Кэтчпол весело поддел оружейника:

— А если еще эти солдаты будут вооружены вашими новыми винтовками, мы сможем наладить неплохой бизнес, не так ли, Витуорт? Но, думаю, большинству придется по душе идея с пассажирским лайнером. По крайней мере там вы сможете потягивать виски у себя в каюте и любоваться прогуливающимися по палубе дамами.

Все засмеялись, но в шутливом предложении Кэтчпола, возможно, был смысл. Тем более что в газеты просочилась информация, будто отделка корабля едва не привела судостроительную компанию к банкротству.

— А что насчет двигателей корабля, мистер Рассел, как они работают?

— Двигатель левого борта функционирует в полную силу, и двигатель правого борта не отстает от него. А вот винтовой двигатель требует небольшой отладки. Но мы постоянно работаем над этим. Надеюсь, все будет готово через три или четыре месяца.

В одном из писем Брюнель сообщал, что корабль отправится в путь не позднее чем через шесть недель, но, похоже, в его отсутствие дела пошли совсем скверно.

Оккам, как всегда, покинул собрание сразу по завершении доклада. В прежние времена я счел бы его скорый уход проявлением застенчивости, но в свете последних событий подобное поведение вызвало у меня подозрения. Я даже думал проследить за ним, но, помня о прошлом опыте, отказался от этой идеи.

К моему удивлению, Броди предложил подвезти меня домой. Впрочем, мой начальник руководствовался отнюдь не гуманистическими соображениями. Это стало ясно, когда он попросил у меня отчет о последней встрече с мисс Найтингейл, проходившей в тот же день. Мне особенно нечего было ему рассказать, и я, воспользовавшись случаем, сам задал ему несколько вопросов.

— Вы не знаете, кто такой Оккам? — спросил я.

— Я все ждал, когда вы спросите меня об этом, и вот наконец дождался.

— Он кажется немного… необычным.

— Эксцентричным, я бы сказал. Да, ему в этом не откажешь.

— Его манеры и одежда не совсем соответствуют его положению.

— Можно и так сказать, — согласился Броди, а затем спокойным тоном добавил: — Но он виконт.

— Виконт?

Броди кивнул.

— Вам следовало бы называть его «лорд Оккам». Он унаследовал этот титул от своего отца, герцога Лавлейса. А его дедушкой был лорд Байрон.

— Тот самый лорд Байрон?

— Да. Их фамильная усадьба находится на Оккам-парк, в Суррее.

— Тогда почему же он трудится простым рабочим на верфи?

— А вот это, я думаю, может объяснить только он сам или Брюнель. Насколько я знаю, Оккам пришел однажды к нему в контору и предложил свои услуги.

— Это правда, что он был одним из основателей Лаза… клуба?

Броди нахмурился.

— Кто вам это сказал?

— Витуорт.

— Полагаю, в этом есть доля истины.

— Весьма необычный молодой человек, — заметил я.

— Эксцентричный, — напомнил мне Броди.

— Да, эксцентричный, — согласился я.

— У них с Брюнелем есть несколько… странных идей.

— Эксцентричных?

— Нет. Просто очень странных. — Кеб остановился. — Кажется, мы приехали, доктор. Я вам одно про него скажу. То же самое можно было бы сказать про его дедушку, и, боюсь, он унаследовал от него эти черты.

— Что вы имеете в виду, сэр Бенджамин?

— Он безумен, порочен и очень опасен. А теперь спокойной ночи, доктор.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

У Генри Уэйкфилда были заостренные черты лица и располагающие манеры. Он был одним из самых надежных помощников Брюнеля, и я обрадовался, когда встретил его в конторе инженера на Дюк-стрит. Я в первый раз посетил это место, но совсем не удивился тому, насколько это просторное помещение соответствовало высокому статусу инженера. Все столы, чертежные доски и ящики для хранения чертежей были сделаны из полированного дерева, у стены стояли шкафы с ячейками для писем, где хранились корреспонденция и документы. Здесь были полки с книгами и журналами, а на стенах висели большие картины, изображавшие корабли Брюнеля «Великий Запад» и «Великая Британия». Однако нового корабля среди них пока что не было. Я был уверен, что Брюнель наверняка захотел бы рассказать о своей работе и, возможно, показал бы мне один из больших чертежей, которые были свернуты в рулоны и висели под потолком. Однако в его отсутствие мне пришлось иметь дело с молодым Уэйкфилдом, и я надеялся, что он окажет мне помощь в поиске убийц Уилки.

