Тогда, когда он в последний раз был дома.

Он как будто вслух вспомнил ту адскую неделю: Коринн снова сосредоточилась на нем.

— В Напе сейчас лето. Ты знаешь, что это значит.

Джулиан кашлянул.

— Достаточное количество винных дегустаций, чтобы превратить Святую Елену в пьяный Диснейленд?

— Да. И я знаю, что ты занят, и не пытаюсь тебе мешать. Но чуть меньше, чем через две недели состоится фестиваль. «Вина с холмов Напы». Название нелепое, но оно привлекает много внимания средств массовой информации, не говоря уже о публике. Естественно, Вос примет живейшее участие, и в глазах прессы — и Долины в целом — будет неплохо, если ты будешь присутствовать. Поддержишь семейный бизнес. — Казалось, она очарована лепниной карниза. — Если сможешь быть там с семи до девяти вечера, этого будет достаточно.

Просьба заставила его задуматься. Именно потому, что это была просьба матери, а Коринн просила редко. Если только не было очень веской причины — особенно в отношении того, что связано с виноградником. Она очень гордилась тем, что сама руководит делами. И все же он не мог избавиться от ощущения, что что-то не так.

— Семейный бизнес нуждается в дополнительной поддержке?

— Думаю, это не повредит. — Выражение ее лица не изменилось, но что-то мелькнуло в глубине глаз. — Конечно, беспокоиться не о чем, но в Долине большая конкуренция. Много новичков.

Зная Коринн, это было равносильно признанию беды. Но как велики неприятности? Джулиан не знал, но тема винодельни четыре года назад была для него закрыта. Решительно. Его отцом. Тем не менее разве он мог игнорировать скрытую нотку огорчения в тоне матери?

— Что я могу сделать? — Он тяжело откашлялся. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Можешь присутствовать на фестивале, — тут же отозвалась она, и улыбка вернулась на ее лицо.

Не имея другого выбора, кроме как на время уйти от этой темы, Джулиан кивнул.

— Конечно.

Если Коринн и почувствовала облегчение, то показала это лишь на мгновение, опустив сцепленные руки и встряхнув ими.

— Замечательно. Я бы посоветовала тебе сделать отметку в календаре, но подозреваю, что это первое, что ты сделаешь, когда я уйду.

Джулиан натянуто улыбнулся.

— Ты не ошибаешься.

О чем в семье Вос точно были осведомлены — так это об индивидуальных причудах друг друга. И недостатках. Коринн ненавидела полагаться на кого-либо, кроме себя. Джулиан нуждался в жестком расписании. Его отец, которого сейчас уже не было с ними, был до такой степени одержим выращиванием идеального винограда, что все остальное отошло для него на второй план. А его сестра, Натали, никогда не отказывалась от интриг или планирования розыгрышей. Хорошо, что она сейчас была в отъезде, терроризировала население Нью-Йорка в трех тысячах миль от Напы.

Оставив стакан на стойке, Джулиан последовал за матерью к двери.

— Не буду тебя задерживать, — быстро сказала она, поворачивая ручку и выходя в поток солнечного света. — О, пока я не ушла: сегодня вечером на улице может случиться небольшой переполох, но тебе не о чем беспокоиться.

Джулиан резко остановился, маячившая перед глазами картинка приложения «Секундомер» развеялась, как дым.

— Что ты имеешь в виду под небольшим переполохом? Такого понятия не существует.

— Полагаю, ты прав. — Она поджала губы. — Это будет просто переполох.

— Какого рода?

— Садовница. Заедет посадить несколько бегоний.

Джулиан не смог скрыть недоумения.

— Зачем?

Карие глаза, такие похожие на его собственные, вспыхнули.

— Потому что я наняла ее для этого.

Он издал короткий смешок.

— Мне наплевать на цветы, и я здесь единственный, кто на них смотрит.

Они оба остановились и заметно приосанились. Спорить было ниже их достоинства. Они были цивилизованными. Их учили улыбаться и преодолевать гнев, не поддаваться желанию победить. Победа означала, что все разойдутся наполовину удовлетворенные, с облегчением вернувшись в свои собственные отдельные мирки.

— Во сколько она приедет?

У Коринн слегка дрогнул уголок рта.

— В три. — Она улыбнулась и вышла на крыльцо. Спустилась на одну ступеньку, другую. — Приблизительно.

У Джулиана дернулся глаз.

Он терпеть не мог слово «приблизительно». Если бы он мог удалить из словаря одно слово, это было бы «приблизительно», за которым последовали бы «почти» и «несколько». Если эта садовница назвала только приблизительное время прибытия, они не поладят. Лучше оставаться внутри и не обращать на нее внимания.

Это должно быть достаточно просто.

* * *

Садовница приехала, когда до конца его литературного спринта оставалось пять минут.

