Тони Молхо

Три грации

1

— Не было бы счастья, да несчастье помогло! — встряхивая каштановыми кудрями, смеялась Джуди Рейн, запихивая две объемистые дорожные сумки в багажник блестящего, как божья коровка, крохотного «пежо». — И как вы управляетесь с этими пигалицами? Вот американские машины — это объем, хоть слона положи!.. — Она озорно подмигнула провожающему ее брату: — Если бы не твой паршивый симпозиум, никогда бы мне не отдохнуть на природе!..

Майкл захлопнул багажник и внимательно посмотрел на веселящуюся сестру. Наигранное оживление девушки не обмануло его — Джуди тоже было грустно расставаться с ним. Сестра выдралась из сумасшедшей нью-йоркской круговерти и прилетела сюда, в далекий Израиль, только для того, чтобы провести отпуск с любимым братом, только с ним вдвоем, как в далеком счастливом детстве. Долгожданные, накопленные по дням, божественные, вожделенные три недели! Тяжелейший девятичасовой ночной перелет! А тут — как назло! — симпозиум, которого он добивался целых два года, выпал именно на эти дни! Ну что прикажете делать? Не отказываться же от столь важной поездки в Стокгольм, да еще — за счет фирмы!

Поэтому старший брат с мудростью Юпитера Величайшего снял на пять дней комнату в маленьком домике на севере страны и отдал сестре свою машину — поживи, дорогая, в тишине, спокойствии и одиночестве несколько дней. Отдохни от шального коловращения жизни. Превосходное решение! И бизнес-волки сыты, и очаровательные кудрявые овечки мило и в безопасности пасутся на зеленых лужайках!

Майкл еще раз посмотрел на крепкую невысокую фигурку сестры, склонившуюся над непокорным багажником, на водопад каштановых кудрей, закрывающих румяную круглую мордашку, и вздохнул — как там она будет одна на природе? А с другой стороны — лучше, что в деревне, а не в многолюдной Хайфе. Бог знает, кто вздумает приволокнуться за глупышкой-американкой! Все-таки она такая… не то чтобы наивная, а… девически чистая, девственная, хоть и стукнуло недавно двадцать семь лет! Нет, на природе гораздо лучше!

— И никаких Интернетов, телефонов и party! — Брат позволял себе для точности выражений вставить американские термины, хотя они с сестрой заранее договорились — в Израиле говорить только на иврите! Надо же сестре практиковаться в иностранных языках!

Джуди сочно чмокнула бдительного братца в плохо выбритую от беспокойства щеку:

— Не переживай! И не будь восточным деспотом! Я буду жить там совершенно одна, среди девственной природы святой Галилеи. Как Христос. Мама будет просто счастлива, когда я привезу ей святой воды прямо из Иордана. И о моей нравственности можешь не беспокоиться — как была старой девой тридцать лет, так и останусь! Пара дней в одиночестве меня не испортят!

Майкл улыбнулся, глядя на свежие персиковые щечки, карие лучащиеся глаза и озорные ямочки на щеках.

— О да! Ты — типичная старая дева! Мать ждет не дождется внуков, а ты, бессовестная, вместо того чтобы поймать жениха-миллионера на Карибах, обрекла себя на прозябание в скучной пустой Галилее!

— А нечего было давать мне пуританское воспитание! И так сурово оберегать меня от неподходящих знакомств! — нравоучительно произнесла цветущая нью-йоркская доктор. — Сами виноваты! И ты, и мама! — Она села в машину и захлопнула дверцу. И тут же высунула кудрявую голову в окно и подставила румяную щечку для братского поцелуя: — Пока! Тебе — счастливого пути!

— Погоди! — Ответственный брат еще раз обошел машину, проверяя состояние шин и фар, убедился, что атлас дорог на месте, на переднем сиденье, а документы — в ящике для перчаток. — Ну все, сестренка, с Богом! Солнечные очки не забыла? Купальник взяла? Обещают сухую ясную погоду, так что зонтик тебе явно не понадобится! И не гони как сумасшедшая, тут тебе не Невада, полиция на каждом шагу!.. И позвони, как приедешь!..

