Том Лоу
Ложный рассвет
Посвящается Кери
Святое место там, где снова и снова можно находить себя.
Джозеф Кэмпбелл
От автора
Издание книги — это коллективный труд множества людей. Хочу поблагодарить всех, кто помогал мне донести первый роман до тебя, мой читатель. Я в неоплатном долгу перед покойной Рут Кавин, легендарным редактором издательства «Сент-Мартин пресс». Рут и ее команда первыми приняли Шона О’Брайена и помогли историям о нем обрести своего читателя. Благодарю Стива Гамильтона — он первым из лауреатов премии Эдгара По откликнулся на мою книгу.
Прежде чем моя книга попадает в руки профессионалов, самое больше влияние на нее оказывает еще один человек — моя супруга Кери. У нее прекрасные интуитивные редакторские способности и чувство структуры повествования. Она дарит мне время, пространство и возможность творить. А что еще важнее — она делает это с любовью.
Благодарю своих детей: Натали, Кэсси, Криса и Эшли. Они неустанно — и с чувством юмора — подбадривали меня, помогая найти компромисс, не потерять равновесие.
Наконец, выражаю признательность тебе, мой читатель. Без тебя круг не замкнулся бы. Работа писателя не сделана, а история не закончена, пока ее не прочтут. Лишь когда рассказ оживает в воображении читателя, круг замыкается. Я рад, что ты с нами в этом странствии.
Подойди ближе, присаживайся к костру — история начинается.
Пролог
Гектор Ортега нервничал: сегодня был его черед заниматься девушками. Он привел пассажирский фургон к задрипанному дому на колесах и заглушил мотор.
— Поторопись, — сказал Гектор напарнику. — Терпеть не могу страдать этой фигней по праздникам.
Напарник — здоровенный негр по имени Сайлас Дэвис — выбрался из пикапа и вошел в трейлер. Ортега тем временем пощелкал кнопкой на магнитоле, выбирая радиоволну. Фургон завибрировал от громкого регги.
Из бардачка Ортега достал пакетик с кокаином, насыпал себе на тыльную сторону ладони кривую дорожку и вдохнул белый порошок широкими ноздрями. Закрыл глаза, чувствуя, как наркотик начинает действовать, как ритм музыки пронизывает тело.
Приоткрыв веки, Ортега заметил, как в тени под дубом что-то шевельнулось. Кто-то следил за фургоном. Стоянку на полдюжины рахитичных трейлеров освещал единственный фонарь, однако наркотик усилил ночное зрение.
В тени стоял мужчина. Он пристально следил за фургоном.
Ортега потянулся к пистолету под сиденьем и включил фары. Из-под дуба, шатаясь, вышел чернорабочий. В доску пьяный, сразу видать.
Алкаш кое-как доплелся до фонарного столба и, упершись в него спиной, расстегнул ширинку. Пустил в грязь желтую струю.
Ортега тем временем закурил сигарету. Глубоко затянулся и выдохнул дым через ноздри. Отложил пистолет на сиденье и, вскрыв пакетик чипсов, запустил в него грязную пятерню.
Пьяный рабочий пошел дальше. Одной рукой он прикрывал глаза от света фар, другой пытался застегнуть ширинку. Не устоял на ногах и плюхнулся ничком в лужу собственной мочи.
— Идиот, — пробормотал Ортега.
Сайлас тем временем привел к фургону пять девушек: все молоденькие, глаза от страха — как плошки.
— Вперед, дамы, — скомандовал Дэвис, открывая боковую дверь.
Четыре девушки опасливо вошли в темный салон и расселись по местам.
Анджела Рамирес задержалась. На ее красивое лицо падал свет из ближайшего трейлера.
— Шевелись! — приказал Дэвис.
Анджела бесстрашно посмотрела на него, точно воин — на заклятого врага.
— Я не шлюхой сюда работать приехала!
— Залезай уже в машину, — рассмеялся Дэвис. — Ночь коротка, а мы торопимся.
Он потянулся к ней, но тут во тьме по-волчьи взвыла собака. Дэвис обернулся… и Анджела сорвалась с места. Обежав фургон, она устремилась прямиком к широкому помидорному полю.
— Вот сука! — выругался Дэвис.
— Лови ее! — прокричал Ортега. Обернулся к остальным девушкам и показал пистолет: — Не заставляйте меня хоронить вас в этих полях.
Анджела со всех ног бежала через плантации. Увязнув в грязи, потеряла туфельку. Дэвис без труда нагнал беглянку. Схватил, перекинул ее через плечо, точно истерящего ребенка, и отнес к фургону.
— Заткнись, дура! — процедил он сквозь зубы, швырнул ее в салон и захлопнул дверцу.
Ортега прицелился Анджеле в голову.
— Ты кем себя возомнила, а? За все ответишь! Смотри мне тут, не выделывайся, ясно?! — Он бросил окурок в окно. — Из-за тебя придется двери на замок запирать.
Дэвис сунулся в окно с пассажирской стороны и вытер тыльной стороной ладони кровь со щеки.
— Ты глянь! Эта сучка мне лицо расцарапала! — буркнул он. — Когти как у тигрицы.
— Мы ее проучим, — пообещал Ортега и сунул за ухо новую сигарету. — Сайло, там твой чел обоссался. Вон лежит в грязи и говне. По ходу, нажрался где-то.
