Ковёр

Я покупаю восточный ковёр —
Хитросплетение множества жизней.
Будьте глаза, как принцессы, капризны.
Сердце, смелее. Дух, будь остёр.


Я выбираю персидский ковёр.
Где-то в чужом и далёком Иране,
Слушая суры святого Корана,
Опытный мастер разводит костёр


Красок подземных и красок небесных.
Вяжется за узелком узелок.
Годы пройдут, и исполнится срок,
Сложится жизнь, и закончится песня.


Это ковёр выбирает меня.
Душу мою покупает и платит
Звонкой монетой. И новое платье
Просит душа для грядущего дня.


Этот ковёр — он и детям, и внукам
Будет нашёптывать сказку мою.
Ту, что уже потихоньку пою,
Стоя в саду остановленных звуков.

На свежем воздухе

1

Душа висит бельём на сквозняке,
На прочной нити беспробудной ночи.
Морозный дух змеится по щеке,
Стекает тонкой струйкою молочной.


Ледок хрустит на складках простыней.
И дышит свежестью, как найденное слово.
Раскрыта космосом вселенная сеней,
А в ней парят спасённые коровы.


Но это всё пока ещё не снег.
Не чистовик творенья, не основа.
И чьи-то гнёзда, там, у самых слег,
Ещё проходят по разряду новых.


А вот когда за каждый мелкий шаг
Заплатишь записью в открывшихся архивах,
Тогда и снимется с верёвочки душа,
И снег пойдёт и в Лондоне, и в Фивах.

2

Снежинки суть правильной формы
кристаллы небесного льда.
Сквозь ветры и бури, и штормы
на землю нисходят, когда


и сердце молиться устанет,
и тьма заливает глаза —
холодными злыми устами
планету целует гроза.


Да что же им делать, сердешным,
на грешной, на нашей земле?
Они умирают поспешно.
Но всё продолжают лететь…

3

К нам снег летит из белой пустоты.
Она, пожалуй, пострашнее чёрной.
Об этом помнят многие коты,
кто там бывал. Их знание бесспорно.


Квадрат Малевича — вот выход из неё.
Сгодится и любая подворотня.
Дверной глазок. Старинное ружьё.
Тоннель метро. Воронка над Капотней.


В слепящем облаке мой маленький биплан
засёк схождение зенита и надира
в единый центр. Так вот каков был план —
я падаю в происхожденье мира…

* * *

Прислушиваясь к звукам из окна,
задремлешь — и просядешь лет на сорок,
в семидесятые, а там стоит весна
и будущего не сгустился морок.

Погоня

Ни шатко, ни валко, а тащится время,
плетётся у бодрых событий в хвосте.
Летит Маргарита, намазавшись кремом,
и ей хорошо в голубой высоте.


А время пытается съесть Маргариту,
всё ставит и ставит её на повтор,
старается паузой спутать и ритмом,
догнать в катафалке — роскошном авто.


Беги, Маргарита, из древнего плена,
сквозь Бхагаватгиту, к началу начал.
Смотри, под тобой розоватая пена
Венеру уже родила до плеча.


И снова — назад! Над извивами Рейна,
где золото блещет и плещет волна…
Пусть Мастер витает в своих эмпиреях,
но ты на свободе резвиться вольна.


Пока Ахиллес не догнал Черепаху.
И Хронос тебя не настигнет к утру.
Болотные тени натерпятся страху
и с первым же лучиком солнца умрут.


Превысив известные скорости света,
уловишь, как время, заковано в свет,
уносится в Тартар последней кометой…
А после спокойно проснёшься в Москве.

Открывая шкаф

Носите старые одежды,
Забытый всеми макинтош —
Как поручительство надежды,
Что слух по-прежнему хорош,
Что дух силён и остр разум,
Что сердце видит всё насквозь,
Что мы способны вместе, разом
Намного более, чем врозь.


Носите старые ботинки
Как память пройденных дорог,
Чтоб легким шагом, без запинки
Переступить любой порог,
Где любят нас и жаждут видеть,
А если нужно уходить —
То не цепляясь за обиды,
За мысли: «что там впереди?»


