Глава 8
В школе я заливаю Оле и Марте, что мы с этим прекрасным принцем летали в облаках, что он очень просил меня остаться с ним, но я не размениваюсь по мелочам…
Теперь во взглядах девочек я вижу уважение, и оно не напускное. Во всем нужно искать свои плюсы. Во всем. Уж мне ли не знать.
— Дарин? — Марта трогает мою руку. — Ты с нами?
— Что? — Меня снова вбрасывает за грязный столик школьной столовки, где мы с девочками пьем сок.
— Да просто ты в одну точку уставилась, и сидела так минут десять… — растерянно говорит Марта.
— Ах, да. Задумалась, — мямлю я и ставлю на немытый пластиковый поднос свой наполненный томатным соком стакан.
— Так вот, Ленка совсем страх потеряла! — возмущается Ольга. — Она продолжает пялиться на Стаса. Нужно что-то делать, как вы считаете?
— Я даже знаю, что… — тихо говорю я, но девочки разглядывают меня так, словно я — мерзкое дерьмо. Неужели они обо всем догадались?
Невозможно. Это паранойя.
* * *
Увязнув каблуками в апрельской грязи, мы с Мартой и Олей стоим стеной над поверженной Леной, и мою грудь раздирает от ликования.
Нас окружают старые гаражи и кусты вербы, а еще — горы мусора и шлейф дорогих духов, смешанный с едким звериным запахом пота.
Мои руки налились приятной усталостью, но ноготь мизинца на правой руке саднит — сломала его, когда на бешеном адреналине зарядила Ленке в нос, а потом — в челюсть.
Она всегда не в меру выпендривалась, но в последнее время обнаглела вкрай.
Одного эта идиотка Ленка не учла — ей никогда не стать лучше нас.
Она такая правильная, ее мамочка так о ней заботится, не позволяет посещать сомнительные компании…
Я снова сжимаю кулаки. Пусть ростом и формами я не дотягиваю ни до подруг, ни до Ленки — это неважно.
Ведь это именно меня папа каждое утро привозит в школу на Porsche Panamera, это на мою страницу подписаны все в этом городе, это я каждое лето отдыхаю в Европе, это я живу в трехэтажном коттедже в элитном пригородном поселке.
Я по праву стою сейчас рядом с самыми роскошными девчонками школы и смотрю, как Ленка копошится внизу, осторожно садится, зажимает нос, пытается вычистить из волос грязь и засохшие листья.
Да, когда-то мы были лучшими подругами, но все имеет свойство меняться…
Она смотрит на меня снизу вверх, но в ее взгляде читаются сочувствие и готовность терпеть до последнего в надежде на то, что я остановлюсь.
Ты ни черта обо мне не знаешь.
Мои глаза застилает красная пелена ярости, я отвожу ногу и чудовищным ударом снова опрокидываю Ленку в грязь.
Глухой удар в живот, ощущение мягкости и беспомощности живой плоти… Беспомощности.
На секунду у меня подкашиваются колени.
— Она свое получила, — решив положить конец экзекуции, констатирует Ольга, но голос ее отчего-то дрожит. — За мной, леди!
* * *
Мы снова сидим за столиком любимой кафешки, и наши сумки на солнышке моргают настоящими и поддельными логотипами. Притихшие девочки сканируют меню. Молчание затянулось, это напрягает.
Подошедший официант — молодой парень в футболке, джинсах и длинном черном фартуке — скучает рядом. Он слишком близко — я чувствую запах одеколона и исходящее от него тепло. По спине бегут мурашки. С трудом подавляю в себе порыв схватить со столика перечницу, бросить перец парню в глаза и убежать. Убежать и спрятаться.
— Три кофе! — вместо этого громко говорю я, и он наконец уходит.
Облегченно выдыхаю. В последнее время меня напрягает близость парней, в классе я даже пересела за другую парту, потому что не могу выносить присутствие своего соседа — безобидного ботаника.
— Ты читаешь наши мысли! — смеется Олечка, но она напряжена, ее глаза бегают. — Мы как раз кофе и хотели!
— Однако лихо ты… Ленку приложила, — подает голос Марта.
— С ней только так и нужно. Я ее давно знаю. Иначе она не поймет! — У меня опять получается чересчур громко, в ответ я снова ловлю настороженные взгляды. — Девочки, я, пожалуй, не буду кофе. Мне домой нужно. Отцу приспичило о чем-то серьезно поговорить.
По традиции я кладу на столик деньги и сразу перестаю представлять для девочек интерес.
Им все равно. Мне тоже.
Глава 9
Едва скинув у порога куртку, я понимаю, что в доме что-то не так: горит приглушенный свет, пахнет ресторанной едой — наша домработница на такие шедевры не способна. Бросаю ключи на полочку, и в прихожей появляется отец — в одном из своих самых лучших костюмов, чисто выбритый и странный.
