Но здесь и сейчас он почему-то раскован и весел… Он живет и радуется!

Сжимаю кулаки, возмущенно разглядываю кошмарное существо в нескольких метрах от меня — мозг заклинило от злости.

Фрукты из разорванного пакета раскатились по земле, один замер у носка пыльного тяжелого ботинка. Урод наклоняется, поднимает яблоко и черной тенью возникает рядом. Рука с жуткой татуировкой, похожая на костлявую руку смерти, подает его мне.

Надо бежать — в шаге стоит тот, на кого нельзя смотреть.

— А где спасибо? — нагло выглядывает из-за его плеча Воробей.

Урод все так же молча протягивает мне яблоко.

«…Пустое место. Ничто. Ноль, который не должен жить…»

Сжимаю губы и с омерзением бью по теплым пальцам.

— Засунь свою помощь себе в… Я — Соня Наумова!

Яблоко разбивается об асфальт, а я, собрав остатки сил, разворачиваюсь и гордо шествую к остановке. От ужаса меня подташнивает, но Урод и его дружок не идут за мной и ничего не кричат вслед.

* * *

В прохладе и тишине квартиры прихожу в себя, включаю телефон.

— Ба, я дома! — Слышу вздох облегчения и опережаю докучливые расспросы: — Задержалась потому, что долго не было транспорта.

Иду в ванную, до упора поворачиваю оба крана и прямо в юбке и нелепой белой блузке залезаю в воду, хватаю ртом воздух и погружаюсь в нее с головой. Плевать, что она холодная.

Полный ненависти взгляд пронзил насквозь и пригвоздил сердце — оно трепещет, как бабочка на иголке. Самое жуткое в Уроде — не наряд и странности, а то, что его лицо с острыми скулами и непроницаемые черные глаза давно нравятся мне…

Два

В светлой просторной кухне хрипит радио, колышутся занавески на окнах, на столе меня дожидаются чай и бутерброд на фарфоровой тарелке.

Первое сентября — в честь такого события бабушка с утра задержалась дома.

Мысленно прикидываю вес и калорийность завтрака и прихожу в ужас.

Вернув на плиту чайник, бабушка садится напротив и внимательно наблюдает за тем, как я ем. Она нервничает — это заметно по сжатым губам и подрагивающим пальцам рук, по неестественной бледности и порывистости ее движений. Похоже, от бутера мне не отвертеться — дышу носом, старательно пережевываю еду и запиваю чаем.

— Не вышло? — наконец подаю голос и сочувственно улыбаюсь.

— Ох, Соня, ну куда мы катимся? Уж если директор не может решить этот вопрос!.. — Бабушка долго смотрит в окно позади меня, сгорая от гнева и бессилия.

— Не переживай, я его не боюсь. Вот увидишь, все будет хорошо! — с жаром заверяю я, но поджилки трясутся, а бутерброд, так и не провалившийся в желудок, вызывает приступ тошноты.

— Я знаю. Ты у меня умная девочка, — сдержанно улыбается бабушка и сжимает губы в линию. — Бог им всем судья. Но это не помешает нашей цели, ведь так?

— Ну конечно! Буду налегать на математику как проклятая!.. Ладно, мне пора! — Я вскакиваю, целую бабушку в щеку, хватаю рюкзак и букет и выбегаю на улицу.

Поднимая фонтаны мутных брызг, по шоссе гремят грузовики, стая облезлых, похожих на зомби собак плетется вдоль забора к переполненным мусорным контейнерам.

Изнуряющую августовскую жару прогнал ночной ливень, от сырости форменная блузка под клетчатым шерстяным пиджаком вмиг прилипает к коже, по спине пробегает озноб. Еда распухает внутри, тошнота накатывает волнами. Юбка уже жмет в талии, еще немного, и бутерброд усвоится, калории вступят в химическую реакцию и отложатся жиром на боках.

В соседнем дворе я сворачиваю с проторенной дороги. Подвернув ногу, проклинаю массивную резиновую платформу, перехватываю удобнее обернутые шуршащей бумагой цветы и ныряю в дыру в заборе. Раздвигаю заросли высохшего репейника и оказываюсь на пустыре — открытом пространстве за пятиэтажками.

Оглядываюсь по сторонам — ветер треплет листья и гроздья сухих репьев, завывает в ржавых бочках, брошенных на краю оврага.

Здесь никого не бывает после всколыхнувшего городок ужасного происшествия: семнадцать лет назад орудовавший в окрестностях маньяк убил на этом месте девушку. Искусственные цветы неестественно ярким пятном выделяются на фоне грустного пейзажа.

В поисках уединенности я иногда и прихожу сюда.

Бросаю букет на траву, падаю на колени и заталкиваю руку глубоко в рот. До боли давлю на язык пальцами, и меня выворачивает — страшные булькающие звуки разносятся над пустырем. Пару минут пытаюсь отдышаться — горло саднит, дрожь проходит по телу, из глаз льются слезы. Я чувствую опустошение и облегчение. Приглаживаю волосы, поднимаю букет, встаю, отряхиваю юбку и собираюсь двигать к выходу, но взгляд замирает на темной размытой фигуре — от неожиданности я вздрагиваю. На ржавой бочке, напоминая огромную черную птицу, на корточках сидит Урод.

