Гигантия
Посвящается Максу
ГЛУБОКИЙ КАПЮШОН
Если в отелях чего и предостаточно, так это странных незнакомцев. В конце концов, отели только и делают, что принимают на постой незнакомцев. Но ни в один отель в мире не приезжают такие странные постояльцы, как в наш «Гранд Наутилус».
Вот взять хоть этого типа. Того, который только что вошёл с улицы, где разыгралась гроза. Да-да, вот он идёт прямо ко мне через пустой вестибюль, топая по мраморному полу. Видишь его? Того, у которого лицо спрятано под глубоким капюшоном длинного дождевика из вощёной ткани. Он не откинул капюшон даже чтобы поговорить с портье, а багаж не выпускает ни на минуту — прижимает к себе деревянный сундучок, окованный металлом. Перчатки он тоже не снимает.
Кто он? Какая история за ним тянется?
Что в сундучке?
Конечно, скорее всего, мы никогда этого не узнаем. Ну и ладно. Всякий имеет право на уважение к частной жизни. Что-что, а уж это любой отель соблюдает. Кроме того, от незнакомца веет чем-то зловещим. Какой-то угрозой. И потому, говоря начистоту, мне вовсе не хочется знать, кто он. Я буду рад-радёшенек, когда он уйдёт в свой номер и займётся там тайными зловещими делишками, ради которых прибыл. Займётся подальше от меня. Вот он взял у портье ключ, отошёл от стойки…
…и направился прямиком ко мне!
Я выпрямился и поправил форменную шапочку.
— Чем могу помочь, сэр? — спросил я, когда незнакомец в длинном плаще остановился возле моей стойки.
Я задрал голову и ничего не увидел под его капюшоном. Там сплошная тьма. Моя шапочка съехала на затылок, и я поспешно её поправил.
— Герберт Лиммон, — сказал голос из-под капюшона, и я вздрогнул как ужаленный. Ненатуральный какой-то голос, аж мурашки по спине побежали.
— Д-д-да, сэр, он самый, — ответил я. — Герберт Лиммон к вашим услугам. Бюро находок отеля «Гранд Наутилус». Вы что-нибудь потеряли?
Та-ра-ра-бум!
Над городом прокатился раскат грома. Полыхнула молния, озарив вестибюль, — но тьму под капюшоном незнакомца она не осветила. Оконные стёкла задребезжали от яростного ветра, и лампы замигали.
Незнакомец не шелохнулся, только капли дождя катились с его плаща мне на стойку.
— М-м-может, в-вы потеряли зонтик? — предположил я.
А сам глянул на сундучок у него под мышкой. В такой смена белья едва поместится — скорее, это большая шкатулка.
— Или б-б-багаж?
Голос у меня был такой сдавленный, что получился какой-то жалкий писк.
Незнакомец наклонился вперёд, и капюшон его едва не навис над моей головой. Ну и вонь! От него несло сырой одеждой и рыбой.
— Не спрашивай, что я потерял, Герберт Лиммон, — незнакомец цедил каждое слово будто через силу. — Спроси, что я нашёл.
Та-ра-рах! Новый раскат грома — и свет в отеле погас.
Знаю, знаю, что ты подумал. Да, ты — кто, сидя дома в безопасности, впился в страницу вытаращенными глазами и ждёт: вот-вот со мной случится нечто ужасное. Ты думаешь, я струшу и сбегу. Врать не буду — такая мысль была. Но смотрителем бюро находок в отеле «Гранд Наутилус» можно стать, только если ты настоящий профессионал. Может, я и не герой-храбрец, но я на своём посту, за полированной откидной стойкой, — хозяин мира найденных вещей и обладатель начищенных пуговиц на тужурке. А потому, когда свет вновь зажигается, я всё так же сижу за стойкой в нише, вцепившись в форменную шапочку. И хлопаю глазами в пустоту.
Потому что незнакомец в капюшоне исчез.
ЧОКНУТЫЕ ЧУДИКИ
Второе правило бюро находок гласит: «Сохраняй спокойствие и старайся улыбаться».
Нет, серьёзно, ты бы очень удивился, узнав, что попадает в моё бюро находок: всякие штуковины, цацки и прибамбасы. Один раз даже заявилась живая девочка и объявила, что она потерялась и её надо найти. Но это уже другая история. Главное — что бы ни случилось, сохранять спокойствие и делать вид, будто древнеримский шлем, накладной нос или окровавленный канделябр, забытый в оранжерее, к нам приносят каждый день. Поэтому, когда свет снова зажёгся, я подумал именно о втором правиле. И тут увидел, что Капюшон не просто исчез — он оставил у меня на стойке какую-то штуку.
— Вы просто хотели сдать найденную вещь? — спросил я в пустоту, где только что стоял незнакомец. — Зачем было разводить такую таинственность?
Я выглянул из своей ниши за стойкой и увидел, что по мраморному полу тянется цепочка мокрых следов — прямиком к главной лестнице. При желании можно было проследить, какой именно номер занял Капюшон.
Но у меня такого желания не возникло.