Мы встречались с ним один лишь раз во время неудачной попытки спустить корабль на воду. Тогда он оказал большую помощь после происшествия с бобиной. Молодой человек оторвался от своих бумаг и поприветствовал меня.

— Доктор Филиппс, не так ли? Рад снова встретиться с вами, сэр.

— А вы мистер Уэйкфилд? — ответил я, принимая его предложение сесть на стул. — Я рад, что мистер Брюнель нашел для вас занятия в свое отсутствие.

Он посмотрел на лежавшую перед ним смету с бесконечными рядами цифр.

— Да и не говорите. Меня оставили ответственным, и сейчас все взбудоражены. Мост в Солташе будет введен в эксплуатацию через два месяца, да еще этот корабль.

— На прошлой неделе я встречался с Расселом. Кажется, он доволен, как проходят работы на корабле.

Губы Генри изогнулись в улыбке.

— Уверен, мистера Рассела обрадовал отъезд мистера Брюнеля.

— Да, иногда они не сходятся во взглядах.

Уэйкфилд прошел в угол комнаты, где в котелке на пузатой печке начала закипать вода.

— Можно сказать и так. Но я думаю, у них просто разный стиль работы. Корабль с самого начала принес им слишком много неприятностей… и это продолжается до сих пор, — сказал он, наливая воду и заваривая чай.

Он поставил чайник на стол и кивнул в сторону колонок с цифрами.

— Мистер Брюнель оставил мне список с указанием, какие расходы на оборудование корабля нужно сократить. Сразу же после этого явился мистер Рассел со своим списком, где он сократил затраты еще больше. Мистер Брюнель наверняка будет недоволен. — Уэйкфилд явно переживал из-за того, что оказался меж двух огней, и я мог его понять.

Все это было, конечно, любопытно, но пока я не выяснил ничего нового. Я и сам знал, что иногда люди с трудом переносят друг друга, однако ничего необычного в этом не было. Достаточно взглянуть хотя бы на меня и Броди.

— Извините, доктор, — быстро проговорил Уэйкфилд. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Надеюсь, что да. Вы, наверное, знаете о клубе, который время от времени посещает мистер Брюнель.

Уэйкфилд снова улыбнулся.

— Ах да, Клуб Лазаря. Ему нравится делиться новыми идеями. Вы знаете, что он не запатентовал ни одно из своих изобретений? Я надеюсь, что когда-нибудь он пригласит туда и меня. Судя по тому, что он рассказывает, на собраниях в клубе бывает очень интересно.

— Буду рад встретиться с вами в клубе. Я сам недавно вступил в него и исполняю роль секретаря или что-то вроде этого.

— Значит, он уговорил вас вести протоколы встреч?

Я кивнул и язвительно улыбнулся. Но на самом деле реакция Уэйкфилда обрадовала меня: он был осведомлен лучше, чем я думал, и это упрощало ситуацию.

— Не хотите чаю? — поинтересовался он.

— Чудесно, спасибо.

— Сам он ненавидит делать конспекты. На следующий день после каждой встречи он всегда жаловался мне. Но еще больше возмущался, когда протокол вел Рассел или кто-нибудь еще. Если он пригласил вас, доктор, то считайте это комплиментом. Но платит он не много, поверьте мне.

— Я верю, спасибо. На самом деле именно эти протоколы и привели меня сюда. Прежде чем уехать, мистер Брюнель попросил меня расшифровать их, чтобы удобнее было читать. Он сказал, что я могу зайти к нему в офис и забрать бумаги.

— Ох, — вздохнул Уэйкфилд. — Боюсь, это не так просто.

Меня огорчили его слова.

— Не так просто?

— Их здесь нет, — объяснил он.

— Плохо.

