Там стоит темнокожий широкоплечий мужчина огромного роста, одетый так изысканно, что гадаешь, какой царственной особе он принадлежит. Все три лошади рыжие, под седлом и готовы тронуться в путь. Снаряжены они по-походному: за седлом туго набитые перемётные сумки и свёрнутые одеяла. Мужчину за лошадьми едва видно — он стоит в тени стены, выкрашенной в светло-жёлтый цвет, как почти все дома в Кап-Франсе.
— Тот свалился в море у острова Закхея в разгар шторма, — говорит Паларди. — Он мёртв.
— И всё-таки это он, — возражает Авель Простак. — Клянусь вам.
Вид у того, о ком они говорят, совсем не покойницкий. В красной войлочной шапочке с кисточкой на шнурке, он беспокойно водит глазами. Высматривает кого-то на другом конце улицы. Похоже, те, кого он ждёт, не пришли.
— Из-за шапки точно не скажешь, но я его узнал, — прибавляет Простак. — Если я предупрежу капитана Гарделя, как он меня отблагодарит?
— Никак. За всю жизнь капитан ничего ни для кого не делал. А вот если ты ошибёшься, он вырвет тебе глаза, чтобы впредь смотрел лучше.
— Может, он найдёт мне корабль, на котором вернуться, — шепчет Авель.
Он вспоминает своих двух сестёр, которые уже так давно ждут его по другую сторону океана, близ Ла-Рошели. Он так и не простился с ними.
— В любом случае говорю тебе, это не он, — повторяет Паларди.
— Смотрите.
Великан приподнял шапочку и отёр голову рукой. Стало видно, что одной ушной раковины под красным войлоком нет.
Паларди с Простаком переглядываются, будто увидали самого чёрта: великан с отрезанным ухом!
— Побегу, — говорит Простак, совсем протрезвев. — Предупрежу Гарделя, он «У Милой Хозяйки». Вы оставайтесь здесь. И не пейте. Следите.
Для большей уверенности он выхватил у доктора флягу с ромом и сунул себе в карман.
Неподалёку, в номере капитана, Амелия Бассак собирается уходить.
— Когда с делами будет покончено, — говорит она, — приезжайте показать мне счета.
— Я думал, господин Ангелик…
— Первый отчёт, перед отплытием, вы предоставите лично мне, — уточняет Амелия.
— Вам? Где именно?
— В «Красных землях». В имении Бассаков. Моём имении.
— Вы остаётесь в Сан-Доминго?
— Заканчивайте свою работу, капитан. И не забудьте заехать ко мне в «Красные земли».
Она идёт к дверям. Капитан окликает её:
— Постойте. Счета почти готовы. Я бы мог предоставить их вам уже этим вечером.
— В них пока далеко не все сделки.
— Все. Вы же знаете. Последней моей покупательницей были вы.
Амелия берётся за щеколду, намереваясь открыть дверь.
— Вам, сударь, придётся найти ещё покупателей.
— Почему?
Она оборачивается.
— Ваш испанец…
— Да?
— Вы ведь шутите, капитан?
— О чём вы? Он заплатил двадцать пять тысяч ливров, а это, я вам скажу!.. Причём за отнюдь не свежих невольников. Этот Валенсия даже не попросил показать их.
— Можно взглянуть?
— Они в портовых складах.
— Я про двадцать пять тысяч ливров.
— Он расплатится с утра. Я знаю своё ремесло.
— А его?
— Что?
— Ремесло! Спектакли, маскарады, шарлатанство, грабежи! Его ремесло вы знаете?
Гардель ошеломлённо слушает.
— По правде сказать, — продолжает она снисходительно, — признаю, что ваш испанец — хороший актёр. Впрочем, все старые актёры в конце концов начинают играть как следует. Но вот его слуги…
— Что с ними?
— Один говорит словно в балагане на ярмарке, с деланым акцентом, как крестьяне у Мольера. А когда обращается к хозяину, про акцент забывает. Что же до второго…
— Трактирщик сказал мне, что это образцовый негритёнок, — возражает Гардель.
