Выкрикнув это, глава протянул руку и схватил изуродованный труп Сань Ху. Затем развернулся и помчался к обрыву быстрее, чем сверток.

Никто не ожидал, что после погони в тысячу ли у этого человека останется столько сил, и в этот момент никто не мог его догнать. Лишь увидев, что он больше не собирается нападать на их хозяина, мастера вздохнули с облегчением.

Но затем произошло нечто удивительное!

Бабам!

Темно-серое небо вдруг вспыхнуло ярким светом, и в роще распустился огромный золотой цветок из огня и дыма. Гигантская ударная волна на мгновение прервала полет дождевых капель, заменив их на ливень из крови и плоти.

Оказавшись в черно-красной пелене, мальчик принял на себя основной удар от взрыва и бесшумно осел на землю, теряя сознание.

Крики и вопли мастеров в серых одеждах резко оборвались, их сердца замерли от ужаса.

Красная плоть долгое время падала с неба, рассыпалась по деревьям и собиралась в грязные кучки. Это были останки последнего воина Кровавой пагоды, чье тело не так давно небрежно выбросили из леса.

Мужчина сделал вид, что схватил тело Сань Ху и попытался сбежать, но в тот момент, когда его враги ослабили бдительность, он привел в действие спрятанную на трупе взрывчатку.

Послышался шуршащий звук ткани, когда все мастера бросились к своему хозяину.

Долгий, печальный смех наполнил воздух вместе с облаком пороха.

— Вся наша жизнь посвящена смерти, и даже будучи трупами, мы можем забрать жизни врагов. Сань Ху, теперь ты можешь отдохнуть!

Окровавленный мужчина в черном уставился на груду плоти у себя под ногами, в его глазах отражались боль и облегчение. Все элитные стражи Кровавой пагоды поместили на свои тела взрывчатку — Громовую бомбу, — чтобы в последний момент погибнуть, унеся как можно больше врагов с собой.

Воины Кровавой пагоды обладали экстраординарными техниками выживания и убийства. Всю погоню они знали, что могут однажды столкнуться с опасным противником и что им придется использовать свое тело, дабы сломить дух врага. Поэтому, несмотря на то что воинов убивали одного за другим на протяжении всей погони, они не взрывали себя, а терпеливо выжидали, чтобы использовать свой последний козырь в самом конце.

Если так посмотреть, то после смерти тело ведь не чувствует боли? Оно может послужить еще одной цели!

Глава скользнул по роще взглядом и уже без всякой грусти громко свистнул. Этот звук был словно рев Цан Луна [Цан Лун — огромный зеленый дракон, дух-покровитель востока.], стряхнувшего блестящие капли росы, что падают с листьев, как последние слезы героя.

Мужчины, которые стояли вокруг ребенка, были потрясены свистом. В изумлении они повернули головы и увидели, как падал человек в черной окровавленной одежде, а затем исчез за краем темной скалы. Это ошеломило их. Лица мужчин казались ужасно бледными в мрачном свете луны. Когда черная ткань наконец скрылась за обрывом, они вздохнули с облегчением. Но даже это внутреннее успокоение не позволило избавить их от чувства потери.

Они были свидетелями величия, расцвета, а теперь… падения целой династии.

Страна, процветающая шестьсот лет и раскинувшаяся на десять тысяч ли бурных рек и высоких гор. Империя, которой кланялись десять тысяч государств и перед которой когда-то весь мир, а также все живое падало ниц Гордая, великолепная, величественная… империя Великая Чэн… с этого момента…

Сменила хозяина.

На шестнадцатом году правления «Хэгуан» [Девиз правления последнего императора Великой Чэн: «Будь скромным».] Империя Великая Чэн, которая существовала и процветала шестьсот лет, пала.

На разбитых ступенях среди руин Золотого и Нефритового дворца остались лежать трупы императорской семьи.

Так начался первый год правления династии Тяньшэн.

Глава 1

У меня «грязные руки»

Пятнадцатый год правления «Чанси» [Девиз правления императора Тяньшэн: «Долгое великолепие».], зима.

Дицзин, столица империи Тяньшэн.

Ранним зимним утром тонкая, как паутина, дымка мягко плыла между небом и землей. Она прохладой опускалась в переулок Сихуа на чистые, блестящие темно-красные черепичные плитки родового поместья семьи Цю. Туман застыл легким бело-розовым слоем над морозной поверхностью крыши, смягчая великолепие и благородство здания и придавая ему более нежный, утонченный вид. Все это напоминало покрытую инеем хурму.

Замороженная хурма…

Фэн Чживэй сглотнула слюну и погладила урчащий живот.

Сорванная поздней осенью медово-сладкая алая хурма, покрытая инеем первого снега. Ее подали в изящной ярко-красной пиале из фарфора Цзин Фэн, украшенной драгоценным нефритом и стеклом ручной работы Один легкий укус, и освежающая прохлада разливалась по языку, оставляя тонкое послевкусие ароматной сладости Этот фрукт был ледяным бальзамом, что спасал от иссушающего жара.

Какая жалость… Все это было как будто целую жизнь назад…

Фэн Чживэй зачарованно застыла на месте, уставившись в одну точку. Но в конце концов она издала слабый вздох и сосредоточилась на медленных взмахах метлы, сметая весь снег с дорожек в небольшой пруд.

