И уничтожат всех, кто мне дорог.
— Мама Агба? — Голос Биси похож на мышиный писк. С глазами, полными слез, она цепляется за шаровары Йеми. — Почему они нас ненавидят?
Усталость отражается в каждой черте Мамы Агбы. Она обнимает Биси.
— Они ненавидят не вас, а тех, кем вы должны были стать.
Биси прячет лицо в складки ее халата и тихо плачет. Мама осматривается, замечая, что остальные тоже едва сдерживают слезы.
— Зели спросила, зачем мы здесь. Это хороший вопрос. Мы часто говорим, как нужно сражаться, но не говорим, почему.
Мама опускает Биси на землю и жестом просит Йеми принести стул.
— Вы должны помнить, что мир не всегда был таким. Прежде все мы были едины.
Мама Агба усаживается, девочки собираются вокруг, готовые слушать. Каждый день она заканчивает урок легендой или притчей, рассказывая о прежних временах. Обычно я пробиваюсь вперед, чтобы не упустить ни слова, но сегодня стою позади — слишком виновата, чтобы приблизиться.
Мама Агба растирает руки, медленно и методично. Несмотря на то что случилось, легкая улыбка скользит по ее губам — улыбка, которую может вызвать только один рассказ. Не в силах сопротивляться, я подхожу ближе, расталкивая других девчонок. Это наша история. Правда, которую король пытался похоронить с мертвецами.
— В начале времен Ориша была страной, где счастливо жили люди, наделенные магией. Каждому из десяти кланов боги даровали способность управлять силами природы. Одни маги властвовали над водами, другие — над огнем. Встречались и те, кто умел читать мысли, и даже те, кто мог видеть будущее!
Хотя мы все, так или иначе, слышали эту историю — от Мамы Агбы или от родителей, которых потеряли, — ощущение волшебства не исчезает. Наши глаза загораются, когда Мама Агба описывает магов, способных исцелять и насылать болезни. Мы наклоняемся ближе, и она рассказывает о заклинателях, несущих свет и тьму в своих ладонях.
— Все маги рождались с белыми волосами — знаком божественного прикосновения. Они использовали свои таланты, чтобы заботиться об оришанах и были почитаемы народом. Но не каждый удостаивался милости богов, — Мама Агба обводит хижину рукой. — Поэтому день, когда новый маг появлялся на свет, становился праздником для всей страны, и люди радовались при виде белых локонов. Дети, избранные богами, не могли колдовать, пока им не исполнялось тринадцать. Пока сила не проявлялась, их называли «ибави», «божественными», «предсказанными богами».
Биси поднимает подбородок и улыбается, вспомнив происхождение нашего титула предсказательниц. Мама Агба склоняется к ней и дергает за прядь белых волос — знак, который мы все научились скрывать.
— Маги жили в Орише, становились первыми королями и королевами. В те времена на земле царил мир, но он был недолгим. Пришедшие к власти стали злоупотреблять магией, и в наказание боги лишили их своих даров. Сила в их крови иссякла, а волосы потемнели как символ греховности. Через несколько поколений любовь к магам превратилась в страх. Страх сменился ненавистью. Ненависть — жестокостью и стремлением стереть их с лица земли…
От слов Мамы Агбы в комнате словно темнеет. Все знают, что будет дальше: ночь, о которой мы не говорим и которую нам не забыть.
— До той ночи маги выживали, используя свои силы. Но одиннадцать лет назад все волшебство исчезло. Почему, известно лишь богам.
Мама Агба закрывает глаза и тяжело вздыхает:
— Вечером магия жила. Утром она погибла.
Почему, известно лишь богам?
Из уважения к Маме Агбе я сдерживаюсь. Она говорит, как все взрослые, пережившие Рейд. Покоряется воле богов, забравших у нас магию в наказание или вообще без какой-либо причины.
В глубине души я знаю правду. Поняла, увидев магов Ибадана в цепях. Боги умерли вместе с нашей магией и никогда не вернутся.
— В тот роковой день король Саран не колебался, — продолжает Мама Агба. — Он использовал слабость магов, чтобы нанести удар.
Я закрываю глаза, сдерживая слезы, которые вот-вот прольются. Цепь, накинутая на мамину шею. Кровь, стекающая в грязь…
Молчаливые воспоминания о Рейде наполняют тростниковую хижину, и воздух будто тяжелеет от горя.
Той ночью мы все потеряли своих близких — тех, что были магами.
Мама Агба вздыхает и поднимается. Собравшись с силами, снова становится той, кого мы знаем. Смотрит на девочек в хижине, словно генерал, осматривающий войска.
— Я учу пути посоха каждую, кто этого захочет, ибо в мире всегда будут мужчины, желающие причинить вам боль. Я начала тренировки для предсказательниц, дочерей умерших магов, потому что, хоть вы и не можете колдовать, вас всю жизнь будут сопровождать ненависть и жестокость. Вот почему мы здесь. Вот зачем тренируемся.