— О'кей! — ответила любящая сестричка и нажала на педаль газа так, что через два часа безжалостной езды уже остановила игрушечный «пежо» в тени гигантской разлапистой пихты — прямо перед окном своей комнаты.

Разумеется, в домике Джуди оказалась вовсе не в одиночестве. Вскоре ей предстояло встретиться с двумя очаровательными соседками…


Да, вот так и случилось, что в одно из прелестнейших местечек нашего красивейшего Севера одна за другой приехали три дамы — благовоспитанные, независимые и прекрасные собой. Северные долины наши, как вам, уважаемые читатели, хорошо известно, изобилуют приятнейшими маленькими домиками, в которых можно с удовольствием провести время, прогуливаясь по окрестным холмам, любуясь памятниками старины или плавая в чистых горных речках и бассейнах, которыми так богата здешняя природа. В именно такой деревенский домик, носивший бесцветное название «Под пихтой», и приехали наши милые дамы. Все они собрались провести в тиши и уединении несколько беззаботных дней, и удобно расположились каждая в своей комнате.


Итак, первая отдыхающая, остановившаяся в комнате, выходившей окнами на север, на восхитительный вид величественного, покрытого снегом горного пика, приехала из центра страны. Она была… средних лет, тех самых, которые еще каких-нибудь двести лет назад назвались бы преклонными. Но в свои, перевалившие за шестьдесят годы она умела так ухаживать за собой, за своей фигурой и кожей, что никто не осмелился бы бросить ей в лицо страшное слово «старуха», хотя и сын и дочь ее были уже взрослые, женаты и имели детей. Эта элегантная, подтянутая и всегда улыбающаяся дама звалась Рахель Дан, и это имя подходило ей своей строгой классической простотой. Долго, очень долго она занимала ответственный пост главного секретаря весьма уважаемой юридической компании, и с самого начала своей работы знала, что ее лицо — это лицо фирмы, поэтому и следить за своим лицом, речью, поведением и фигурой надо так же тщательно, как за имиджем своей фирмы. Что ж, у одиноких женщин, слава богу, есть для этого достаточно времени.

Вторая благородная дама, занявшая свой номер несколько позже первой, была уже знакомая нам Джуди Рейн. Первым делом — выспаться! — решила нью-йоркская доктор, осовевшая от бесконечных дежурств, ночного перелета и стремительной ковбойской гонки. Поэтому, приняв обжигающий душ, она с наслаждением вытянулась на хрустящих простынях, овеваемая легким ветерком с хвойным запахом.

Третью нашу знакомую звали Ясмин Хадасса. Ее с трудом можно было назвать дамой — настолько юной и легкомысленной она казалась всякому, смотрящему на нее. А засматривались на очаровательную девушку многие, и это не удивительно, потому что такую точеную и грациозную фигурку не часто встретишь даже среди выходцев из Эфиопии, к которым принадлежала эта шоколадная Венера.

Кроме необыкновенной стройности и пластичности стана, молодая девушка отличалась живостью характера, которая сквозила в легкой походке, непринужденных жестах и больших насмешливых глазах, оттененных длинными изогнутыми ресницами. Белки ее выразительных глаз так и сверкали, когда она, не желая, чтобы кто-нибудь заметил ее любопытный взгляд, скромно опускала пушистые ресницы, а потом с быстротой молнии взглядывала на заинтересовавший ее предмет. Если бывает на свете черный жасмин, так именно таким должен быть этот экзотический и редкий цветок. Два года назад она окончила среднюю школу и подрабатывала, ожидая призыва в армию. Девушка приехала одна в столь отдаленный от родных и знакомых уголок, чтобы привести в порядок мысли и чувства, подвергшиеся в последнее время сильным испытаниям.

