Исай, подавляя в себе злость, повторил первую часть вопроса — о том, зачем она живет с таким ущербным мужем.

— Во-первых, мне его жалко, — ответила она.

— А во-вторых?

Женщина ответила, что и во-вторых тоже. Сказала, что тот очень хороший и умный человек, просто пьет. Исай понимающе кивнул. Наконец он встал с кровати и, наклонившись, приблизил свое лицо к лицу женщины. Он прищурился и посмотрел ей в глаза. Глаза были блеклыми и безразличными, в них не было глубины, в них была пустота.

— Ну, — поторопила женщина.

Исай почувствовал сладковатый запах жареного лука. Это стало последней каплей для того, чтобы он покончил с сомнениями и принял единственно верное решение…

Он долго стоял под душем. Несколько раз намылил себя руками из бутылки с остатками шампуня. Мочалкой, что висела на крючке, не пользовался. Взяв хлоргексидин с полки, облился им с ног до головы, плеснул себе в рот, опустошив пластмассовый флакон. Тщательно прополоскал горло и полость рта, затем снова окатился водой. После душа он вымыл раскроечные ножницы. Вытеревшись насухо полотенцем, которое женщина принесла ему при первом походе в душ, он тщательно протер им все поверхности, которых касался, сложил его аккуратно в несколько слоев, отыскал на кухне под раковиной пакет из магазина шаговой доступности и сложил в него свернутое полотенце, туда же сунул ножницы, вслед, между слоями махровой ткани, отправил пустой флакон хлоргексидина. Переодевшись в комнате, он посмотрел на полку с котом. Животного на ней было. Хоть что-то смогло вывести кота из себя и заставило покинуть привычное место безразличия.

Рядом на кровати лежало тело женщины. Глаза ее были открыты и устремлены в потолок. Все такие же безжизненные и пустые, как при жизни. Исай вспомнил про свой презерватив, бегло осмотрел диван, наклонился, заглянул вниз. Поднял с пола резиновое изделие номер два и, покрутившись на месте, решил не выбрасывать его в унитаз, он мог застрять и не уйти по трубам. Тогда Исай затолкал его в пакет, рядом с ножницами, и бесшумно покинул квартиру.

Глава 2

Следователь СК капитан Виталина Аркадьевна Дрозд двигалась по коридору комитета, погрузившись в мысли и не замечая ничего постороннего. Некоторые сослуживцы пытались с ней здороваться, даже протягивали руку в стремлении, но только те, кто служил здесь недавно. Остальные, более опытные долгожители учреждения, понимали: когда на лице капитана отражалась такая сосредоточенность, отвлечь ее могло только что-то сверхординарное, подобно перестрелке в здании, захвату заложников или, на худой конец, пожару с обширной площадью возгорания. Телефонный звонок подполковника, начальника отдела, известил ее утром, что доклад по вчерашнему происшествию должен лежать у него на столе не позднее часа дня.

В общем-то, дело было не из ряда вон — обычное убийство, которых в той или иной форме происходит тринадцать с половиной в день по стране и усредненной статистике. Половина от общего количества сегодняшних убийств произошла или вот-вот произойдет, потому что сутки перевалили за полдень. Остальная половина свершится позже. Оставшиеся статистические пол-убийства перейдут на следующие сутки, чтобы не нарушать математический порядок. Будет сегодня тринадцать или четырнадцать убийств — зависело от многих факторов: погоды, времени года, наличия праздников, смены лунных фаз, района, области и так далее. Условий было так много, и учесть их влияние на метаданные порой было так сложно, что казалось, показатели зависели от одного — от того, как карта ляжет.

Большинство убийств имеют условную прелесть для следствия в том, что происходят спонтанно, под влиянием эмоций и, как водится, на бытовой почве. Убийцами чаще оказываются родственники или ближайшие знакомые, а сам конфликт возникает на почве употребления алкоголя, который поднимает со дна пьяных душ прошлые обиды, неподеленные деньги, затаенную злость. Преступник в порыве захлестнувших его чувств обычно не продумывает своего поведения, потому, спасаясь от содеянного, просто убегает с места преступления, словно пытаясь пробудиться от страшного кошмара, при этом оставляет много следов, отпечатков, а зачастую и само орудие преступления. Дрозд, в юности увлеченная античной философией, часто по этому поводу вспоминала Платона, который говорил: «То, что плохой человек делает наяву, хороший делает во сне». Потому, проснувшись от пьяного угара, вернувшись в явь, преступник если не приходит на следующий день самостоятельно с чистосердечным признанием, то под давлением демонов похмелья совершает еще кучу нелепых ошибок, вычисляется по уликам и приводится в нужное место под конвоем и в наручниках.

