Глава 8

Собираю в хвостик непослушное каре, набрасываю поверх майки олимпийку и, смерив взглядом ни на что не вдохновляющее отражение в зеркальной дверце шкафа, покидаю свою ненавистную нору.

Как ни странно, субботним утром мама осталась дома — на кухне постукивает о разделочную доску нож, шумит вода, по квартире разливается умопомрачительный запах жареного мяса, свежей зелени и ванильной выпечки.

А вот Игоря поблизости не наблюдается — свалил на «тимбилдинг», лишая коллег законного выходного ради игры в его любимый пейнтбол. Его не будет до вечера, но я все равно спешу поскорее отсюда смыться.

Интересно, что за обстоятельства вынудили Зою написать первой? Возможно, она больше не держит зла и хочет помириться? Меня потряхивает от волнения.

Завязываю шнурки, роюсь в кармане, подсчитываю очутившуюся в ладони мелочь — должно хватить на проезд и кофе. Великодушный «папочка» ежедневно выделяет мне деньги на «карманные расходы», но я стараюсь не тратить их: брезгливо прячу между страницами любимой книжки и обязательно верну при случае.

Воображение рисует милую трогательную картинку: Зоя, уткнувшись покрасневшим носом в мое плечо, всхлипывает и жалуется, что Марк не ответил ей взаимностью. Клянется, что никакой парень не стоит нашей дружбы и больше никогда не встанет у нас на пути. Что она тосковала по мне…

Я улыбаюсь.

Мы обязательно разберемся во всем — поплачем, подеремся, посмеемся, а завтра, вместо того чтобы блуждать по исхоженным вдоль и поперек центральным улицам, я буду пить чай в привычном беспорядке ее комнаты и расхваливать наряды, которые еще не успела оценить.

— Яна, подожди! — Мама стеной вырастает передо мной, разрушает иллюзии и повелевает: — На пару слов.

— Ну что еще? — бубню разочарованно и со смертельной скукой смотрю в ее лицо.

— Останься дома. Игорь скоро вернется. Поужинаем вместе, пообщаемся. — Темные глаза лучатся энтузиазмом, но он не заразителен. — Хватит пропадать черт знает где! Понимаю — лето, разгар каникул, но удели хотя бы пару часов своей семье!

— Не могу, Зоя ждет… — отнекиваюсь и шагаю к выходу.

Тут нет и никогда не было моей семьи. А меня точно стошнит мамиными кулинарными шедеврами, если голубки в очередной раз присосутся друг к другу прямо за столом.

— Ян, почему ты так себя ведешь? — Мама хватает меня за рукав олимпийки. — Да, Игорь — не твой отец. И слава богу! В отличие от того, он любит, уважает и ценит меня. Я по-настоящему счастлива, а ты поступаешь как неразумный ребенок. Убери свои колючки! Ты даже не пытаешься поработать над собой… Почему? Ну скажи! Ты ведь не была такой!

В ее пламенной речи проскальзывают интонации Игоря, и я взрываюсь:

— Да потому что твой муженек — полный придурок с хреновым чувством юмора! Пусти!

Я выворачиваюсь, распахиваю дверь и вываливаюсь в подъезд.

У торгового центра собралась разношерстная толпа, на уличной сцене мужчина в смокинге что-то вещает в микрофон, вокруг музыкального фонтана носятся дети и их разъяренные родители, блики на воде слепят глаза, из колонок басами грохочет задорная песня. У меня раскалывается голова.

Зою замечаю издалека — светлые локоны струятся по спине, яркие пластиковые серьги и браслеты горят на солнце, а новое голубое платье, перетянутое на талии широким ремнем, смотрится просто обалденно.

Когда-то эта красивая целеустремленная девочка выбрала в друзья именно меня. За что? За мой голос?..

У меня больше нет голоса…

Усилием воли подавляю досаду, останавливаюсь поодаль и выжидаю, будто что-то в облике лучшей подруги вот-вот даст подсказку, зачем я так срочно понадобилась ей.

Зоя поглядывает на часы, одергивает подол, нервно поправляет прическу. Собираюсь с духом и выступаю вперед:

— Привет!

— Привет. — Ее скучающее лицо кажется кукольным из-за чересчур темных бровей и толстого слоя тоналки. — Как жизнь?

Неопределенно киваю:

— Нормально…

Я пытаюсь отыскать в мимике Зои заинтересованность, раскаяние или радость, но их нет.

— Отлично! — Растянув губы в милой гримасе, она как-то слишком быстро отворачивается.

Не сговариваясь, мы шагаем к плетеным столикам летнего кафе и занимаем места под пляжным зонтиком.

Бурного воссоединения не случилось. Она не станет извиняться и вряд ли считает себя виноватой. Очень глупо с моей стороны было рассчитывать на подобный исход.

Зоя рассеянно пялится в меню, ковыряет ногтем заусенец, тяжко вздыхает.

— Как Марик? — прерываю затянувшуюся паузу, и ее щеки густо краснеют.