Итак, удобно устроившись в покойных, просторных комнатах и немного отдохнув, каждая из трех симпатичных посетительниц дачного домика решила наконец выйти и осмотреться. Какого же было их изумление, когда, высунув голову, каждая в свое окошко, они обнаружили громадную лиловую тучу, уже заслонившую половину неба, съевшую дивный вид на горную вершину и довольно быстро обволакивающую соседние невысокие холмы. Тяжелая, набухшая от влаги громадная губка не только грозила проливным дождем — она распространяла ледяной холод и мрачный свет. Казалось, все живое прячется и укутывается потеплее в преддверии предстоящего ненастья.

Холодный порывистый ветер уже сотрясал могучую пихту, и сотни мягких иголок укололи голову и плечи Джуди, когда она высунулась подальше из окна, желая посмотреть, виден ли конец этого чудовища. Но нет — конца и краю не было видно, только съеживалось голубое сияющее небо, только испуганно затихали неугомонные воробьи, и все живое пряталось — каждое в свою нору. Последним, наискосок через заросшее травой пространство под пихтой, прошел гигантский рыжий кот — квадратная голова его была втянута в плечи, он мрачно исподлобья посматривал на чернеющий небосклон и на стаю каркающих ворон, бестолково снующих над соседней эвкалиптовой рощей. Кот вразвалку дошел до соседнего забора, постоял перед ним в тягостном раздумье и неторопливо просочился в незаметную щель между досками. Больше ничего живого не осталось на белом свете. Вскоре померк и сам свет, и Джуди испуганно закрыла окно и задернула плотные шторы. Вот тебе и «сухая солнечная погода»! Неужели метеорологи врут не только в Америке?

Постояв, как кот, в тягостном раздумье, она решила, что, если нельзя сейчас обозревать окрестные виды, то стоит осмотреть хотя бы дом, в котором она собирается провести несколько ближайших дней. Поэтому, накинув теплую шаль, предусмотрительно уложенную в одну из объемистых сумок, она вышла на разведку. Ее дверь, как и двери других комнат, выходила в коридор, и на одной из дверей красовалось изображение сауны и бассейна.

Несказанно обрадовавшись, гостья открыла ее и оказалась в прелестном маленьком зале, посередине которого светился неземным сиянием квадратный бассейн, наполненный голубой прозрачной водой, угол зала кипел от пузырящейся пены джакузи, а на противоположной стене висел большой деревянный градусник и виднелась запотевшая стеклянная дверь — сауна.

Отлично! Именно то, что сейчас нужно! — обрадовалась искательница тишины и заторопилась к себе в комнату — переодеться в купальник. Когда же она вернулась и потянула на себя дверь сауны, то обнаружила внутри еще двух дам — те, бедняжки, тоже желали согреться. Дружески закивав, они подвинулись, освобождая место третьей гостье, и Джуди ничего не оставалось делать, как, благодарно улыбнувшись, усесться между ними, хотя она и предпочла бы поплавать в одиночестве в хрустальном бассейне. Все-таки шумная, суматошная жизнь среди множества самых разнообразных людей утомила ее настолько, что побыть в одиночестве хотя бы в отпуск было ее сокровенной мечтой.

Сидеть в тесной парилке и молчать невозможно. Познакомились. Учтиво улыбаясь, поговорили о погоде: какая ужасная буря! Как некстати! И ведь прогнозировали прекрасную погоду на выходные! Ах, эти метеорологи всегда врут!

— А вы знаете, дорогие мои, — улыбаясь, сказала Рахель, учтиво переводя взгляд своих светлых голубых глаз от одной гостьи к другой, — я читала, что в Англии вышел проект, обязывающий тех, кто прогнозирует погоду, одеваться в соответствии с их собственным прогнозом, а не с реальной погодой.

— Прекрасная мысль, — горячо поддержала Джуди, — хотела бы я сейчас видеть того, из телевизора, в пляжном костюме под нашим проливным дождем.

Ясмин, блеснув глазами, весело засмеялась и засияла белоснежными зубами на темном лице. Она подтянула свои стройные ноги к самому подбородку — в маленькой сауне для троих было тесновато.