Дело же, о котором следователь планировала доложить подполковнику, относилось к меньшей части подобных преступлений. Жертвой была женщина, немногим за пятьдесят. Она была убита в своей квартире. С одной стороны, способ убийства был жестоким: острым предметом в область сонной артерии, дыра на полшеи, кровь на полкомнаты. С другой — никаких следов сопротивления на ее теле не нашли: ни тебе свежих синяков, ссадин, ни чьей-то кожи под ногтями, ни следов борьбы в квартире. Криминалисты и патологоанатомы еще работали, и сведения были неполными, оставались шансы еще многое узнать, но на текущий момент все выглядело малопонятно в смысле мотива.

У женщины был при себе паспорт на имя Екатерины Ивановны Гордеевой, восемнадцатого марта тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения. Фото соответствовало. Опросили соседей. Выяснили, что убитая работала в салоне красоты, совсем недалеко от места преступления, отправили людей туда, но оттуда пока тоже никаких зацепок не появилось.

Слушая ее рассказ, угрюмый и седой подполковник Дорофеев смотрел на следователя почти не мигая, и на его массивном пористом лице не отобразилось ни одной эмоции. Когда капитан замолчала, окончив рассказ, начальник неспешно откинулся на спинку кресла, глубоко вдохнул и медленно, протяжно выдохнул, приведя в движение голосовые связки. По кабинету разлилось что-то похожее на рычание и оставило после себя повисшую в воздухе напряженность.

— Скажи, Дрозд, а у тебя ведь первое образование психологическое?

Виталина стояла перед начальником, слегка покачиваясь, старалась держаться ровно, расправив плечи, едва заметно кивнула и поправила на переносице очки в круглой металлической оправе. Она знала, к чему вел такой вопрос. Подполковник относился к ней неплохо, но не более того. Он считал, что женщине не место на такой работе. Ходили слухи, что у него на то были веские основания.

Много лет назад, еще в конце девяностых, когда он бегал за преступниками вживую, он влюбился в коллегу, которую подстрелил на его глазах из охотничьего ружья ошалевший от белой горячки инженер. Тот вернулся с охоты, на которой прокутил с друзьями неделю, стал отходить от ежедневных возлияний, а на третий день его жена позвонила в милицию — оповестить, что у супруга кукуха поехала. Инженер решил, что власть в стране захватили кентавры, а за ним следят и хотят обвинить в убийстве говорящего лося в заповеднике. Сказал, что живым никому не дастся, схватил ружье, снаряженный патронташ на шестнадцать патронов — и прямиком в их отдел, доказывать невиновность. Когда добрался, у него такие видения начались, что впору было весь отдел под ружье ставить. Инженера скрутили, конечно, и выстрел он только один сделал, когда у него ружье из рук выкручивали, но этот шальной выстрел поставил жирную кровавую точку в жизни любимой коллеги нынешнего подполковника. Дорофеев с почти женой уже домой со службы возвращались. Он в кабинете задержался, а она сказала, что на улице подождет. Не дождалась. Подполковник так и не женился. Живет один, с собакой по кличке Анубис.

Дрозд знала эту историю от своих коллег и потому к выпадам Дорофеева в ее сторону относилась с пониманием и в какой-то степени с жалостью.

— Скажи мне, следователь, — подчеркнуто поправился Дорофеев, — кто тебя так учил докладывать? Вот что ты мне сейчас рассказала? Заметку из новостной ленты интернета с емким названием «Происшествия»?

Капитан молчала, ожидая, пока начальник сольет накипевшее масло бурлящего разочарования в личной жизни и заговорит по делу. Старый конь, когда начинал по делу, у него хорошо получалось. Подполковник всегда не просто собирал сведения, а думал; не просто требовал, а активно участвовал в процессе, помогая своим подопечным докопаться до истины.

— Ты же была на месте?

— Была, — снова поправила очки Виталина.

— Как узнали про труп?

Дрозд начала вслух вспоминать. Конечно, она знала больше, но всегда старалась рассказать кратко, по существу, принести уже какие-то версии, а пока материала мало и версий нет, незачем тревожить пустоту, считала она. Часто соглашалась, что обсуждать стоит, но уже потом, умом на лестнице, что называется. А так то ли боялась гнева начальства, то ли считала, что должна прежде сама до всего дойти и разобраться, иначе выходило, словно она ребенок несмышленый, который ждет чужих наставлений и подсказок.

Следователь рассказала, что первыми на объект прибыли спасатели. Соседи слышали, что за дверью кот с ума сходил, вопил истошно, словно его в кипятке варили. Они вообще сначала решили, что там ребенок, вызвали эмчээсников, те — полицию по понятным причинам, а когда дверь взломали, тут и следователи потребовались. А кот продолжал орать, его даже увезти пришлось: с него тоже нужно будет биоматерилы собрать, может, что важное к шерсти прилипло.