Прыжок в пропасть
Лоян, столица Империи Цао
Великий праздник Сячжи
Сумерки
— Ответь мне, Лю…
За дверями послышались шаги.
Испугавшись, Кайсин бросила блестящий осколок на кровать и накрыла его краем покрывала. Быстро приведя дыхание в порядок, она подошла к огромному зеркалу из отполированного нефрита в противоположной части комнаты и сделала вид, что любуется платьем.
Кайсин смотрела на свое отражение, но перед глазами до сих пор витал образ Лю. Раненый. Ослабленный. Изможденный. Он был где-то там. Далеко, на другом конце города. Одинокий. Покинутый. Едва живой.
Она видела его расплывчатый облик всякий раз, когда заглядывала в обломок зеркала У-Синь. Но Лю молчал и не отвечал на ее зов. Она вспоминала проникающий в душу мороз, который дарили его призрачные прикосновения. Кайсин казалось, что она до сих пор чувствует, как их пальцы проходят сквозь друг друга, как бесплотные объятия оставляют после себя ледяной холод и разочарование. Как будто они перестали существовать и превратились в смутные отражения на поверхности застывшего горного ключа.
После той ночи, когда Тейтамах ранил Лю и заточил в тюрьму ее верного стража Си Фенга, Кайсин не видела никого из них. Прошло уже две недели, которые превратились в бесконечную серую полосу. Кайсин прошла итоговую проверку знаний. Стоя перед советом из самых разных ученых, философов и преподавателей, она ответила на все вопросы. Все хвалили ее и поздравляли с достижением совершеннолетия. Только высокомерный императорский литератор Сыма Цянь не сказал ни слова, лишь одарил уже бывшую ученицу недовольным взглядом. Затем состоялась короткая церемония признания Кайсин наследницей дома Мао, которая быстро сменилась предсвадебными хлопотами.
Мэйсу неотлучно сопровождала ее, а Тейтамах заменил ей телохранителя. Его черная аура давила на Кайсин, как камень, что прижимает к земле тростинку. Густая, мутная, словно болотная вода, мрачная сила евнуха вытягивала из нее все эмоции. Подавляла волю к сопротивлению.
Но она и не собиралась сопротивляться. На кону стояло много больше, чем ее желания. Не важны ей были и жизни людей, ради блага которых устроили этот чудовищный брак. Кайсин потеряла интерес ко всему. Она чувствовала себя выжатой досуха. Лишь жизнь Лю и судьба ее отца имели теперь значение. Если она не станет подчиняться…
Кайсин не могла даже думать об этом.
Но Тейтамах неустанно напоминал ей. Он нашептывал самые страшные кары, самые изощренные способы, которыми будет расправляться с дорогими ее сердцу людьми.
Девушка отчаянно хотела поделиться тревогами хоть с кем-нибудь. И в это последнее утро, пока она еще не потеряла себя, Кайсин набралась смелости, вернее, собрала ее остатки, и впервые самостоятельно направилась в Большой дом, чтобы увидеть отца.
Было странно идти сюда без Си Фенга. Она ждала, что он вот-вот коснется ее плеча, откроет перед ней дверь, шепнет что-то ободряющее и украдкой улыбнется. Кайсин скучала по нему даже сильнее, чем по отцу, а думы о его судьбе сжимали сердце в тиски. С надеждой, что в честь свадьбы ей разрешат увидеть телохранителя, Кайсин поднялась по главной лестнице.
Зеркальный коридор был сегодня погружен в тени. Не сияли птички-лампадки, не искрились светом зеркальные полотна. Не было здесь и стражи рода Мао. Вместо привычных глазу солдат, облаченных в синие цвета, на этаже выстроились в две колонны воины Тейтамаха. Темно-зеленые, почти черные одежды и приплюснутые широкополые шляпы делали их похожими на статуи.
Их называли Нефритовым легионом. Странной армией с мрачной славой, при помощи которой Маг защищал самые северные рубежи Империи. Так писали в книгах и учебниках. Они должны олицетворять собой доблесть и честь. Однако презрительные взгляды, устремленные к Кайсин, не давали обмануться.
Это не просто стража.
Здесь они как захватчики.
Один из воинов выступил вперед и преградил ей дорогу.
— Посланник Мага занят.
Его сухой голос резал слух, как остро наточенный кинжал. Кайсин поежилась, но отступать не собиралась.
— Где мой отец?
— Посланник занят, девчонка, — вновь повторил солдат.
Его глаза источали желчь, на губах играла насмешка.
То есть вот так и будет? До конца жизни ей придется терпеть пренебрежение? Быть тенью великих мужей и склонять голову даже перед простыми солдатами? К этому ее готовили?
Кайсин сжала кулаки.
Ну уж нет!