— Кое-кто уже опередил вас. Он приходил пару дней назад.

Обстоятельства складывались не в мою пользу, и мой оптимизм начал постепенно угасать, как смертельно раненный человек.

— Кто это был?

— Кажется, он ваш коллега. Сэр Бенджамин Броди.

Теперь на смену разочарованию пришло другое чувство.

— Он сказал, зачем они ему понадобились? — выпалил я.

Мои слова немного удивили Уэйкфилда.

— Он просто хотел их почитать. Разве он не член клуба?

— Верно, Уэйкфилд, верно, — сказал я, пытаясь успокоиться. — Простите меня, но я видел сэра Бенджамина сегодня утром, и он мог сказать мне об этом, избавив от лишних хлопот.

В конце концов, Уэйкфилд был прав: почему бы Броди не взять протоколы? Он имел на это такое же право, как и любой из нас. Возможно, Броди просто хотел сверить кое-какие детали для статьи, которую писал для «Ланцета», хотя за последние несколько лет он не опубликовал ни одной работы.

Какими бы мотивами ни руководствовался Броди, я не мог исключать его из своего списка подозреваемых. По крайней мере на тот момент. Между тем я еще больше утвердился в мысли, что протоколы помогут мне найти ответы на мучившие меня вопросы. Без сомнения, мне нужны помощники, но прежде чем я смогу их найти, надо выяснить, кто мои враги.

— А сэр Бенджамин часто заходит к мистеру Брюнелю? — спросил я, желая больше узнать об отношениях врача и пациента. — Как я понимаю, у мистера Брюнеля проблемы со здоровьем.

— В последнее время в его самочувствии случались резкие перепады. Он часто испытывал недомогания. Сэр Бенджамин делает все, что в его силах, но Брюнель не желает отдыхать и хотя бы на время отвлечься от работы. Он не любит передавать кому-либо полномочия и хочет все держать под контролем. Сэру Бенджамину стоило немалых сил уговорить его уехать на юг — это был единственный способ оторвать его от работы. Наконец мистер Брюнель сдался и решил следовать предписаниям врача.

— Полагаю, за время вашей совместной работы с ним вы немало повидали?

— Да и не говорите, — согласился молодой человек, отодвинув лист с цифрами, прежде чем поставить на стол чашку. — Сэр Бенджамин рассказывал вам историю с монетой?

— С монетой? Нет, кажется, не рассказывал.

— Это было еще до меня… наверное, лет десять назад. Мистер Брюнель любил показывать своим детям один фокус. Он убеждал их, будто может проглотить полсоверена, а затем доставал монету из уха. Кажется, это называется ловкостью рук. Он много раз повторял этот фокус во время рождественских праздников и дней рождений, но однажды у него не получилось. Он положил монету в рот и стал говорить с гостями. Мама часто говорила мне, что нельзя разговаривать с набитым ртом, и мистеру Брюнелю тоже следовало знать об этом, потому что он проглотил монету.

— Печально.

— Да, именно так. Сначала он решил, что все образуется, но где-то через неделю у него начались приступы кашля. Тогда он и обратился за помощью к сэру Бенджамину, который с тех пор стал его личным врачом. Добрый доктор обследовал мистера Брюнеля и установил, что монета застряла в одной из трубок, ведущих к правому легкому. Как они называются, доктор?

— Бронхи, — ответил я.

— Да, верно, бронхи. Он велел мистеру Брюнелю отдыхать, пока ему будет оказываться надлежащее лечение. Мистер Брюнель выяснил, что монетка шевелится, когда он наклоняется вперед, а затем возвращается на место, когда он снова выпрямляется; ее движение вызывало кашель. Таким образом, монета двигалась подобно клапану и закрывала проход в легкое.

Я откашлялся, представляя, какое неудобство это доставляло мистеру Брюнелю.

— Ужасно неприятно, — продолжал Уэйкфилд, заметив мою реакцию. — Несколько дней спустя доктор прорезал отверстие в трахее и засунул туда пинцет, сконструированный его пациентом.

— Он вытащил монету? — спросил я, потрясенный невероятной историей.