Холодная ручка метлы покрылась инеем. Обычные люди не прикоснулись бы к ней в мороз, но Фэн Чживэй лишь поудобнее взялась за нее, ощущая приятное чувство прохлады.

В этот момент за спиной девушки раздался звон нефритовых поясных подвесок, и вслед за ним воздух наполнился тяжелым ароматом духов. Фэн Чживэй продолжала работать, мягко шурша метлой. С каждым взмахом снег взлетал, искрясь, словно жемчуг, а затем снова оседал на землю.

— О, а это разве не наша юная госпожа Фэн? — В холоде морозного утра раздался женский голос с оттенком презрительного снисхождения. — Что ты делаешь здесь так рано?

— Как видите, — Фэн Чживэй обернулась, взмахивая метлой, — подметаю снег.

— Это ведь работа для слуг, как может благородная, драгоценная племянница нашей семьи заниматься подобным? — Говорящей была девушка лет двадцати с модным этой зимой в столице макияжем — Фэйечжуан: уголки глаз слегка приподняты, а щеки покрыты серебристо-красными румянами. Если бы твой дядя узнал об этом, боюсь представить, как бы он расстроился!

Фэн Чживэй улыбнулась и опустила глаза.

— Дядя ежедневно занят множеством дел, как я могу беспокоить его по мелочам? Достаточно и того, что Пятая тетя [Пятая жена дяди Фэн Чживэй — пятая наложница, не главная жена.] заботится обо мне.

— И то правда. Твой дядя одновременно и главнокомандующий Пяти армий, и единолично управляет стражей Фэйин [Досл. «летящие тени».]. Он один из самых уважаемых генералов империи Тяньшэн. У него нет времени заниматься домашними делами. Хорошо, что ты это понимаешь. Твоя Пятая тетя, разумеется, позаботится о тебе.

Пятая тетя была пятой наложницей дяди Фэн Чживэй со стороны матери и давно потеряла благосклонность мужа. Сейчас эта женщина с удовлетворением смотрела на полную покорности фигуру Фэн Чживэй и думала: «У этой девчонки покладистый характер, она как будто совершенно безвольна. Трудно представить, что моя бессовестная золовка могла родить такую нежную дочь».

— Тетя, почему вы здесь одна? — спросила Фэн Чживэй, отступая в сторону Она смиренно вставала в уважительную позу с чуть наклоненной спиной и даже опустила слово «пятая».

Тетя была в восторге. Она постучала по губам длинным алым ногтем, и в ее прекрасных глазах заиграла улыбка. Женщина весело ответила:

— Поговаривают, что в поместье прибыли важные люди, и мне, возможно, придется им прислуживать… Ай, Фэн Чживэй смотрела вниз с непроницаемым выражением… В империи Тяньшэн были очень свободные нравы, а члены императорской семьи и министры всегда отличались особой распущенностью. Для них обмен красивыми женщинами и дарение наложниц — вполне обычное дело. В поместье Цю обитало много наложниц.

Пятая тетя была еще молода, но скучала в одиночестве, потому что дядя Чживэй охладел к ней. Сегодня она принарядилась и одна тихонько пробиралась в главный двор. Вероятно, тетя услышала, что пришел какой-то знатный господин, и планировала «случайно столкнуться» с ним. Может быть, так она сможет восстановить свой статус или даже изменить свою судьбу.

Фэн Чживэй только не знала, кем был тот бедолага, на которого охотилась Пятая тетя.

— Неужели никто не будет прислуживать вам, тетя? — Фэн Чживэй отставила метлу и взяла женщину за руку. — Позвольте мне пойти с вами.

— Нет! У тебя грязные руки! — вскрикнула Пятая тетя и оттолкнула Фэн Чживэй, презрительно уставившись на оледеневшие пальцы девушки. Она перевела взгляд с рук Чживэй на ее нездорово покрасневшее лицо и отступила на шаг, как будто находилась рядом с тяжелобольным человеком.

Фэн Чживэй смиренно улыбнулась и спрятала руки в рукава.

— Тебе уже пятнадцать, не следует постоянно оставаться на заднем дворе [Задний двор — женская половина дома, где живут жена и наложницы с детьми. Наложницам и незамужним девушкам зачастую запрещалось покидать его и приходить в главный двор — мужнину половину.]. — Пятая тетя остановилась у сугроба и взглянула на Фэн Чживэй. — На днях я поговорю с Госпожой [Здесь: обращение наложницы к главной жене.], чтобы она подыскала тебе мужа. Ты знакома с сыном управляющего главным двором Лю? Мне кажется, он неплохой вариант.

Да, действительно неплохой: даже после целых пяти лет в частной школе он так и не смог выучить «Троесловие» [«Саньцзыцзин» — детская классика Китая.].

Фэн Чживэй по-прежнему улыбалась, но уже более мягко и спокойно. Несмотря на желтый цвет кожи [Китайцы традиционно полагают, что самый красивый цвет кожи — белый, а желтый считается крестьянским и низкородным.], ее лицо украшали яркие и совершенно особенные глаза. Если присмотреться, в них можно было увидеть танцующий свет, придающий Фэн Чживэй очарования и изящества.