Этого контрабандного оружия, кажется, всегда было мало. Но сироты никогда не крадут столько хлеба, чтобы хватило на пир, всегда — только на день.

Онайи приближается к Обелиску. Искры, летящие от постамента, видны раньше, чем она добегает до него. Выглядит так, будто там установлена мини-вышка, буровая для добычи ископаемых, хотя и микроскопического размера. Под ногами Онайи, через весь лагерь и даже за его пределами, проложены оптоволоконные кабели, от которых земля постоянно гудит, по почве идут разряды, чтобы высвободить воду, которую она впитала. Затем воду очищают, и она становится пригодной для питья, приготовления пищи и других нужд. Кроме того, здесь добывают минералы, благодаря которым работают почти все электронные устройства в лагере.

Однако сегодня что-то не так.

Онайи опускается перед постаментом на корточки и видит почерневший, обугленный участок, кончающийся там, где кабель уходит в траву. Кабели прокладывала не она, но налаживать и ремонтировать ей доводилось самые разные вещи.

Прищурившись, она долго смотрит на повреждения, пока легкое движение воздуха не отвлекает ее. Возле нее внезапно появляется долговязая, с виду нескладная Чинел. И как-то же она умудряется двигаться бесшумно. Ни капли неуклюжести, напротив — удивительная грациозность в каждом движении. Онайи помнит, как увидела Чинел впервые — высокую даже в детстве, — но такой удивительной пластики ей прежде не встречалось. Вся в саже, пепле, перемазанная кровью, Чинел выступала с уверенностью генерала.

Теперь на Чинел компрессионный лиф камуфляжной расцветки и штаны с множеством глубоких карманов. Волосы убраны под зеленую узорчатую бандану. Старомодные «сотовые телефоны» — реликвия прошлой эпохи — подвешены на ее ожерелье и брякают друг о друга. Звук не очень-то нравится Онайи.

— Хочешь, чтобы у нас воды отошли, да? — острит Чинел.

Черный юмор. Ее вечные грубоватые шуточки, мол, здешние девчонки — понятно почему — не из того сделаны, чтобы рожать детей. Онайи когда-то слышала: если отходят воды, значит, скоро родишь.

Но сейчас, глядя на Чинел, на то, как блестит ее кожа от ночного пота и утренней росы, Онайи видит девчонку, которой только дай посмеяться.

— Давай быстрей, а то мы так вонять станем, что бело-зеленые нас учуют, — парирует Онайи с усмешкой.

Чинел ухмыляется, и пчелы вылетают из ее волос. Крошечные роботы-насекомые сообщают Чинел температуру и влажность воздуха, а также уровень радиации в каждой капле дождя, которая падает с листвы деревьев над головой. Приносят данные о температуре тела Онайи и состоянии ее протеза. Пока Онайи наблюдает, пчелы спускаются к колодцу, чтобы сказать Чинел, что нужно исправить. Затем они приступают к работе.

Онайи все еще в боевой готовности. Чинел сидит в траве, пока робопчелы выполняют свою задачу.

— Надо пробежаться и проверить, — говорит Чинел самым будничным тоном, будто предлагает пойти поплавать. Ее аугменты у нее внутри. Черепная коробка, передача данных напрямую в мозг, металл вместо многих костей. Внешне же она ничем не отличается от обычного человека, а внутри тикают и мурлычут идеально настроенные механизмы. Но хотя ее тело способно самостоятельно подключаться к лагерной сети, она все равно больше человек, чем машина. В оцифрованном теле бежит настоящая кровь.

— И что мы там такого найдем в лесу, чего нет здесь? — Онайи уставилась на колодец, наблюдая, как солнечный свет ползет по обугленной части проводки.

— Вот именно. Никогда не знаешь. У нас заржавели инструменты, нам нужны боеприпасы, а еще на днях в теплице перегорела лампочка. Ночи сейчас длиннее, генераторы не справятся.

Онайи хочет сказать Чинел, что они тут со всем справлялись годами, что все у них получалось даже с меньшими ресурсами, но этот разговор повторялся уже миллион раз.

— А что, если на бело-зеленых наткнемся?

Чинел толкает Онайи локтем:

— Они нас до сих пор не нашли. С чего бы им найти именно сейчас?

— Потому что мы все не мылись неделю. — Онайи пытается сохранить невозмутимое лицо, но улыбка кривит ее губы, и, не в силах сдержаться, она хохочет так, что среди деревьев разносится гулкое эхо.

Чинел катается по влажной траве, схватившись за живот, а пчелы тем временем возвращаются в ее волосы. Онайи хочет сказать, что надо быть потише, пока они не привлекли внимание нигерийских патрулей, оказавшихся поблизости. Но смех Чинел согревает ее.

— Дай хоть попрощаться с малышкой, — говорит Онайи, рывком встает и тянет Чинел, поднимая ее на ноги.

— Может, прокладки найдем. — Чинел осматривает отремонтированный колодец. — Девчонкам они пригодятся.