А штука на стойке? Ну-ка, посмотрим.
Это ракушка.
Необычная шипастая ракушка, жемчужно-белая, она закручивается спиралью, и кончик у неё острый. Шипы малюсенькие, слегка изогнутые и натыканы по спирали через равные промежутки. Я заглядываю ракушке в раструб. Она необыкновенно увесистая. Встряхиваю — внутри что-то звонко брякает. В боку у ракушки дырочка, окаймлённая металлом. Что там такое звенит? Я осторожно прикладываю её к уху.
— В ней шумит море, — сказал я сам себе и с облегчением хмыкнул. — Значит, она пустая.
— Или голова у тебя пустая, — проскрипел раздражённый голос, и от неожиданности я чуть не выронил ракушку. Из-за ближайшей кадки с папоротником появился мистер Моллюск, управляющий отелем. Цап — и отобрал ракушку.
— Блестит! — в глазах у него загорелся жадный огонёк. — Наверно, стоит немалых денег. Откуда у тебя эта вещь, Лиммон?
— Принесли, сэр, — ответил я. — Новый постоялец оставил.
Тут мистер Моллюск встопорщил свои противные усишки и едва не швырнул ракушку обратно мне.
— Ты с ним разговаривал? — спросил он и опасливо кивнул в сторону лестницы. — Он с тобой разговаривал?
Я только плечами в ответ пожал.
Мистер Моллюск пригладил редеющие волосы.
— И почему только к нам всегда селятся самые странные гости? — спросил он скорее у самого себя.
Я снова пожал плечами.
Он-то и должен знать ответ на этот вопрос. Лето кончилось, а наш городок Приморская Адость так давно уже не притворяется обычным курортом, что туристы, по-моему, забыли сюда дорогу. Сейчас зима, и на городок обрушилась буря, да такая яростная, каких я в жизни не видел. Море бушует, как свирепый зверь, а ветер, кажется, вот-вот душу из тебя вышибет. Такой зимой в нашу приморскую глушь потащится только совсем чокнутый чудик. А где чокнутым чудикам останавливаться, если не в отеле «Гранд Наутилус»?
— Э-э, а вы с ним разговаривали, сэр? — решился спросить я. — Голос у него… ну, вы слышали. Вам не показалось, что голос… ну, вы поняли?
— Не дерзить! — рявкнул мистер Моллюск, опомнившись. — Тебе принесли потерянную вещь — вот и займись ею, Лиммон. Она явно дорогая. Будь любезен, исполняй свои обязанности.
С этими словами он развернулся и пошёл прочь.
Из-за главной стойки мне улыбнулась Перл Шторм, наша портье. Она словно хотела сказать: «Не обращай внимания, Герби, ты же его знаешь». Но потом подняла брови, будто говоря: «Только лучше бы ему не видеть, какую рожу ты скорчил вслед!» Я в ответ ухмыльнулся: «Ой! Вы правы!» — и раскрыл журнал учёта, гроссбух в кожаном переплёте.
Он лежал на стойке передо мной, как лежал перед всеми моими предшественниками. В этот гроссбух смотрители бюро находок записывают все найденные вещи и те, которые удаётся благополучно вернуть владельцам. Он не только толстенный, но и тяжеленный. С трудом открыв гроссбух, я перелистал его до чистой страницы. Внёс число, время и описание находки: «Необычная ракушка». Честно скажу, что ещё написать, я не знал.
Часы в вестибюле, те, что всегда спешат, пробили семь вечера. День выдался длинный, поэтому я дописал: «Расследование начато в семь часов вечера». Потом громко захлопнул журнал учёта и понёс необычную ракушку к себе в подвал.
Подвал этот — настоящее сердце бюро находок. Он занимает целое крыло отеля, только под землёй. Б нём жили поколения и поколения смотрителей бюро, и за много лет он превратился в настоящую кунсткамеру, где хранятся разные удивительные штуковины. Кто-то однажды сказал, что подвал — «сокровищница Али-Бабы», но нет.
Это моя личная сокровищница.
Я положил в печурку полено, повесил шапочку на бронзовую как-её-там, а сам плюхнулся в огромное кресло. В трубе шумел ветер, стены содрогались от раскатов грома, но буре меня здесь не достать. Я взял самую большую лупу — тоже из числа находок, так и не востребованных владельцами, — и принялся рассматривать ракушку. Особенно дырочку, окаймлённую латунью.
— Что-то интересное? — спросили у меня над ухом, и я второй раз едва не выронил ракушку от неожиданности.
— Может, прекратишь эти фокусы? — сердито воскликнул я. Из сумрака к освещённому пятачку у печки вышла Виолетта Парма и села рядом. На руках она держала здоровенного белого кота.
— Какие фокусы?
— Подкрадываться! Я как раз думал, что подвал мой и только мой, а тут ты выскакиваешь у меня из-за спины, в чужой пижаме, и всё портишь.
— Ты вроде говорил — я могу прийти в любое время, — Виолетта слегка вздёрнула подбородок. — А когда-то вообще предлагал тут у тебя пожить, забыл?
