Урод в форменном пиджаке, брюках и стремном черном пальто бодро чешет к школе в компании огромного, как бабушкин шкаф, Воробья.
— Нас вчера к директору из-за него вызывали… — цедит Саша. — Бить Уроду морду в стенах школы больше нельзя… Если будет ходить в крови или настучит, мы с пацанами вылетим следом за этим ушлепком. А сегодня вон — сюрприз, полюбуйся. Этот хрен его все утро сопровождает по району. Ну что это такое, а? Все равно я его достану, вот увидишь!
— Но вы же втроем, а их только двое… — с прискорбием осознавая, что мой гениальный план только что накрылся, брякаю я.
Саша смотрит на меня как на больную, но молчит.
В коридоре первого этажа царит шум: возгласы, вопли, дружный смех. Получив номерок, выхожу из раздевалки и наконец могу видеть причину всеобщего оживления… Девятиклассница, хромая девочка, страдающая детским церебральным параличом, изгой и извечный объект насмешек, под хохот и улюлюканье ребят пытается пройти к нужному кабинету. По ее пунцовым щекам катятся слезы, руки сжаты в кулаки.
Она перешла в нашу школу в прошлом марте и с тех пор каждый день попадала под пристальное внимание местных старожилов.
Я вижу, что на сей раз их так развеселило… Эта девочка всегда носила широкие брюки, а сегодня на ней школьная форма: пиджак и юбка выше колен. И искривленные болезнью ноги выставлены напоказ.
— Красотка! — громче всех глумится Саша. — Тебе идет!
— Так и ходи всегда! — блеют Сеня и Тимур. — Секси!
То, что происходит, не смешно. Но меня оно не касается.
— Вы дебилы, вы знаете? — тихо сообщаю Саше.
— Не без этого, — соглашается он. — Но скажи, София: она что, не видела, во что вырядилась?
— Так ведь с этого года форма обязательна для всех…
— Ну и что? — ржут ребята.
Для фриков наша школа является филиалом ада на земле — Саша и его друзья напрямую к этому причастны.
Мысленно благодарю Соню за то, что, вечно стараясь соответствовать ей, я не выросла уродкой и неудачницей. Удобнее перехватываю рюкзак и собираюсь свалить, но приступ головокружения заставляет меня на пару секунд привалиться плечом к стене.
Черный взгляд мелькает и застревает на задворках сознания странной неопределенной тревогой. Верчу головой, но нет, показалось — Урода нигде нет.
До звонка меня все раздражает: слишком яркие лампы под потолком, химичка «с приветом», Алена, ожесточенно набирающая кому-то сообщения под партой, дождь за окном…
План мести Уроду сорвался.
А я тупо хочу есть и сейчас готова сожрать что угодно.
Срочно нужно отвлечься — достаю из рюкзака минералку без газа, делаю несколько глотков. В этот момент раскрывается дверь, и в проеме возникает Урод.
Химичка тут же начинает орать:
— Молодой человек, почему в пальто? Немедленно снимите его и сдайте в гардероб!
На манер эксгибициониста Урод распахивает черные полы и нагло смотрит ей в лицо. Все застывают, маркер из рук училки со стуком падает на пол.
Моя челюсть от удивления падает примерно с таким же стуком — на Уроде форменная клетчатая юбка!
— Как это понимать, Лебедев? — химичка в шоке пятится к окну, ученик пожимает плечами:
— Соблюдаю ваши правила. Пришел учиться. В обязательной для всех школьной форме.
— Сразу после урока объясните это директору… — гневно повелевает учительница.
Я потрясенно мотаю головой: он реально больной. Неадекват. Он опасен для общества.
По классу проходит ропот — ребята клянутся Уроду, что достанут его и уроют, но тот лишь спокойно проходит к своей парте на отшибе.
До конца урока смотрю в учебник и в сотый раз читаю одну и ту же строчку. Странная тревога снова заставляет сердце биться чаще, порождает сомнения и превращается в больную нелогичную уверенность: кажется, я знаю, чью юбку нацепил на себя Урод.
И мне просто необходимо опровергнуть эту догадку.
Со звонком срываюсь с места и быстро направляюсь в столовку.
Девочка-инвалид стоит у подоконника и пьет сок.
На ней подвернутые форменные брюки…
В груди что-то вспыхивает молнией и тут же гаснет — это ничтожество оказалось единственным из всех нас, кто совершил ради этой измученной девочки добрый поступок.
Глаза щиплет, и я отступаю назад.
Неужели он — воплощение всего самого мерзкого, дурного и уродливого — оказался способным на это?
Шесть
Уже пятница, конец недели.
Урод приходит и уходит в сопровождении Воробья, на переменах чаще всего просто сидит за своей партой и не отсвечивает, лишь отмороженно скалится в ответ на угрозы ребят да очень правдоподобно изображает, что я для него — пустое место.