Носите, джентльмены, шляпы,
Их не заменит нам ничто,
Без шляп мы не годимся в папы,
А жизнь без пап — совсем не то.
И галстук-бабочка уместен —
Ведь он не ниспадает в суп,
Да просто галстук, если честно,
Тому поможет, кто не глуп.


Носите и несите судьбы,
Что нам оставили отцы:
Им всем кресты — ещё на грудь бы,
Страну водившим под уздцы.
Но звёзды, звёзды на могилах,
На башнях, крыльях и плечах,
И в этих звёздах — наша сила
И недругов животный страх.

Сирени

Сирени, умытые ливнем,
Над серым асфальтом парят,
И серое небо над ними —
Их свадебный вдовий наряд.


А воздух цветным ореолом
Вбирает и пламя, и дым;
Расплавленным оловом слово
Смывает остатки беды.


Дышите грозою, сирени,
Питайте воздушный заряд.
Вы лечите мир от мигрени,
А он и не очень-то рад.


Резиной чадит и бензином.
Уверен, что долго не жить.
Полны бельевые корзины
И жадно горят этажи.


Умрите со мною, сирени.
Лучитесь в тумане, во мгле.
Я буду питать вам коренья,
Я вас пронесу по земле.


Забудутся кисти и листья,
Закроется наш календарь,
Поднимется ветер, неистов,
И страны исчезнут, как встарь,


Но свет ваш останется прежним,
Сияя жемчужным пятном
На латаной улиц одежде,
Где к почте примкнул гастроном.

Сердце июня

Дни покатились назад.
Сердце июня трепещет.
Отгромыхала гроза.
Стали волшебными вещи.


Лето долиной лежит
перед глазами июня.
Тают его миражи.
Голос теряется юный.


Я виноват, как всегда,
что не услышал призыва.
Тихо мерцает звезда.
И улыбается ива.

Конец дождя

Не за славу мирскую
и посмертную блажь
я рассветов взыскую
и закатов гуашь.


Акварельное небо
расплывётся дождём.
Мы со встречи на Эльбе
продолжения ждём


под мечами дамоклов,
на обрывах судеб —
участь наша промокла
и раскисла, как хлеб.


Тучи, рваные тучи,
рваный лист на станке.
Холодочек ползучий
сжат в моём кулаке.


Кто-то ходит над лесом
и вершины ершит,
и капелью отвесной
воздух насквозь прошит,


и в далёких просветах
на окраинах дня
сквозь сплетения веток
луч встречает меня.

На потолке подслеповатом

На потолке подслеповатом
Ищи во сне седьмое небо,
Пока играем в аты-баты,
Пока заботимся о хлебе.


Пока насущное бормочет,
Неистребимое щебечет.
Во флюгеры поднялся кочет.
Со службы не вернулся кречет.


Эх, родились бы — были б братья.
Да не у тех воды спросили.
А в детсадах стоят кровати —
Рядами, ждут прихода сильных.


Бреди к рассвету, полуночник,
Сквозь тьму и топкое болото.
Пусть бьёт ключом первоисточник
И облезает позолота.


Оставь пустое благородство.
Оно не лучше самозванства.
Медвежество на воеводстве
Не хуже ханжества на ханстве.


У колобков учись потерям,
У щук — веления искусству.
Идёт на куроногах терем
И выражается изустно.


И ты за ним. Мол, за дровами.
Глядишь, пробьёшься на опушку.
Пусть где-то в сумраке, над вами,
Стреляет пушка, врёт кукушка.


Не избегая сердца чащи
К живым добраться много проще.
Чем ледовитее, тем чаще
Священные встречаешь рощи.


Кого оберегает берег
И как — узнаешь, лишь отчалив.
Вот злой чечен и мутный Терек.
Преодолеешь их печалью.


До дома радости неблизко,
Но неба светится полоска,
Как поминальная записка
В лучах сгорающего воска.