— Надо же и рабочим жажду утолять.
— Я бы его тут и бросил. — Усмехнувшись, Ортега отвел фургон в сторону.
Дэвис подошел к рабочему, что валялся в луже грязи, перемешанной с блевотиной и мочой, и крепко пнул его под зад. Пьяница перевернулся на спину и медленно разлепил веки, щуря на свет фонарей больные, налитые кровью глаза. На мгновение они вспыхнули, точно покрытые пеплом угли на ветру.
— Вставай уже, гондон дырявый, — наклонился к нему Дэвис. — Чтоб в половине шестого утра сел на автобус.
Рабочий кое-как собрал глаза в кучу и вытянул руку, словно ребенок, что пытается ухватиться за игрушку высоко над кроватью. Он натужно откашлялся и просипел:
— Чего пинаешься? Нехорошо пинать упавшего брата.
— Не брат ты мне, синяк сраный.
Снова опустившись в грязь, пьяница уставил красные щелки глаз в безоблачное ночное небо.
— Я же человек, а с людьми так нельзя.
Из темноты донеслись визг и шипение дерущихся кошек. Животные сцепились под трейлером, над входом в который горела лампочка без плафона. Внутри самого трейлера испуганно завопила женщина.
Вокруг лампочки тихим облаком роились комары и мотыльки.
Выехав на 46-ю трассу, Гектор Ортега глянул в зеркало заднего вида — проверить живой груз. Все, как он и ожидал: в глазах Анджелы Рамирес смирения так и не появилось.
Ортега не заметил черную машину, что выехала с боковой дороги и направилась следом.
Глава 1
Первым незнакомца заметила Макс, а после и я — краем глаза. Он стоял по грудь в воде в сотне ярдов от пирса, вниз по течению, и шарил длинным шестом, ища что-то на дне. Или кого-то. Ну вот, опять я о трупах. Ох уж эта служба в полиции.
Шел человек в мою сторону.
— Вот как цапнет его аллигатор, — сказал я.
Макс, моя десятифунтовая такса, склонив голову набок, просеменила к краю пирса и слегка заскулила. Незнакомец, шаря под водой, даже не взглянул в нашу сторону.
Я вернулся к прежнему занятию — зарылся в содержимое ящика с инструментами в поисках четырехдюймовых гвоздей. Под молотком обнаружился охотничий нож. Я снова посмотрел в сторону незнакомца: до причала ему оставалось еще добрых девяносто пять ярдов. Вот он спрятал что-то в заплечную сумку.
В первую войну в Персидском заливе мне довелось служить снайпером, и я все еще на глаз умел определить расстояние до цели и траекторию полета пули — чтобы потом по идее выстрелом из винтовки пятидесятого калибра с дистанции в четверть мили попасть в мишень размером с грейпфрут. Погода стояла безветренная, ряби на воде я не заметил. У незнакомца на голове была широкополая шляпа, и я с места — будь у меня снайперка — мог бы всадить ему пулю точно в лоб, прямо над полями, по центру тульи.
Я крепко зажмурился. Хватит, не все кругом — враги. Не все вокруг потенциальные или состоявшиеся убийцы. Я прихлопнул здоровенную муху и сделал глубокий вдох. Была весна, и воды реки несли запахи пробуждающейся к жизни природы. Аллигаторы строили гнезда из песка, веток и ила. Цапли кормили вопящих птенцов живой рыбой. Цвели шиповник и жимолость.
Достав нож из ящика, я отложил его рядом на скамью. Через плечо глянул на незнакомца и стал заколачивать гвоздь, заменяя сломанную доску новой. Утро выдалось жаркое, температура уже перевалила за плюс двадцать пять. Голый по пояс, в джинсах, я обливался потом.
Как говаривал дядюшка Билл, ветеран Второй мировой, злиться — значит заколачивать гвозди в крышку собственного гроба. О войне он никогда не рассказывал, только о собственных демонах, с которыми ему потом приходилось бороться. Еще он говорил, что у каждого есть свой предел. Тринадцать лет в убойном отделе помогли мне понять, о чем толковал дядюшка Билл.
Душевная гниль — самое опасное, с чем сталкивается коп. В убойном отделе я не боролся с преступностью. Преступления совершались еще до нашего приезда. Боролся я с мотивацией, с выключателем, что щелкал в душе человека, позволяя отнимать жизнь ближнего. А она боролась со мной: проникла под коросту на теле души, скрывающую погасшие угли в самом моем нутре, и эти угли ожили. Они тлели во мне по ночам, когда я в поту просыпался от кошмаров.
Следующий гвоздь я вбил так глубоко, что шляпка ушла в дерево. Полгода назад моя жена Шерри скончалась от рака яичников, и я перебрался сюда, в самую глушь Флориды, прихватив с собой Макс. Шерри купила крохотного щенка, когда я трое суток провел на дежурстве, в засаде. Собаку Шерри назвала Максин и позволила спать в изножье кровати, на собственном «собачьем» одеяле. Жена говорила, что в мое отсутствие только Максин имеет право согревать мое место в постели. Ну как с этим поспорить? Собачонка с грустными карими глазами и сердцем льва сделалась нашим спутником.