— Образцовый?
Амелия округляет глаза.
— Гардель, меня тревожит ваша наивность.
— Слуг я не видел, — признаёт капитан. — Они остались внизу.
— Они знали, что вы не выходите из комнаты, иначе бы не стали рисковать. Их целью было покорить трактирщика этой свитой персидского шаха. Всё — сплошная бутафория! И я ещё кое-что вам скажу. Тот образцовый негритёнок…
— Что?
— Это девушка, сударь!
Тишина. Всего секунда — и Гардель преображается.
Он проводит рукой по лицу, как борец, встающий с пола. Амелия смотрит на него. Он медленно вынимает из-за пояса пистолет. Он совершенно спокоен.
Капитан ковыляет в полумраке, выдвигает ящик и достаёт ещё два пистолета, соединённые ремнём. Они тоже кремнёвые, с двумя стволами друг над другом. Он набрасывает ремень на шею. Срывает со стены большое ружьё. Весь этот арсенал уже заряжен, набит порохом и свинцом, готов убивать, как всякое оружие раненых людей, поклявшихся, что больше никто не застанет их врасплох, и живущих ради мести.
— Они ещё здесь? — спрашивает он.
— Не знаю.
Гардель срывает приоткрытую Амелией занавеску, тянет на себя створку окна и тихо толкает ставень.
— Откройте дверь, — шепчет он.
Амелия слушается.
Капитан стоит лицом к окну, по левую руку от него — Амелия Бассак в дверном проёме. За ней видно лестницу, а дальше — нижнюю залу.
Во дворе трактира показалась идущая из порта старая кухарка. На одной руке у неё висит корзинка, а на другой — экстравагантная гувернантка Амелии на последнем издыхании. В этот миг мадам де Ло вспоминает о своих кузенах, предлагавших ей место в Версале, чтобы удержать от поездки на острова. И под палящим полуденным солнцем она запрещает себе думать, что стоило бы согласиться.
Стоя вдали от окна, Амелия не видит двух женщин. Они уже у колодца, посередине двора.
За ними на заднем плане показалась фигура в синем костюме. К ней бежит четвёртый персонаж, вынырнув из-за жёлтой портьеры трактира. Гардель узнаёт Жозефа Марта. И даже слышит его:
— Альма! Где ты? Пора уходить.
Да. Амелия Бассак права. Темнокожий слуга, к которому обращается Жозеф, — девушка. Причём та самая, которая сбежала с нижней палубы его невольничьего судна. Гардель медленно поднимает пистолет.
Внизу Альма не сводит глаз с остановившихся передохнуть у колодца женщин.
— Вот та, — говорит она, — у которой передник…
Договорить она не успевает. Во дворе гремит выстрел.
— Всем ни с места! — кричит Гардель.
Упавшее тело — это Авель Простак. Он вывалился из переулка, как из-за кулис споткнувшийся о трос рабочий сцены.
Остальные застыли. Они слышат, как Гардель кричит сверху:
— Это чтобы вы видели: я никогда не промахиваюсь. Я метил во фляжку!
Действительно, вокруг Простака расползается лужа. Металлическая фляга в его кармане пробита. Она отвела пулю. Чудом выживший Авель перекатывается на спину. И замирает.
Остальные оборачиваются на окно, откуда Лазарь Бартоломей Гардель целится в Жозефа и Альму.
Он кричит влево, где открытая дверь и вощёная лестница:
— Люк де Лерн, ты здесь?
Тишина.
— Ты слышишь меня, пират?
Внизу у лестницы, спиной к скрывающей его стене, всё так же сидит на скамейке Люк де Лерн, при полном параде.
— Я здесь, капитан, — отвечает он спокойно.
Испанского акцента больше нет.
Он ругает себя. Они как будто бы неделями копали яму, чтобы Гардель упал в неё. Но враг оказался быстрее и застал их на дне этой самой ямы с лопатами в руках, в дурацком положении и без единого шанса выбраться из западни.