Рахель деликатно вжалась в самый угол, а Джуди заметила:

— О, my dear, с вашими ногами нужно ходить по подиуму, а не жаться в парилке! — Она честно старалась говорить на правильном иврите, но от усталости американские слова полезли сами собой.

Ясмин, благодарно улыбнувшись, скромно промолчала, но Рахель подбодрила девушку:

— Вашими ногами можно сделать состояние! Главное — не стесняться!

— А я и не стесняюсь! — неожиданно и с вызовом ответила черная Венера. — И, если честно сказать, уже однажды использовала их!

— Как?! — дружно воскликнули дамы.

Джуди, искренне заинтересовавшись, мигом забыла про неловкость и свой акцент:

— Расскажите!

— Ну… — замялась Ясмин.

Видно было, что она сожалеет, что откровенные слова легкомысленно сорвались у нее с языка. Все-таки они только что познакомились, и рассказывать, по-видимому, пикантные подробности она стеснялась.

Но милых дам это только раззадорило:

— Мы тут одни, — подначивала ее пожилая леди, — уж если я не стесняюсь, так вам сам бог велел гордиться своими ногами.

Всем известно, что незнакомым людям мы склонны рассказать больше, чем знакомым и, тем более, родным. Приглушенный свет, жаркая атмосфера и физическая близость в тесной сауне способствовали откровенности. Поэтому озорная Ясмин, шаловливо улыбнувшись и блеснув ослепительными глазами, начала свое повествование.


— Не сердитесь, если мой рассказ будет слишком длинным, но я так люблю вспоминать начало моей первой и единственной любви, что могу часами говорить о своем — увы! — потерянном возлюбленном. — Светлая улыбка как яркое облачко осветила весь облик девушки, она глубоко вздохнула и подалась вперед, как бы представив, что ее милый рядом, совсем близко, так, что можно прижаться к нему, провести ладонью по прохладной смуглой коже, почувствовать трепет наливающихся силой мышц и сладость темных, красиво очерченных губ…

Несколько лет назад, когда я еще оканчивала школу и готовилась к выпускным экзаменам, мне надо было сделать проект по «дизайну». Этот курс я и мои подружки по классу очень любили — не столько из-за самого предмета, сколько из-за учителя, преподававшего его. Он бы молод, высок и строен и отличался какой-то внутренней мужественностью, делавшей его похожей на античного бога. Его родители были, пожалуй, выходцами из Йемена, и он был высок и тонок, как и все жители Аравии, но атлетически развитая мускулатура делала его прекрасным, как Аполлон. Мы все трепетали, когда он смотрел на нас своими темными, удлиненными глазами, наполовину скрытыми длинными и пушистыми, как у девушки, ресницами под широкими разлетающимися бровями, и казалось, его жгучий восточный взгляд проникает в самую душу.

Ему было за тридцать или около того, но он имел репутацию девственника. Как нам было известно — а слухи по школе разносятся со скоростью пожара, — он не был в связи ни с одной из учительниц и, что еще более странно, ни с одной из учениц, хотя почти все мы были влюблены в него по уши и мечтали о том, как бы уединиться с ним.

Это делало его еще более привлекательным и желанным в наших глазах, особенно по сравнению с учителем физкультуры, который не упускал случая положить свои волосатые руки куда не надо и так и ел глазами наши юные тела. По сравнению с мясистыми клешнями физкультурника длинные смуглые руки моего Итамара казались воплощением мужской красоты и пределом мечтаний, но никакие мои усилия хоть сколько-нибудь ему понравиться не приводили к вожделенному результату.

Я влюбилась в него в ту самую секунду, как увидела, но стеснялась хоть как-нибудь выразить ему свои чувства. Иногда мне казалось, что он обращает на меня свой задумчивый взор, иногда даже — что он обращает на меня внимание, но от робости я не смела и подумать об этом — кто я такая, чтобы мой Принц заметил невзрачную ученицу! Доведенная до предела невысказанной страстью, на уроке и дома я грезила только об одном — остаться с ним наедине, — а там будь что будет!.. Но девичья скромность мешала исполниться заветной мечте. Моя подружка Наома была смелее и раскованнее, поэтому я рассказала ей о своей любви и попросила посоветовать, что делать, чтобы хоть как-то приблизиться к моему прекрасному возлюбленному.