— Вот черт… — шепот срывается с моих губ.

Парень, не мигая, смотрит на меня.

— Ты в школу? — спокойным голосом с легкой издевкой спрашивает он. — Первый день, а уже тошнит?

Нельзя, чтобы он заметил мой испуг и замешательство — игнорирую его слова, распрямляю плечи и надменно улыбаюсь:

— Зачем ты поперся в десятый класс? Собрался в универ? Но ведь ты же тупой!

— Да ладно… Думаешь, только вам разрешено отсюда выбраться? — усмехается он.

В его тоне слышится вызов, и кровь в венах закипает от злости.

— Тебе не жить, ты в курсе? Я об этом позабочусь! — шиплю я.

Урод спрыгивает с бочки и вразвалочку подходит ко мне. Рука с мерзкой татуировкой достает из растянутого кармана телефон и подносит его к моим глазам.

— Ай! — издевается он. — Как страшно!

На разбитом экране воспроизводится запись того, чем я только что занималась.

— Давай. Валяй. И все это увидят. И спросят: «А что это с нашей Сонечкой? Неужто она беременна?..» — Урод ловит мой взгляд и жутко скалится.

Происходящее смахивает на кошмар. Удушающий жар разливается по щекам.

Не помня себя от стыда и ужаса, я ныряю в мокрые заросли и опрометью возвращаюсь в цивилизацию.

* * *

У школы толпа заспанной малышни и помятых недовольных старшеклассников обреченно взирает на крыльцо, ставшее на сегодня импровизированной сценой, — с него завуч бодро раздает напутствия ученикам.

Сбавляю скорость, нашариваю в рюкзаке зеркальце, разглядываю свою бледно-зеленую физиономию в отражении, поправляю потекший макияж и, натянув самую лучшую из улыбок, шагаю к своим.

Как же так вышло, что свидетелем моего тайного ритуала стал чертов Урод?.. Я дрожу.

Он видел меня именно в тот момент, когда я была собой.

— Вот черт! — шепчу я. — Вот черт…

Впервые в жизни репутация Сони — отличницы, активистки и примерной девочки — висит на волоске. Урод обязательно всем про меня расскажет — теперь у него есть шикарная возможность поквитаться.

На ходу успокаиваю себя и трясу головой: это чмо не посмеет раскрыть рот.

Еще издали замечаю Сашу Королева — самого обалденного мальчика в параллели — и направляюсь прямо к нему.

— Привет!

— София, сколько лет, сколько зим! — ослепительно улыбается он, и я чувствую легкое головокружение — естественную реакцию любой девочки на такого красавца.

Ему очень идут галстук и зауженный форменный пиджак, выгодно оттеняющий безмятежную синеву огромных глаз.

Я все жду, что он отметит, как сильно я преобразилась за лето, но он с большим интересом смотрит куда-то за мое плечо.

Саша…

У молодых мам, скучающих с колясками у подъездов, до сих пор принято ради развлечения подсаживать друг к другу младенцев разного пола и фантазировать вслух, что их дети вырастут и обязательно поженятся.

Это наша история: мы играли в одной песочнице, два года ходили в одну группу в детском саду, учимся в одном классе, а мама Саши — тетя Оля — дружна с моей бабушкой.

Он красивый, веселый и сильный, все детство мы были не разлей вода, казалось, что мое будущее давно предопределено… Но весной он начал встречаться с Наташей — худенькой глупой улыбчивой куклой из параллельного класса. Он просто забыл обо мне — перестал названивать в любое время дня и ночи, приходить в гости и приглашать к себе, мы перекидывались парой пустых фраз лишь в школе, а летом не виделись совсем.

Не знаю, что ранило сильнее — то, что Саша влюбился в другую, или то, что он перестал быть мне другом.

Тогда я решила стать лучше. И уже почти стала — минус десять килограммов и два размера. И вот я стою рядом с ним, а ему плевать.

По сердцу острым лезвием проходятся сожаление и боль. Печально играть роль лучшей подружки, когда дружбы-то давно нет.

— Ты что, плакала? — внезапно Саша включает режим защитника. Это сродни чуду, ведь в последнее время он тусуется только со своей девушкой и двумя дружками-одноклассниками, а моих проблем старается не замечать.

Грех не воспользоваться ситуацией:

— Да я сейчас Урода по дороге в школу видела…

— И? — Саша заводится, но обольщаться не стоит — это не из-за меня, он просто любит и постоянно ищет повод кому-нибудь навалять.

— Ничего. Просто испугалась. Не думаю, что он рискнет заявиться на линейку, — неожиданно для самой себя я иду на попятную.

В конце концов, у Урода есть козырь против меня. Да и вообще… Вчера и сегодня он не сделал мне ничего плохого.