— Это мой дом. И пока магистр Шень Ен не покроет мои плечи своим плащом, я вольна делать здесь все, что захочу, — с каждым словом ее голос становился все увереннее и громче. Клокотавшая злость сплеталась воедино с той неведомой силой, что скрывалась внутри души. — Готовь меч или отойди с моего пути!
Она хотела, чтобы солдат боялся.
И того действительно охватил ужас.
Грозный облик мужчины дрогнул. Он склонил голову и отошел в сторону. Кайсин неспешно проследовала по зеркальному коридору, старательно скрывая удивление.
В этот раз она не обращала внимания на собственное отражение. Ее взгляд был прикован к тяжелым дубовым дверям отцовского кабинета.
В этот раз у нее не было причин собираться с духом и долго переминаться с ноги на ногу, прежде чем войти.
Кайсин уверенно толкнула двери, но стоило оказаться внутри, как вся решимость схлынула, словно смытая морской волной. Кабинет утопал в утренних тенях. Не горели лампы и свечи. Не проникали сквозь прикрытые шелком окна первые солнечные лучи. Все богатое убранство выглядело поблекшим и пыльным. Сюда будто никто не заходил целые недели.
Никто, кроме Тейтамаха.
Евнух стоял посреди кабинета перед нефритовой статуей дракона, которую Кайсин заприметила еще в прошлый раз. Стеклянный шар в пасти изваяния мягко мерцал зеленым светом, но не освещал ничего вокруг. Густой воздух дрожал. В нем до сих пор были слышны отголоски и чьи-то слова.
— …вечером все изменится, — низкий ледяной голос иглами проникал под кожу.
— Да, мой господин, — поклонился статуе Тейтамах.
Мерцание потухло, но глаза посланника Мага пылали огнем и злобой.
— Что ты здесь делаешь? — рявкнул он.
— Я… хотела увидеть отца, — робко ответила Кайсин.
— Проваливай! Готовься к свадьбе!
Невидимая сила с нажимом вытолкнула ее из кабинета. Двери захлопнулись перед носом сами собой. Ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Угнетенная и униженная, девушка вернулась в свои покои, где ее уже ждала стайка слуг.
Евнух настоял на том, чтобы у Кайсин было самое необычное свадебное платье. Вопреки обычаю, для нее соткали изысканный наряд на диковинный манер. Он отличался от тех, в каких было принято присутствовать девушкам на церемонии бракосочетания в Империи. Вместо строгих и скромных одежд для Кайсин создали настоящее произведение искусства. Сначала, когда ее облачили в традиционный халат цвета зеленой морской волны, расшитый узором из ониксовой нити, и еще более темную юбку с широким подолом, Кайсин удивилась и одновременно обрадовалась простоте одеяния. Однако затем поверх ее плеч водрузили невесомую воздушную накидку из того самого синего шелка, который она нашла на рынке Лояна. Увидев ее, Кайсин на миг позабыла обо всех пережитых невзгодах.
Накидка покрывала ее в несколько слоев, обвивала хрупкий стан и предплечья и ниспадала до самых ног. Длинный шлейф переливался в лучах солнечного света и напоминал русло спокойной реки. Удивительной была вышивка в виде рвущихся в небо серебряных буревестников на рукавах и огромного нефритового дракона, оскаленная пасть которого находилась на спине, а тело и хвост спускались по всей длине накидки и терялись где-то среди складок. В волосы Кайсин вплели округлую конструкцию в виде полумесяца из белого золота, обтянутую таким же синим шелком, отделанную белыми птичьими перьями, мягкими пушистыми помпонами и россыпью медальонов, колокольчиков и эмалированных камней. На шею ей надели самый важный предмет, который предназначался для церемонии: синюю атласную ленту с гербом в виде буревестника из белого золота. Вопреки всем традициям, ее лицо не стали полностью прятать под вуаль и прикрыли лишь наполовину. Черные локоны прически ниспадали на щеки строгими прямыми линиями, подчеркивая острые черты и отсутствие каких-либо красок. Только бледно-красная губная паста и густые синеватые тени — вот все, чем Тейтамах позволил украсить невесту.
Кайсин всмотрелась в свое отражение. Кобальтовые глаза дополняли ее облик, словно были частью костюма. Ее бросило в жар от того, как она нравилась сама себе. Но стук металлической трости напомнил, ради чего все это было сотворено.
Дверь комнаты отворилась. Сначала в комнату вплыла неосязаемая аура зловещей силы, а затем вошел и сам евнух. Тейтамах облачился в торжественную, если так можно сказать, накидку с длиннополой юбкой нефритовых цветов. На его груди переливалось красками ожерелье из чароита, а лысая голова поблескивала, словно вымазанная жиром. На лице евнуха застыла привычная ехидная усмешка.
— Моя чудесная госпожа, — из каждого его сло́ва сочилось презрение. Он говорил медленно, растягивая фразы донельзя. — Ваша красота затмит сегодня весь Лоян и останется навеки в его легендах.