Резким движением Мама достает свой складной посох и ударяет им об пол.
— Ваши враги носят мечи. Почему я учу вас драться?
Наши голоса повторяют слова, которые Мама Агба заставила выучить наизусть:
— Ты уклоняешься, а не бьешь, бьешь, а не увечишь, увечишь, но не убиваешь. Посох не забирает жизнь.
— Я учу вас быть воинами в саду, так что вы никогда не станете садовниками войны. Я помогу вам бороться, но главная ваша сила в чувстве самообладания.
Мама оборачивается ко мне, расправив плечи.
— Вы должны защищать слабых. Это путь посоха.
Девочки кивают, а мне остается лишь опустить глаза. Я снова всех подвела и едва все не разрушила.
— Ладно, — вздыхает Мама Агба. — На сегодня достаточно. Соберите свои вещи, продолжим завтра.
Одна за другой девочки выходят из хижины, довольные, что избежали гнева. Я тоже пытаюсь ускользнуть, но сморщенная рука Мамы Агбы ложится на мое плечо.
— Останься, — приказывает она.
Последние девчонки награждают меня сочувствующими взглядами и потирают ягодицы, возможно, подсчитывая, сколько ударов плетью я получу.
Двадцать за нарушение правил боя… Пятьдесят за дерзкий разговор… Сотню за то, что нас чуть не убили…
Нет. Сотня — это слишком мало.
Я сдерживаю вздох и готовлюсь к трепке.
Все пройдет быстро, успокаиваю я себя. Закончится, не успеешь и…
— Сядь, Зели.
Мама Агба протягивает мне чашку чая, другую наливает себе. Сладкий аромат щекочет мне нос, теплая глина греет руки. Я поднимаю брови:
— Он отравлен?
Уголки рта Мамы Агбы слегка поднимаются вверх, но лицо остается строгим. Я делаю глоток, чтобы скрыть улыбку, и чувствую вкус меда на языке. Поворачиваю чашку в руках и провожу пальцами по узору из лиловых бусин по краю. У Мамы чашка такая же, но бусины на ней серебряные — украшения в честь Ойи, богини жизни и смерти.
На миг эти воспоминания отвлекают меня от Мамы Агбы и ее разочарования, но аромат чая слабеет, и кислый привкус вины возвращается. Она не должна была проходить через это. По крайней мере, не ради провидицы вроде меня.
— Прости, — я обхватываю чашку руками, не в силах поднять глаза. — Я знаю… Знаю, что все только усложняю.
Как и Йеми, Мама Агба — косиданка, оришанка, не имеющая способностей к магии. До Рейда мы верили, что боги сами выбирали, кто будет предсказателем, а кто — нет, но теперь магия ушла, и я не понимаю, почему это различие остается. Лишенная белых волос, Мама Агба могла бы жить с другими оришанами и избежать произвола стражников. Если бы она не работала с нами, они бы вообще ее не беспокоили.
Часть меня хочет, чтобы она бросила нас, избавила себя от боли. С ее талантом швеи она могла бы, наверное, заняться торговлей — это принесло бы ей прибыль, которая теперь утекает сквозь пальцы.
— Ты походишь на нее все сильнее, знаешь об этом? — Мама Агба отпивает немного чая и улыбается. — Когда ты в гневе, сходство просто пугающее. Ты унаследовала ее ярость.
Я стою, разинув рот от удивления. Мама Агба редко говорит о тех, кого мы потеряли.
Да и немногие из нас их вспоминают.
Я прячу изумление, сделав еще глоток, и киваю:
— Знаю.
Не помню, когда именно это случилось, но папа стал относиться ко мне по-другому, начал избегать моего взгляда — наверное, смотрел на меня и видел лицо убитой жены.
— Хорошо, — улыбка Мамы Агбы меркнет. — Во время Рейда ты была ребенком. Я боялась, что ты ее забудешь.
— Не смогла бы, даже если бы захотела. — Разве можно забыть мамино лицо, похожее на солнце? Я пытаюсь сохранить его в памяти. Это лицо, а не труп со струйкой крови, бегущей по шее.
— Знаю, ты бьешься за нее, — Мама Агба гладит меня по белым волосам, — но король жесток, Зели. Он скорее вырежет все королевство, чем станет терпеть ересь предсказательниц. Когда у твоего врага нет чести, нужно выбирать другой путь.
— Разве я не могу на этом пути разбить пару голов своим посохом?
Мама Агба фыркает, и морщинки вокруг карих глаз становятся глубже:
— Просто обещай, что будешь осторожна и выберешь правильный момент для битвы.
Я сжимаю руки Мамы Агбы и низко кланяюсь.
— Обещаю, Мама, что не подведу тебя снова.
— Хорошо, потому что я хочу показать тебе кое-что и не хочу об этом жалеть.
Из складок своего халата Мама Агба достает гладкий черный прут. Делает резкий взмах. Я вскакиваю, когда прут превращается в блестящий металлический посох.