— Зачем Люку де Лерну нужен был тот корабль? — спрашивает он, поглаживая курок. — Зачем?
Уже много недель он терзается этим вопросом. Он знает, что Люк де Лерн всегда ненавидел работорговлю. Однако в день засады на острове Закхея ничего ценного, кроме невольников, на борту «Нежной Амелии» не было. И зачем ему снова так рисковать сегодня, лишь бы выведать, где корабль?
— Что он ищет? Отвечай. Считаю до десяти.
Великан с отрезанным ухом молчит, широко открыв глаза.
Когда Гардель доходит до девяти, на плечо лежащего великана опускается носок изящной шёлковой туфли.
— Что это? — звучит голос Амелии.
Капитан замер. Он уже не считает.
— Это беглец, — отвечает он, — разбойник.
— Нет, вот здесь! Что это?
Нога Амелии не сдвинулась.
— Свинец. Ключица раздроблена.
— Нет, капитан… Чуть ниже.
Сразу под раной действительно что-то виднеется. Испачканный кровью кружок с фигурной литерой «А».
Клеймо судна «Нежная Амелия».
— Здесь моё имя, — спрашивает она, — или мне мерещится?
По небольшой толпе пробегает шёпот.
— Этот человек принадлежит мне, капитан. Его я тоже забираю. Сегодня вы уже достаточно всего попортили. Если он выживет, будет работать у меня в «Красных землях».
Она наугад подзывает молодого человека из толпы.
— Унесите его.
— Я? — спрашивает Авель Простак.
— Да. Найдите кого-нибудь себе в помощь.
Простак слушается. Он только что узнал одного из беглецов. Это был Жозеф Март, его товарищ по долгому морскому пути из Африки.
Амелия оборачивается.
— Мадам де Ло, покажите, куда его положить. Пусть занесут в тень, в конюшню. У меня всё равно там дела: роженица с ребёнком.
Гардель отступает на шаг. Он оглядывается на постройку, идущую вдоль двора.
— Так ребёнок родился? — выдавливает он.
У колодца кухарка отмывает руки в ведре. Рядом с ней мадам де Ло — она серовата, но на ногах держится.
— Так мальчик, выходит… родился? — повторяет Лазарь Гардель.
— Похоже, капитан, — отвечает Амелия, — вы действительно ничего в этом не смыслите. Но кое-что я вам всё-таки сообщу: это девочка!
5
На юг
Альма предоставила лошади самой скакать галопом через город вслед за пиратской. Вокруг всё исчезло. Она не замечает провожающих их любопытных взглядов. Забыла про оставшуюся позади перестрелку. И даже про Жозефа за спиной. Альму переполняет знакомая близость, шлейф которой она почуяла совсем рядом, в трактире «У Милой Хозяйки».
Каждый раз, когда старая темнокожая женщина проходила мимо, пересекая переднюю, на ней, на её фартуке и грязных руках было что-то от Альмы, от её жизни. От её семьи. Потому она и пошла за ней по улицам, до порта и обратно. Она не могла удержаться. Это было как дым очага, который прежде выманивал её из глубины долины к их дому на смоковнице.
Альма знает, что несёт в себе мету охоты. Одну из пяти отметин, в которых хранится память народа око. Из-за этого дара она начеку день и ночь. Понять, откуда шёл тот густой родной запах на постоялом дворе, она не успела. Она несётся по сетке улиц Кап-Франсе.
С шумной мостовой улицы Анжу они сворачивают в узкие проулки, где под ногами песок. Здесь толпа редеет. Один за другим проносятся низкие дома с кровлей из тонкого, завезённого из Франции сланца.
— Альма!
Она замедляет ход, пустив лошадь рысью.
Сзади снова звучит голос Жозефа:
— Альма! Гляди! Останавливай…
Третья лошадь догнала их без седока. Спасаясь от шума и пыли, она следовала за ними. Теперь она встала. Боль напомнила ей, что на правом боку пенится кровь. Она тяжело дышит, прикрыв глаза.
