Да. Она права. Так всё и было. Только предложение моё в конце концов обернулось совсем не так, как я ожидал.

Погоди-ка, ты, наверно, не знаешь, кто такая Виолетта Парма. Разве только ты бывал в нашем городке раньше и уже слышал истории, которые о ней рассказывают. Если так, уверяю тебя: все эти истории — чистая правда. Ручаюсь, потому что они происходили и со мной тоже. Но сейчас неважно, что ты слышал, что я говорил и что ты думаешь об этой кареглазой смуглой девчонке с непослушной чёрной гривой и любимым белым котом. Важно, что Виолетта — мой лучший друг и ей известно, как отпирать подвальное окошко.

— Кроме того, — продолжала Виолетта, — буря разыгралась не на шутку. Беднягу Эрвина чуть не унесло ветром в море! Ты ведь не против, если мы пересидим непогоду тут? — И она посадила белого кота по имени Эрвин в его любимую коробку с потерянными шарфами — я нарочно держу её поближе к печке.

— О, да у тебя новинка, — заметила Виолетта, с интересом глядя на переливчатую ракушку.

— У неё дырочка в боку, — сообщил я, поворачивая ракушку. — Как раз хотел заглянуть внутрь и проверить, а вдруг…

— Классная идея! — Виолетта отобрала у меня ракушку и лупу — я и возразить не успел, — так что теперь в дырочку смотрела она. Сквозь лупу глаз её казался огромным.

— Там что-то внутри.

— Что именно? — спросил я.

— На дне ракушки, — огромный глаз стал ещё больше, потому что Виолетта поднесла лупу к нему поближе. — Там какая-то металлическая штучка вроде гранёной булавки. Такую увидишь в старинных часах, если посмотреть в отверстие для завода.

— Штучка, которую поворачивают ключом, когда заводят часы?

— Именно. У тебя ведь есть такие ключи, Герби? По-моему, внутри ракушки — часовой механизм, вот что!

Я открыл большой ящик с инструментами возле верстака, вытащил банку и осторожно вытряхнул содержимое на стол — в кружок света, который отбрасывала настольная лампа на гибкой ножке. В банке я храню разные ключи, и вот они все передо мной. Немножко порывшись в куче, я наконец отыскал латунный ключ для часов — он подошёл к ракушке тютелька в тютельку.

— Ну? — нетерпеливо спросила Виолетта, потому что ключ я повернуть не спешил. — Чего ты ждёшь?

— Может, не стоит? — отозвался я, вспомнив жутковатого посетителя с неживым голосом и непроглядной тьмой под капюшоном. — Ви, мои обязанности — присматривать за вещами, хранить их, а не пробовать в действии. Может, мне не полагается заводить этот механизм.

— Ты серьёзно? — Виолетта вытаращила глаза. — Неужели тебе не интересно, что будет, если его завести?

— Интересно, но…

Я оглянулся на Эрвина. Кот вроде бы крепко спал, но один льдисто-голубой глаз у него был открыт и внимательно следил за нами. Похоже, кот, как всегда, был на стороне Виолетты.

— Просто я подумал, а вдруг…

— Ой, лучше дай её мне, — и Виолетта снова забрала у меня ракушку.

И повернула ключ.



МОРСКАЯ ПЕСНЯ

Виолетта трижды повернула ключ.

Тики-тики-так, тики-тики-так, тики-тики-так.

Ничего.

Виолетта положила шипастую ракушку на стол возле моего кресла.

По-прежнему ничего.

— Погоди-ка, — сказала она. — Слышишь? Там внутри что-то заработало.

Я навострил уши — и верно: в ракушке что-то тихонько зажужжало, будто завёлся крошечный механизм.

А потом ракушка встала.

Точнее, приподнялась над столом где-то на сантиметр, потому что из раструба высунулась маленькая латунная ножка и упёрлась в стол. Потом заиграла музыка — зазвенела мелодия, под которую ракушка закрутилась на ножке. В ярком свете лампы она отбрасывала на сводчатый потолок блики.

— Какая красота! — так и ахнула Виолетта. — Но мелодия знакомая…

— Конечно, — сказал я. — Это же морская песня.

— Что-что?

— Морская песня. Ну, рыбацкая. Ты наверняка слышала: из тех, что распевают рыбаки, когда идут на лодках к берегу или возятся с уловом и сетями в бухте. Они всегда поют.

— Но только у ракушки эта песня звучит иначе, — заметила Виолетта. — Мелодичнее. И волшебнее, что ли.

Музыка смолкла, ракушка замерла, ножка втянулась — и вот ракушка снова лежит на столе.

— Итак, это музыкальная шкатулка, — определил я и подумал, что надо бы вписать это в гроссбух. — Тогда найти её владельца будет проще…

Щёлк!

Ракушка снова встала на столе.

И не просто встала, а на целых четыре ноги, которые выдвинулись из раструба, как ножки у краба. Мы с Виолеттой отпрянули от неожиданности, потому что как раз нагнулись к ракушке, чтобы послушать музыку. Даже Эрвин в своём гнёздышке с шарфами подскочил и зашипел. Ракушка повернулась ко мне и вроде как на меня посмотрела, хотя глаз у неё не было. Потом развернулась к Виолетте. Из раструба показалась пятая конечность — на сей раз на конце у неё были ножнички, как клешня у краба. Ножнички защёлкали между нами — щёлк-щёлк-щёлк. Я бы сказал, угрожающе защёлкали.