Раздалось нечто вроде звука грузовика, с хрустом остановившегося на посыпанной галькой подъездной дорожке. Урчащий двигатель смолк. С визгом хлопнула дверь. Залаяли две собаки.

Простите, три собаки.

Господи. Боже.

Что ж, если им что-то от него нужно, они должны будут чертовски хорошо запастись терпением.

Он даже не собирался отвлекаться, чтобы взглянуть на время.

Но, учитывая, что он начал эту тридцатиминутную литературную сессию в четыре часа, Джулиан предположил, что сейчас около половины пятого — и это означало, что садовница опоздала в общей сложности на полтора часа. Опоздала на столько, что это даже не могло считаться опозданием. Просто полномасштабное отсутствие.

Он даст ей это понять. Как только сработает таймер.

— Эй? — с подъездной дорожки донесся чрезвычайно жизнерадостный голос, за которым последовал хор возбужденного лая. — Мистер Вос?

Пальцы Джулиана едва не замерли на клавиатуре, когда его назвали мистером Восом. В Стэнфорде он был профессором Восом. Или просто профессором.

Мистером Восом называли его отца.

На долю секунды движения его пальцев стали скованными.

Он начал печатать быстрее, чтобы компенсировать заминку. И продолжал работать, когда открылась входная дверь дома.

— Привет! Что, все ушли?

Что-то в голосе этой садовницы — и явной нарушительницы границ — вызывало у него воспоминания, но он не мог точно припомнить соответствующее лицо. Какого черта ей приспичило входить в дом, если сад находится снаружи? Неужели мать наняла эту женщину в отместку за то, что он четыре года не приезжал домой? Если так, то пытка оказалась эффективной. С каждым скрипом ее шагов по коридору у него подскакивало кровяное давление.

— Я здесь, чтобы посадить ваши бегонии… Мальчики! Мерзавец!

Если Джулиан не ошибся, ему на плечи легла пара лап. Другой пес холодной, мокрой мордой обнюхал бедро и попытался оторвать его пальцы от клавиатуры. На мгновение взгляд Джулиана упал на секундомер. Еще три минуты.

Если он не закончит сеанс, то весь вечер не сможет расслабиться. Но было трудно сосредоточиться, видя в мониторе компьютера отражение рыжего лабрадора. Словно почувствовав внимание Джулиана, животное перевернулось на ковре на спину и вывалило язык.

— Мне так жаль прерывать… — раздался позади него яркий, почти музыкальный голос. — О, вы просто собираетесь продолжать в том же духе. Ладно. — На часть стола упала тень. — Понимаю. Что-то вроде тайм-сессии. — Она вздрогнула, как будто только что узнала, что он — бродящий по комнате призрак, а не тот, кто просто ценит минуты и множество их применений. Возможно, ей следует принять это к сведению. — Ты не можешь остановиться… — медленно произнесла она, согревая своим присутствием правую верхнюю часть его спины, — пока не закончится секундомер, иначе не заработаешь свой стакан виски.

Погоди.

Что?

О, господи. Векслер снова озвучил мысли Джулиана.

А садовница читает через его плечо.

Наконец таймер сработал, открыв собачье соревнование по вою.

Джулиан прижал указательным пальцем красную кнопку таймера на телефоне, глубоко вздохнул и медленно повернулся в офисном кресле руководителя, готовя упрек века. На историческом факультете Стэнфорда он был известен своей придирчивостью. Требовательностью. Строгостью. Но когда дело доходило до порицания студентов, он позволял говорить за себя оценкам. У него не было времени на дополнительные лекции в нерабочее время. Если студент просил о встрече, он, конечно, ее устраивал. Но лишь тогда, когда они планировали ее заранее. И да поможет бог тем, кто явится без предупреждения.

— Если есть какая-то причина, по которой вы решили без приглашения войти в мой дом, я с удовольствием ее выслушаю.

Он наконец повернулся.

Прямо перед Джулианом оказалась самая невероятная грудь, которую он когда-либо видел. Джулиан был не из тех, кто пялится на женщин. Но эта грудь была чуть ниже линии его глаз, всего в нескольких дюймах от лица. Отвести взгляд было просто невозможно. Бог свидетель, она впечатляла. Откровенно говоря, она была большой. Грудь была большой. И довольно сильно выделялась в нежно-голубой футболке, через которую он мог разглядеть узор в горошек на лифчике садовницы.

— Это правда? — вопросила грудь. — Вы не позволите себе выпить в конце дня, если не будете писать полных тридцать минут?

Джулиан встряхнулся, отчаянно пытаясь найти раздражение, которое испытывал перед грудью, но, похоже, обнаружить его оказалось непросто. Особенно когда он поднял глаза и наконец встретился взглядом со сверкающими голубовато-серыми глазами садовницы, и что-то, очень неожиданно, дрогнуло у него внутри.