Люк де Лерн впереди, но уже поворачивает к ним. Все трое не спешиваясь собираются вокруг раненой лошади.
— Свинцовая дробь, — говорит старик, поднеся руку к ране.
Все думают о великане, благодаря которому они ускользнули.
— Он там, он свалился с лошади, — говорит Жозеф.
— Если у лошади такая рана, то человек уже не встанет.
Альма вздрагивает. Этот великан разрушил жизнь малыша Лама, поймав его у реки, выше царства Буса. Но теперь он спас жизнь Альме. Он сбежал с судна вместе с ней и Жозефом. И странным образом стал последней связующей нитью между ней и братом. Она представляет, как тело великана с отрезанным ухом лежит на земле посреди двора у трактира.
— Нет, — говорит, глядя на неё, Люк.
Он знает, о чём думает Альма.
— Он остался там ради нас, — говорит за спиной Жозеф.
— А если Гардель нас поймает, то он погиб напрасно. Мы не можем вернуться за ним. Сам великан был бы против.
Альма смотрит, как раненая лошадь поднимает копыто, а потом кладёт морду на скрученное одеяло за седлом Люка.
— А как быть с ней? — спрашивает Жозеф.
— Дорога впереди долгая. Нам нужна третья лошадь, чтобы давать отдых нашим.
Люк зажимает поводья в кулак. И удаляется шагом.
— Куда мы теперь?
— К Жакмельскому заливу. Отсюда шестьдесят льё через горы.
— Зачем?
— Чтобы остановить корабль, который вот-вот уйдёт.
Паром в Верхнем Капе находится на самом краю города, в устье реки. Пятнадцатиметровая барка днём и ночью снуёт между двумя берегами. Идёт она недолго, но воскресная давка всё замедляет. Три тысячи рабов в выходных платьях уже переплыли с утра на этот берег, чтобы продать на городских базарах немного овощей со своего пятачка земли. Это их единственный шанс заработать себе хоть немного денег. Теперь они начинают возвращаться. В будние дни на берегах почти пусто. Все работают на хозяйских плантациях, засаженных сахарным тростником или кофе.
Альма, Люк и Жозеф стоят возле своих лошадей. Они знают, что их ищут, и стараются затеряться в толпе.
— Та белая девушка в трактире… — начинает Жозеф.
— Да, — отвечает Люк. — Она росла не здесь. Видно сразу.
Впереди паромщики заводят на барку пассажиров, лошадей, волов, повозки, и та оседает всё ниже, почти до воды.
— Та девушка, — продолжает Жозеф, — это Амелия Бассак.
Люк меняется в лице. Почему Жозеф не предупредил его?
В толпе снуют люди в синих мундирах с жёлтыми ремнями через плечо. Люк втягивает голову в плечи. Это объездная стража. Они любят шляться тут: у них казармы неподалёку — на улице Дофина. Выцепят кого-нибудь наудачу и проверят «пропуск». Раб не имеет права перемещаться без разрешения.
— Бассак-младшая, должно быть, ищет своё золото, — говорит Люк, ссутулясь ещё больше.
— Вы уверены, что его не выгрузили здесь?
— Слишком опасно. Тут на каждое судно по таможеннику. Они даже за корабельных крыс налог берут.
К ним подходит мужчина. Из паромщиков.
— Кто платит?
— Я, — хмуро отзывается Люк де Лерн.
— Восемьдесят два пятьдесят за переправу.
— И как это вы высчитали?
— Пятнадцать су за белых и лошадей и семь пятьдесят за вашего негра. Пересчитайте сами.
Жозеф смотрит на Альму. Благодаря одежде и тени от шляпы она всё ещё может сойти за мальчишку. Он заметил, что в её чёрных глазах иногда мелькает золотая искорка.
Конец ознакомительного фрагмента