— Быстро дай мне вон то ведро, — очень-очень тихо сказал я Виолетте.

— Зачем? — удивилась она. — Тебя тошнит?

— Нет, — стараясь не шевелить губами, ответил я. — Забыл третье правило бюро находок. Ведро! Быстро! Ну!

Виолетта протянула руку и передала мне старое деревянное ведро, в котором хранились вешалки для одежды. Я выхватил у неё ведро, вытряхнул вешалки и быстро взмахнул им над ракушкой.

Поздно! То ли эта штуковина почувствовала моё движение, то ли я не рассчитал, но только я хотел накрыть её ведром, как она спрыгнула с края стола на пол и побежала прочь. Я снова взмахнул ведром, промазал и лишь беспомощно наблюдал, как маленький заводной краб-отшельник карабкается по стенке книжного шкафа и вот-вот спрячется наверху. Отчаявшись, я швырнул в ракушку ведром и сшиб её на пол.

Виолетта прыгнула вперёд и накрыла ракушку старым шерстяным свитером. Миг-другой она сражалась со свитером, под которым что-то звякало и жужжало — заводной краб пытался высвободиться. Потом свитер замер.

— Поймала! — объявила Виолетта.

— Думаешь, у неё завод кончился?

Виолетта пожала плечами:

— По крайней мере, она больше не брыкается.

— Может быть, — я осторожно взял у Виолетты свитер, стараясь, чтобы наша заводная пленница не вырвалась. — Но я рисковать не хочу. Если за ней кто-то придёт, я не намерен сознаваться, что эта штуковина убежала и свободно бродит где-то по хранилищу бюро находок. И потом, мне не нравятся эти её ножницы.

Я запихнул ракушку в ведро вместе со свитером, само ведро перевернул кверху дном и накрыл двумя тяжёлыми книгами. Если завод у ракушки ещё работает, то из-под книг она точно не выберется.

— Ну и что это такое? — спросила Виолетта.

— Заводной краб-отшельник.

— Нет, я про третье правило бюро находок. Как оно звучит?

— Третье правило, — я посмотрел на Виолетту как можно пристальнее, — звучит так: «Никогда не ожидай только ожиданного!»

— Разве не наоборот надо? Ожидай неожиданного?

— Ха! Я ожидал, что ты так и скажешь. Но жизнь полна неожиданностей.

— Ладно, — Виолетта закатила глаза. — Кстати, откуда у тебя ракушка?

— Мне её принесли. Сдали в бюро. — Я плюхнулся обратно в кресло. — Новый постоялец. Должно быть, где-то нашёл.

— Так ты не знаешь? — Виолетта уселась у печки. — И не спросил, где он её взял? Не выяснил подробности? Не похоже на тебя, Герби.

Я подумал, не рассказать ли ей, как в вестибюле появился загадочный и зловещий незнакомец, и про то, какая тьма была под его капюшоном и какой ненатуральный и невнятный голос, но всё же не рассказал. Как ни обидно, а Виолетта права: надо было побежать за Капюшоном и разузнать побольше. Иначе как я верну ракушку законному владельцу, если не пойду по горячему следу? Надо будет утром постучаться в номер к незнакомцу и спросить. Но сейчас мне всё-таки хотелось сменить тему, поэтому, когда её сменила Виолетта, я обрадовался.

— Ты не голодный? — спросила она. — Мы с тобой сто лет не ходили в закусочную к мистеру Альбатросу.

Стоило мне вспомнить про жареную рыбу с картошкой, которую там подают, как у меня потекли слюнки и в животе забурчало. Однако уши мои уловили вой ветра и сообщили об этом мозгу, а мозг в ответ сказал животу «цыц!». Тем не менее живот забурчал снова.

— Я бы охотно пошёл, — начал я. — Но буря… шторм…

— Ага, чудовищный, — согласилась Ви и присвистнула. — Ну, тем интереснее проветриться. Никогда не гуляла в бурю. И потом, до закусочной недалеко.

Это верно — ты и сам знаешь, если хоть раз видел карту Приморской Адости. Но идти на пирс в такую жуткую погоду, когда хлещет ветер, а над головой сверкают молнии…

— Ну пойдём, Герби! — Виолетта вскочила. — Получится, как будто у нас опять приключение.

— Ладно. — Я встал и надел пальто. Пятачок у печки и кресло, освещённое отблесками огня, вдруг показались мне ещё уютнее. — А если закусочная шатается от шторма, заберём еду с собой и поужинаем тут.

Из подвального окошка я не просто вылез — меня вытянуло ветром и чуть не сдуло. Я покрепче упёрся ногами в землю. Виолетта проделала то же самое. Её курчавую шевелюру растрепало, как крону дерева. Я хотел кое-что сказать, но ветер тут же влетел мне в рот, надул щёки изнутри и чуть не вырвал гланды, так что рот я поспешно закрыл и подумал о жареной картошке. Пригнувшись, мы кое-как доковыляли по мощёной улице до набережной и, смаргивая слёзы, в изумлении уставились перед собой.