кто мечтает о замужестве, — гарантией этого служит то, что она отдыхает в Кейп-Код, а не на побережье Нью-Джерси и не во Флориде. С ней не получится покувыркаться ночку на сене, а жаль, мне подавай именно это.

Ничто другое меня не интересует.

Изо всех сил гоня прочь мысли о зеленоглазой угрозе, я пинком распахиваю дверь и вваливаюсь в дом. Здесь попахивает гнилью, но не так сильно, чтобы зажать нос. Симпатичное местечко, в таком не придет в голову искать глазки для подглядывания и скрытые видеокамеры. Первым делом я направляюсь в постирочную, включив на смартфоне камеру. Судя по следам крови на стене и по черной луже с ошметками плоти на полу, убийство произошло здесь. Преступник вошел бы, скорее всего, в заднюю дверь дома, и я двигаюсь туда же. Замок цел, но это ничего не значит: ко времени убийства он мог быть отперт, и тогда во взломе не было необходимости.

Я поднимаюсь в хозяйскую спальню, где сержусь на себя за то, что кошусь на кровать, в которой она собиралась спать. Она бы в ней утонула!

Другое дело, если бы мы с ней спали здесь вдвоем…

При одной этой мысли меня окатывает волна возбуждения. Мы вместе в постели, вернее, она сидит на мне верхом, я бы не стал располагаться сверху из опасения нанести ей телесные повреждения… Надо ведь учитывать разницу в росте и в размерах… Я в постели вовсе не ласковый теленок, а она… Ласка — это как раз то, что ей нужно, верно?

— От меня она этого не дождется, — бормочу я себе под нос и скребу в затылке. Спрашивается, чего мне неймется? Откуда эта нервозность? Вероятно, мне просто требуется украденная кое-кем улика. Какая дерзость — умыкнуть улику прямо из-под носа у копов!

На первый взгляд она — сама невинность, но в действительности она чертовка с бунтарской жилкой.

Выбрось это из головы, не гадай, куда заведет ее эта жилка.

— Она не в моем вкусе! — напоминаю я себе и поднимаю телефон, чтобы сфотографировать чертовы дырки. Но мой палец застывает над кнопкой, я задираю голову и подбираюсь ближе к отверстиям.

Текстура древесины по краям обоих дырок указывает вовне, в направлении спальни. А это значит, что эти дырки просверлили сверху вниз, из тесного потайного места.

— Что за чертовщина?!

Оскар Стенли был здоровенный малый. Ему пришлось бы изрядно постараться, чтобы изловчиться и просверлить такие дырки, не находясь на техническом этаже. И все тот же вопрос: зачем сверлить целых две дырки, если не собираешься через них подглядывать?

Я еще не готов отбросить банальную версию, что Оскар Стенли был вуайеристом, подглядывавшим за своими жильцами, но текстура древесины заставляет ставить ее под сомнение. Как ни велико мое желание разделаться с этой работой поскорее, мне претит оставлять вопросы без ответа и закрывать дело, ткнув пальцем в неправильного подозреваемого только из соображений удобства.

По словам Пола, копы уже толковали со вспыльчивым папашей, Джаддом Форрестером. Тот отрицает, что стрелял в Оскара Стенли, и признается только в драке с ним несколькими днями раньше. Я должен сам с ним поговорить. Чтобы решить, правду он говорит или лжет.