— Даша, вот и ты! У нас гости. — Он легонько подталкивает меня по направлению к гостиной и напряженно шепчет: — Не выделывайся, я тебя прошу…
Ну конечно же: на диване восседает какая-то блондинистая курица неопределенного возраста.
Вообще-то я заподозрила неладное, еще когда была жива мама, — однажды нашла на полу под диваном чек на покупку дорогого золотого кольца.
Да, денег у отца много, но, я клянусь, это кольцо было дорогим до неприличия.
И вот сегодня, в этот гулкий погожий апрельский вечер, папаша решился официально признать факт существования у него девушки.
— Даша, это Настя. Вы подружитесь. Я очень на это надеюсь, — вещает он тоном, которым вдохновляет своих подчиненных на трудовые подвиги.
Весь ужин, не в силах наблюдать за ужимками «молодых», я рассматриваю свое отражение в бокале с водой.
Все предельно ясно.
Папочка больше не чувствует передо мной вины за то, что восемь лет назад стал причиной пьяного ДТП, улетев в кювет с трассы. В результате этого ДТП папочка превратился в законченного алкоголика, а моя молодая и красивая мамочка — в овощ. В совершенно несостоятельный в родительском плане овощ.
В детстве я каждый день таскалась в пансионат, часами сидела в ее палате, рассказывала ей о том, как меня, мелкую и хилую, били и обзывали одноклассники, тянула ее за руку, пыталась разбудить. Но она только улыбалась, блуждая потерянным взглядом в неведомых пространствах, и все мои беды были ей глубоко безразличны.
Потом этот иссохший овощ с застывшей на лице тупой улыбкой еще восемь лет вытягивал из нас все нервы и силы.
* * *
Перед десертом Настя удаляется в туалет — «попудрить носик». Судя по тому, как безошибочно она угадала направление, в нашем доме ей доводилось бывать и раньше.
Как только она уходит, отец подскакивает на стуле:
— Даш, ну пойми ты… Ну прости! Вы с ней уживетесь. Я тебя знаю, я уверен. Тебе фиолетово, а я без нее совсем сопьюсь! Сил больше нет…
— А подождать хотя бы до сорокового дня нельзя было?
— Да подождем мы!.. Мы решили расписаться в мае!.. — Он осекается, чтобы улыбнуться подозрительно быстро вернувшейся Насте.
Судя по ее перекошенному лицу, она слышала весь разговор…
Остаток вечера она натянуто улыбается и бросает на меня злобные взгляды, а я ковыряю вилкой желе. Я совершаю над ним насилие, разрываю его на куски и размазываю по фарфору. Это так увлекательно, что даже лай сторожевой собаки во дворе не может отвлечь меня от этого занятия.
Тренькает звонок, отец, извинившись, выдвигается в прихожую.
— Валера, привет! — с порога кричит тетя Маша — Ленкина мама, голос ее звенит от возмущения. — Валер, твоя мерзавка сегодня избила мою дочь! Нам пришлось обращаться в больницу!..
— Так. Сколько нужно на лечение? — Папа шуршит бумажником, и тетя Маша срывается на визг:
— Вы тут все с ума посходили? Не нужны мне деньги! У тебя ребенок превращается в зверя, ты хоть понимаешь? Обрати, наконец, на нее внимание! Может, стоит показать ее специалистам?.. Если бы не старая дружба, в полиции бы уже давно лежало заявление!..
— Прости. Сама знаешь, на нее столько всего свалилось. Я поговорю… я ей голову оторву!.. Как Лена?
— Глаз заплыл, перелом носа, сотрясение. Всем говорит, что упала…
Разговор плавно сбавляет обороты и становится приглушенным, слов не разобрать.
Настя торжественно и уничижительно на меня смотрит. Стерва. С такой «новой мамой» я уж точно не уживусь.
В вежливости больше нет смысла, я встаю и ухожу наверх, в свою комнату.
* * *
Под последним постом в паблике подписчики устроили холивар: одни обзывают мою блондинку шлюхой, другие же ее полностью поддерживают.
С тоской прокручиваю комментарии вниз до тех пор, пока не упираюсь в самый нижний.
Ложь. Все здесь — одна сплошная ложь…
Этим вечером отец так и не поднялся в мою комнату.
Я не испугалась визита тети Маши, потому что знала, что серьезного разговора в его исполнении все равно не последует.
Далеко за полночь пытаюсь уснуть, но едва закрываю глаза, перед ними встают в ряд высокие окна и нескончаемые лестницы, по которым я бегу, бегу, бегу… Пока не оказываюсь в огромной комнате со свисающими с потолка крюками. На них должно висеть мое никчемное изломанное тело. С криком я вскакиваю.