— Нет. Вмешательство в легкое вызвало такой сильный приступ кашля, что доктор испугался и прекратил операцию из страха причинить неоправданный вред. Монета находилась в организме мистера Брюнеля больше месяца. Он не хотел ждать и вернулся к своей работе. На этот раз его мастера сконструировали вращающийся стол. Брюнеля привязали к нему так, что, когда он лежал на столе, его голова была у пола, а ноги подняты к потолку. После этого доктор похлопал его по спине.

Я рассмеялся, представив себе эту картину.

— Хотите сказать, его выбивали как старый ковер? Да, впечатляющее зрелище!

— И не говорите, — засмеялся Уэйкфилд. — Но у них получилось. Удары заставили монету выкатиться через рот. Бум! И на пол упала сияющая золотая монета. Хорошая новость мгновенно разнеслась по Лондону. Мистер Брюнель сам настоял, чтобы этот случай был подробно освещен в газетах и люди, у которых возникли подобные проблемы, знали, что им делать.

— Этот человек не раз оказывался на волосок от гибели, — заметил я, вспоминая истории из альбома Брюнеля.

Попрощавшись с любезным мистером Уэйкфилдом, я вернулся в больницу. История о монете и давней дружбе между инженером и доктором укрепила меня во мнении, что если я доверяю Брюнелю, то могу доверять и Броди, и все-таки я не был до конца уверен в своем начальнике. У меня появилась новая проблема: нужно было посмотреть конспекты, не привлекая при этом внимания их нового хранителя.


В конце дня я проводил очередное вскрытие для своих студентов. Но мысли мои были далеко — я думал лишь о том, как раздобыть конспекты, которые, по словам Уэйкфилда, должны были находиться в кабинете Броди. По правде говоря, это было совсем не то место, куда я часто заходил, но к тому моменту, когда студенты покинули аудиторию, у меня уже созрел план, который я более детально обдумал во время ужина в клубе. Приятно было чувствовать, что все держишь под контролем.

Когда я вернулся домой, мой ключ поначалу отказался поворачиваться в замке, и мне пришлось немного повертеть его, прежде чем он встал на место. Повесив в прихожей пальто и шляпу, я вошел в гостиную, размышляя над тем, отправиться ли мне сразу в кровать или пропустить перед сном стаканчик для успокоения нервов.

Я выбрал последнее, однако не успел переступить порог гостиной, как из-за двери кто-то выскочил, повалил меня и прижал к полу. Чья-то нога стояла у меня на спине, удерживая на месте, пока невидимый враг шарил у меня по карманам. Второй человек сидел в моем любимом кресле, которое, судя по его дорогим ботинкам, находилось всего в нескольких дюймах от моего носа.

— Добрый вечер, доктор Филиппс, — сказал человек в кресле. Он говорил таким невозмутимым тоном, словно пришел на заранее назначенную встречу. — Почему бы вам не подняться и не сесть?

С моей спины убрали ногу, кто-то схватил меня за воротник и поставил на колени. Из-за стола вытащили стул. Я заметил лежащий на ручке кресла револьвер и решил последовать совету. Встав, я занял предложенное мне место.

Внимательно посмотрев на длинное, с окладистой бородой лицо сидевшего в кресле человека, я рискнул оглянуться и посмотрел на того, кто стоял сзади у раскрытой двери, которую он тут же предусмотрительно закрыл ногой. Незнакомец был все еще в шляпе — невоспитанный тип, подумал я, — однако эта широкополая шляпа и длинные черные волосы до плеч помогли мне опознать его. Без сомнения, меня решили навестить мои «друзья» из Бристоля. Мужчина стоял, сложив руки так, что я не мог понять, вооружен он или нет. Однако я знал, что пистолет у него был. Мой собственный пистолет остался в кармане пальто, висевшего в прихожей, и небольшим утешением служил лишь тот факт, что на этот раз, возможно, они не стали обыскивать мой дом.

— Надеюсь, ваше путешествие из Бристоля прошло удачно? — спросил я, стараясь говорить непринужденным тоном, чтобы разрядить ситуацию.

Человек в кресле, вероятно, главный в этой шайке, улыбнулся.