По «дизайну» каждая из нас должна была сделать выпускную работу и тем окончить курс обучения. Темой работы была реклама какого-нибудь бытового предмета: чашки, стола, телевизора — кто что выберет.

Это был последний шанс привлечь внимание нашего учителя, и я не могла упустить его. Каждый из учеников выбрал свой повседневный предмет, а мы с Наомой задумали дьявольскую композицию — ведь терять мне было нечего. С разрешения ничего не подозревающего учителя я взяла самые скромные вещи — стул, занавеску и фрукты, составила композицию, сфотографировала ее и к нужной дате представила большой постер. Именно этот постер и должен был привлечь внимание моего возлюбленного, и именно с ним я связывала отчаянную надежду приблизиться к нему. Огромный плакат был настолько откровенным, что я постеснялась предъявить его перед классом и выбрала время, когда Итамар был один в учительской. Наома пошла со мной — для моральной и физической поддержки, голова моя шла кругом от оглушительной дерзости плаката.

— Вот мой проект… — Набравшись смелости, я протянула преподавателю свернутую трубкой огромную фотографию. Наома подпихнула меня сзади, и я шагнула вперед на ватных от ужаса ногах. — Вы хотите посмотреть?

— Да, конечно! — закивал он, обращаясь в то же время к кому-то по телефону: — Погоди, я перезвоню тебе. — Он положил трубку и повернулся к нам, дружески улыбаясь, готовый к рассмотрению проекта.

От влюбленности и страха руки не слушались меня, голова кружилась, и больше всего на свете мне хотелось провалиться сквозь землю. Решительная Наома помогла мне развернуть громадную, в рост человека, фотографию, и по мере того, как мы раскатывали упругую трубку, лицо Итамара меняло выражение и цвет.

На черно-белой фотографии спинкой вперед стоял кухонный стул. По обеим сторонам его блестящих никелированных ножек располагались голые, широко расставленные ноги девушки, сидевшей на стуле верхом. Сама девушка не была видна — ее скрывали густые складки занавески, спускающейся с головы и доходящей до самого сиденья и целиком укрывающей ее как паранджа. Выше, в красиво уложенных складках занавески, проступал лишь алый рот — единственное цветное пятно на черно-белой фотографии, — с прекрасной сочной клубничиной, зажатой между пламенеющих губ. Вся композиция из стула, занавески, девушки и клубничины была обрамлена старинной тяжелой рамой в ажурных финтифлюшках. Стройные, точеные, словно шахматные фигурки, ноги девушки были черные, а рот со спелой клубничиной — кричаще-красный. Все прочее — хромовые ножки стула и тяжелые узорчатые складки занавески были серебристо-серыми.

Мы держали перед Итамаром развернутую фотографию и ели глазами его лицо. Из смугло-коричневого оно стало бледно-серым, твердый подбородок задрожал, четко очерченный рот оскалился, обнажая сахарные зубы. Я затаила дыхание. Молчание, казалось, звенело в комнате. Даже крики мальчишек, играющих во дворе в футбол, почему-то затихли. Итамар рассматривал фотографию долго, очень долго, сантиметр за сантиметром. Потом он медленно перевел взгляд на смелых девчонок и так же долго изучал нас — сантиметр за сантиметром. Долгим, ощупывающим взглядом он выяснил, чьи ноги так смело обнажены и чей рот с вожделением целует ягоду. Все было ясно.

Мы, замерев, ждали реакции.

— Ну что ж, — хрипло выдавил из себя учитель и посмотрел мне прямо в глаза. — Ты блестяще выполнила проект. Это — смелая, оригинальная, запоминающаяся реклама, выполняющая намеченные цели — обратить внимание потенциального покупателя или пользователя на рекламируемый предмет. Ты достигла своей цели, и я засчитываю тебе курс.