Сколько же лет прошло? До сих пор Онайи умиляется каждый раз, когда видит, как мирно спит Айфи. Старое грубое одеяло поднимается и опускается, поднимается и опускается. Иногда Онайи хочется, чтобы у них обеих на шее были специальные разъемы, такие круглые розетки, как на конечностях, чтобы она могла подключиться к Айфи и посмотреть, какие сны видит маленькая девочка. Может быть, танцует на прохладном ветру в красивом платье. И никаких москитов в воздухе.

Шаркая ногами, Онайи идет на сторону Айфи. Внутри палатки все еще царит голубизна не до конца наступившего утра. Айфи, конечно, будет протестовать против раннего подъема — до уроков еще далеко, — но ничего страшного, если она помаленьку начнет приучаться к такому режиму. Онайи садится на деревянный ящик возле кровати Айфи и мягко трясет ее за плечи.

Девочка приоткрывает глаза совсем чуть-чуть, потом широко распахивает их на секунду. Даже в темноте Онайи видит фиолетовую радужку ее глаз с осколками золота, и у нее перехватывает дыхание от красоты.

— Привет, малышка, — шепчет Онайи.

Чинел ждет у входа в палатку, и Онайи чувствует ее нетерпение, но она решила как можно больше времени проводить с Айфи. Идет война, никогда наперед не знаешь, что случится. Потерять человека, которого любишь, ничего не стоит. Воспоминания о тех днях, когда она была ребенком-солдатом, все еще свежи в памяти. Слишком свежи. Несколько долгих секунд Онайи гладит Айфи по безволосой голове, пока та не отворачивается, натянув на себя одеяло.

— Эй. — Онайи трясет ее, на этот раз более настойчиво.

— Еще рано, — хнычет Айфи.

— Мне нужно на разведку.

Услышав это, Айфи поворачивается. Она учится быть жесткой, Онайи видит это, но видит и мольбу в фиолетовых с золотом глазах.

— Нам нужно пополнить запасы. Со мной Чинел, так что не волнуйся. Я не одна. Энаймака побудет с тобой.

— Пока я что буду делать?

Онайи хмурится. Язвишь, Айфи?

— Пока ты будешь заниматься. — Онайи достает с полки планшет и включает. Экран мигает, и Онайи хлопает планшетом по колену, чересчур сильно — свет экрана вдруг освещает все их жилище.

— Но, Онайи, у меня и так отличные оценки. Дай поспать!

— Хорошо. — Онайи кладет планшет на тумбочку рядом с кроватью. — Не занимайся. А в классе не слушай учителя, если хочешь. Не обращай внимания вообще. Включи планшет и играй в игры. Болтай. Бла-бла-бла-бла. — Она повышает голос: — Но, если вернешься в палатку с результатом ниже самого лучшего, — она делает драматическую паузу, — мы посмотрим.

Айфи еще чуть-чуть нежится под одеялом напоследок, потом сбрасывает его и машет ногами.

Онайи встает и отворачивается, прежде чем Айфи увидит ее улыбку. Чинел подавляет смешок.

Отключенная Энаймака стоит в углу ссутулившись. Если бы кто-нибудь захотел проявить к ней великодушие, то сказал бы, что разноцветная броня придает ей индивидуальность. Поблекший фиолетовый металл одного предплечья, местами проржавевшая оранжевая пластина вместо одной груди, мозаика из зеленых, красных, желтых, оранжевых и голубых проводов, заменяющих ребра. Ей бы сказали, что это похоже на красивое платье, просто буйство красок. На самом деле она просто дроид, сделанный из всего, что Онайи и другие девчонки притащили из прошлых вылазок или подобрали после стычек с бело-зелеными. Металлические пластины ее ног заржавели на стыках. Глазницы потемнели от копоти. Спина поросла мхом, где-то на теле проглядывает плесень.

Онайи встает на цыпочки, глубоко вдыхает, чтобы открыть камеры и клапаны в своих искусственных органах, и вдувает в ухо Энаймаке слизистую струю наноботов. Когда Айфи спрашивала, как ожила Энаймака, Чинел шутила, что это все Онайи: она вроде роутера с беспроводной связью для дроида. Глаза Энаймаки оживают, механизмы начинают гудеть, она выпрямляется, расправляет плечи и сканирует комнату.

— Присматривай за ней, пока меня нет, — приказывает Онайи.

— Хорошо, мама, — отвечает Энаймака.

Пока она заряжается, ее голос двоится. Она подходит к Айфи:

— Ну, малышка. Давай делать математику. — Энаймака произносит это в точности как Онайи. Так ей спокойнее.

У входа в палатку Онайи берет рюкзак и взвешивает винтовку в руке-протезе.

— И не забудь, что ее надо побрить, — обернувшись, кричит она. — Наголо. Чтоб ни одной волосинки на голове! Скоро пекло настанет.

С этими словами Онайи выходит в прохладу утра.