Саша злобно скрипит зубами, но плана, как достать и отмудохать нового одноклассника, еще не придумал: сосредоточиться ему здорово мешают Наташа, с которой он постоянно обжимается по углам, и различные школьные мероприятия — он слывет активистом.
А школа полнится слухами, они растут в геометрической прогрессии.
Говорят, у Урода странные замашки — люди видели, как он ходил по коридору в пальто, но без штанов, как он зашел в женский туалет и вышел оттуда уже в юбке!.. Теперь все точно знают, что он не той ориентации… А вот директор как-то слишком лояльно отреагировал на сенсацию — за дикую выходку Уроду ничего не было. Похоже, новый директор тоже извращенец — он простил ученика потому, что тот обслужил его прямо в кабинете.
— А почему для инвалидки сделали исключение — она теперь ходит в своем костюме, а не в дурацкой форме? — третий день ноют девчонки.
У меня трещит голова. Урод ни на секунду из нее не выходит.
Он присутствует в классе — что-то пишет в тетрадке или сидит, развалившись на стуле и задумчиво уставившись на учителя, а мое сердце бьется слишком часто, и в груди бушует ураган. Резкие движения, лишние неловкие жесты, пылающие уши и щеки — все оттого, что я нервничаю. Любопытство и новое тянущее чувство, похожее на ожидание, продолжают изводить меня.
Я в ужасе от себя самой.
Но мне плевать на предметы, плевать на слухи… Мне даже на Сашу плевать!
Кажется, вот так у людей сносит крышу.
Что я на самом деле знаю об Уроде?
Тетя Оля рассказывала, что он родился, когда его отец уже сидел в следственном изоляторе. Когда ребенку был год, неизвестные сожгли его дом во вполне благополучном Частном секторе, и престарелый дед и молодая мама с младенцем остались без крова. Дед давно умер, а Урод и его мать до сих пор ютятся в заводском бараке, жилье в котором им выделили тогда по линии соцзащиты.
Знаю, что отец моего ненавистного одноклассника умер в тюрьме, а с матерью до сих пор не здороваются на улицах. Поговаривают, что она не в себе, что подрабатывает кем придется и на эти деньги и какие-то пособия они и существуют. Знаю, что Урод тусуется только с Воробьем, от которого иногда огребают наши пижоны, забредшие в Заводской район. Знаю, что он часто мотается в Город, и… в общем-то, это все.
Ничего из того, за что я могла бы его ненавидеть.
Но ненавидеть стало традицией. Ненависть и презрение к этой семейке я впитала с первыми сказанными мне дедушкой и бабушкой словами, с их горем и скорбью, с тихой радостью, озарявшей их глаза в моменты, когда они смотрели в мои.
У меня с семейкой Урода свои счеты.
Пока мама пыталась привести в чувства бабушку и деда, а я сидела в Сашиной коляске под присмотром тети Оли, мой молодой и полный сил папочка, оставшийся в Городе, загулял. Из-за постигшего нас страшного горя мама и папа в конечном итоге развелись, и моя жизнь не сложилась так, как должна была сложиться.
Я могла бы быть вовсе не Соней. Мама никогда не хотела называть меня этим именем.
Нервный, вечно раздраженный Веник, похожий на маленькую злобную чихуахуа, швыряет мне под нос тетрадь с самостоятельной работой, и я медленно раскрываю ее. Предчувствие не обмануло: под задачами сияет досадный «трояк». Этот придурок Веня даже не принял во внимание мои прошлые заслуги… Алена с любопытством заглядывает за мою руку, и я тут же отгораживаюсь от нее локтем.
Я никчемная и глупая, сколько ни бейся и ни изображай из себя умницу. Пожалуй, ничего не стану рассказывать бабушке, а чертову тетрадь просто спрячу. А потом порву.
Шаркая по паркету массивными туфлями на платформе, патрулирую школу — мне постоянно нужно держать Урода в поле зрения, смотреть на него, не упускать из виду.
«Чтобы он никому не показал видео», — напоминаю себе о причинах подобного поведения.
Его нигде нет. Даже интересно, куда можно подеваться в нашем тесном храме науки?..
Хочется есть. Психанув, иду в столовку, но у раздаточного окна словно просыпаюсь — беру только томатный сок.
Я снова чувствую себя сильной — хожу с гордо поднятой головой и надменно улыбаюсь. Мне нравятся пустота в желудке, легкая горечь во рту и чувство превосходства над девочками, уминающими булочки с изюмом.
Мои метания по коридорам наконец вознаграждаются: на втором этаже Урод, засунув руки в карманы пиджака, с отсутствующим видом идет навстречу.
Я зажмуриваюсь. Но меня настигает Саша:
— Сонька! — орет он из-за спины. — Посторонись!