— Марик? Отлично. Стоило погулять только вдвоем, и стало понятно, что между нами давно уже нечто большее. Не обижайся, Ян, но вы никогда не нашли бы общий язык. Кстати, он тебе привет передавал.

Я застываю, во рту пересыхает.

За долгие годы безответной влюбленности выработался рефлекс — от звука его имени превращаться в никчемную дурочку, лузера, пустое место. Но теперь сердце сжимается от растерянности и боли.

— И ему… Привет! — Откашливаюсь и сосредотачиваюсь на оранжевых пятнах цветов в клумбах. — Рада за вас.

— Ян, я, собственно, хотела тебя кое о чем попросить… — мнется Зоя и еле слышно пищит: — Эм… В общем… У Марика днюха завтра. Он пригласил друзей из своей гимназии, но внезапно издалека нагрянула тетка. Маман потащила ее на дачу, и теперь нам негде праздновать… Народ не поймет, если все обломается. И тут я вспомнила: у тебя же хата пустует.

От разочарования немеют губы. Ей плевать на меня. Она сейчас неуловимо похожа на мою мать — зациклена на объекте обожания, и я ей не нужна.

Зоя умоляюще поднимает брови, хлопает глазами, в них блестят слезы.

Сглатываю горечь, широко улыбаюсь и хриплю:

— Да без проблем. Завтра подвезу ключи. Куда?

Тонкие холодные пальцы дотрагиваются до моей руки, Зоя удовлетворенно откидывается на плетеную спинку и сияет:

— Вау. Спасибо, Ян! Будем ждать здесь, в это же время. Закупимся, и вперед! Да, совсем забыла: ты тоже приглашена.

Глава 9

Всю ночь не могу уснуть: думаю о предстоящей вечеринке, и зуб на зуб не попадает от волнения. Но я гоню дурные предчувствия прочь и стараюсь мыслить позитивно.

Да, Зоя может быть капризной и жестокой, но она все же смогла убедить Марика пригласить на праздник и меня — серую мышь, которую он никак не хотел замечать. Значит, все будет хорошо. Зоя первой сделала маленький шаг к примирению!

Ключи от квартиры, где прошло мое детство, надежно спрятаны в глубинах рюкзака, но я все равно несколько раз проверяю, на месте ли они.

Все в порядке. Завтра я наконец на несколько часов вернусь домой.

Накрываю голову подушкой, но тяжелые воспоминания о двух странно тихих годах, пролетевших как один кошмарный день, рассыпаются стекляшками в калейдоскопе.

Восторженные аплодисменты, улыбки, гордость на папином лице и сияющие глаза под козырьком синей фуражки. Мама, поправляющая оборочки на моих платьях и вплетающая ленты в белокурые косы. Искренний смех, звенящий в пустоте.

Не стало папы, и мир утонул в безмолвии. Притихшую грязную землю засыпал майский снег, когда мы прощались с ним навсегда. Молчала мама, молчали папины многочисленные друзья и коллеги, прилетевшие издалека. И я молчала.

Кажется, я до сих пор молчу. Или же просто никто не хочет меня слышать.

Я долго не могла поверить, что папа больше не придет. Что меня больше некому поддерживать и защищать. Что яркий, теплый и очень нужный мне человек угас, глупо и нелепо исчез, не оставив следа в бессмысленной вечности.

Платья были навсегда заперты в шкафу, а волосы — безжалостно отстрижены. В конце четверти я завалила отчетный концерт в музыкалке и перестала ее посещать.

Пока Зоя хорошела и обзаводилась связями во дворе и школе, я бродила по улицам в джинсах и худи и сычевала в комнате, медленно, но верно превращаясь в изгоя.

В начале девятого класса ребята даже пытались меня гнобить, но отчего-то быстро отказались от этой идеи.

В октябре того же года я обнаружила под нашей обшарпанной входной дверью белую розу на тонкой ножке — несмотря на то, что родители не были вместе, папа часто покупал их для мамы, а мама от греха подальше оставляла букеты в вазе на моем подоконнике.

Вместе с учебниками и ворохом тетрадей из рюкзака однажды выпала открытка с нарисованным самолетом — папа коллекционировал их и дарил мне, но именно такой у меня еще не было.

Поздними вечерами, возвращаясь от Зои темными подворотнями, я ясно слышала за спиной шаги, но не боялась: изо дня в день во мне крепла больная уверенность, что все эти милые мелочи — приветы от папы. С обратной стороны солнца.

Ведь он же говорил: единственное, что оправдывает существование человечества на земле, — любовь, а она не может раствориться просто так…

А потом у мамы появился Игорь.

После переезда я была в нашем прежнем жилище лишь раз, но наполовину опустевшие комнаты вызвали ступор — казалось, что я попала в зазеркалье, в параллельный странный мир, искаженный и пыльный. Больше не существовало счастливого прошлого и самого главного места, к которому оно было привязано.