— Наша дорога была не такой извилистой, как ваша. Мы предпочли ехать поездом — это куда удобнее, чем на корабле.

— Что я могу сделать для вас, джентльмены? — спросил я, продолжая играть роль радушного хозяина. — Вы что-то забыли после вашего последнего визита?

Человек в кресле удивился.

— Последнего визита?

Он бросил изумленный взгляд на коллегу. Затем положил руку на револьвер, словно желая напомнить, кто здесь главный, и снова обратился ко мне:

— Где он?

— Вы прекрасно знаете где. Вы залезли сюда и забрали сверток еще две недели назад.

Направленный мне в грудь револьвер дал понять, что светской беседе пришел конец. Лишь тогда я вспомнил о чертеже, который спрятал в одной из книг, стоявших в книжном шкафу. Я подумал, что в чертеже могли быть указаны детали, которых не было в макете.

— Ваша несговорчивость утомляет меня, доктор. Если вы не отдадите мне его немедленно, то, будьте уверены, я выстрелю.

Памятуя о том, как мои гости обошлись с Уилки, я ни капельки не сомневался в правдивости его слов.

— Хорошо, — сказал я, с мольбой поднимая вверх руки. — Надеюсь, вы не станете стрелять, если я встану, чтобы отдать вам его.

— Где он? — с возрастающим нетерпением спросил он.

— Позади вас, на книжной полке.

Не сводя с меня глаз, он поднял вверх дуло револьвера, делая знак своему приятелю.

— Иди и достань.

Не говоря ни слова, мой страж подошел к полке и с удивлением уставился на многочисленные корешки книг. Теперь он расцепил руки, и я заметил, что пистолета у него не было. Затем он произнес всего одно слово:

— Где?

— Скажите ему, — последовал короткий приказ.

— Третья полка сверху, толстая красная книга, четвертая слева.

Мужчина протянул руку и, отсчитав указательным пальцем, положил руку на книгу, о которой я говорил. Вытащив ее с полки и мельком взглянув на нее, он передал ее через плечо коллеге и снова встал позади меня.

Человек в кресле посмотрел на лежавшую у него на коленях книгу, которая без особых затруднений открылась в том месте, куда я спрятал чертеж. Внезапно он пришел в ярость.

— Где он, черт побери?

— У вас на коленях, — сказал я, думая, что говорю очевидную вещь.

Он осторожно вытащил чертеж, словно боясь, что книга захлопнется и прищемит ему пальцы. Отложив пистолет, он развернул бумагу, даже не обратив внимания на то, что книга упала на пол. Лишь тогда он, кажется, понял, что ему дали.

— А, — сказал он.

Он изучал чертеж минуты две, потом посмотрел на меня. Его лицо было напряжено.

— А где остальные чертежи? И, что еще важнее, где механизм, который вы привезли из Бристоля? — Револьвер снова оказался в его руке, а палец лег на спусковой крючок.

— Вы прекрасно знаете, где механизм, — заметил я. Мои слова опять вызвали у человека в кресле удивление. Было очевидно, что они действовали не по собственному усмотрению, за ними стоял кто-то еще, наделенный более высоким интеллектом. Кто-то, чью личность мне пока не удалось установить. — Вы и ваш друг, — я показал через плечо на стоявшего у двери мужчину, прежде чем продолжить свою короткую речь, — ворвались в мой дом. Только не знаю, зачем вам понадобилось выбивать дверь, раз вы так легко можете взломать замок. — Теперь он выглядел совсем сбитым с толку. Я намеренно стал говорить медленнее, надеясь, что так ему будет проще меня понять: — Вы забрали механизм. А у вас на коленях лежит чертеж. Вы ведь пришли сюда ради чертежа?

Оттянутый назад курок щелкнул. Теперь дуло револьвера было направлено мне прямо в голову.

— Послушайте, доктор. Я понятия не имею, кто мог и кто не мог проникнуть сюда и забрать механизм, но, поверьте, это были не мы. И скажите, почему мы должны верить в вашу историю? Подумайте хорошенько, сэр, поскольку сейчас вы находитесь в буквальном смысле на волосок от гибели. Где же механизм?