Ба улыбается морщинками в уголках глаз и прикладывает палец к губам.

— У всех свои секреты, девочка моя.

Первые капли дождя падают из промокших облаков, раскрашивая бежевую дорожку в кружки размером с медную монетку.

Ба поднимает руку и рассматривает каплю на обвисшей коже.

— Дождь начинается, — почему-то она звучит так, будто боится.

— Да, пора возвращаться.

— Почему ты меня вытащила в дождь? Убить меня хочешь?

— Конечно нет. Я сейчас увезу тебя. — Я поворачиваю коляску к дому и аккуратно везу ее по потрескавшимся дорожкам.

— Мокро! — Она пытается повернуть кресло, в глазах огонь.

— Прости, Ба. — Я пытаюсь не заплакать. — Прости.

Все чаще появляются приступы — словно Ба заменил злой двойник. Меня предупреждали, что мозг подводит ее, как и тело.

— Теперь из-за тебя мы опоздали на обед! — ее ярость наступила быстрее, чем дождь.

— Еще не поздно. — Я ускоряю шаг. — Сейчас мы пообедаем.

За моей спиной сад занавешен пеленой дождя.

В голове моей больше вопросов, чем ответов, а в сердце больше трещин, чем в этом тротуаре.

Глава 10

Главная задача любого автора — рассказать историю о людских переживаниях, и я имею в виду универсальные, общие переживания: тревоги, заботы и дары человеческого сердца, которые не знают расы, времени, условий.

Уильям Фолкнер

Вторую половину дня я провела, разбирая счета, решая, какие расходы можно урезать, и обыскивая Интернет в поисках инструкций, как вести успешный бизнес; первый совет в списке: найдите место с большим потоком людей.

Отлично.

По крайней мере безрезультатные поиски отвлекают меня от фразы: «Они помнят, что для меня значил тот день — день, когда ты появилась в моей жизни».

Безумие, от начала и до конца. Только представьте себе, что Сад действительно существует, Фрэнк Баум подарил Ба первый экземпляр «Волшебника страны Оз», и самое главное, что люди, которых я увидела во сне в этом Саду — все мертвые писатели — могут что-то знать о том, кто я и как спасти Книжный магазин.

Даже если бы я правда верила, что поиск себя настоящей даст ответы на мои вопросы, почему я стала бы искать эту информацию в Саду, а не в частных или открытых архивах?

Приходят мои Писатели будущего, но как только я отсылаю их в шкаф, Лиза зовет меня обратно к прилавку.

Курьер на велосипеде просит расписаться за получение солидно выглядящего отправления.

— Что там? — Лиза за кассой встает на цыпочки.

Я вскрываю конверт. Хоть бы раз в почте оказалось что-то хорошее.

Пробегаюсь глазами по единственной страничке, отпечатанной на бланке городской администрации.

Затем возвращаюсь к началу письма со слезами на глазах и комом в горле.

— Что там? Что такое? — Лиза выходит из-за стойки и заглядывает мне через плечо.

— Администрация забирает книжный. — Слова едва слышно, будто я не могу говорить.

— Как они… — Она смотрит на лист, который я прочла уже трижды. — Рекви…

— Реквизиция. Проще говоря, они могут забрать частную собственность для городского использования. Конечно, они должны выплатить компенсацию, но имущество они забирают.

— Зачем городу понадобился Книжный?

Я снова читаю письмо, будто в этот раз буквы скажут мне что-то приятнее.

— Они его продадут застройщикам, потому что отель обещает больше выгоды для города. Судя по всему, этого достаточно.

— Это…

— Ужасно.

Должно быть, вот в чем Блэкбёрн угрожал мне пару дней назад. Последний шанс, а не то будет хуже.

Когда ты не знаешь, кто ты на самом деле, другие люди могут забрать у тебя. Забрать то, что является твоим.

Так, сейчас не об этом. Слишком странно, что Л. Фрэнк Баум тоже мог меня предупреждать.

— Нельзя сдаваться, Келси. Что-то же можно сделать…

— Конечно. И денег на адвоката у меня в избытке.

Я засовываю письмо обратно в конверт и кладу его за кассу.

Хочется углубиться в Интернет и начать искать информацию о нашей последней катастрофе, но меня ждут ученики.

Иду обратно мимо стены с плакатами, поддаваясь неверной фантазии лишь на миг, пока пробегаюсь пальцами по силуэту египетских пирамид, итальянского побережья, голубых куполов Греции, византийским башням Стамбула. Они так красивы, что зовут за собой, по ту сторону реальности.

Ученики не пишут.

Хаос затихает, когда я вхожу в детский отдел и прочищаю горло на манер недовольной библиотекарши.

— Как идут дела?

Дети разбегаются по местам, берутся за ручки.

Я ухмыляюсь, чтобы сбросить напряжение. В конце концов, наши занятия должны быть веселыми.

— Ну же, вы знаете, я рассчитываю на вас. Хотя бы один должен стать будущим Фицджеральдом или Хемингуэем. За вычетом алкоголизма, конечно.

Саанви Мета, девятиклассница, поднимает руку.

Я улыбаюсь и присаживаюсь за деревянный стул во главе стола.

— Можешь не поднимать руку, Саанви. Мы все здесь друзья и коллеги по перу.

Она нервно проводит рукой по волосам, мягким, как вороное крыло.

— Хорошо. Я просто подумала — вы не рассказали нам, о чем ваша история.

Безобидный вопрос наносит мне тяжелый удар прямо в сердце, выбивает воздух из легких. Группа по вторникам и четвергам должна радовать меня, а не напоминать об ушедших возможностях.

— Я здесь, чтобы помочь вам развить творческие способности. — Я осматриваю скрытый потенциал, сидящий со мной за столом. Милые дети, встраивающиеся в иерархию средней школы ничуть не лучше, чем я в свое время. Надеюсь, что никому не довелось пережить тех же ран. — Я здесь, чтобы помочь вам стать гениями, потому что я уверена, что внутри каждого из вас живет шедевр, и очень важно, чтобы вы его написали.

— Почему? — Лили дергает спиральный корешок на своей тетрадке. — Почему это важно? Случится что-то плохое?

Хороший вопрос.

В конце стола Алехандро наклоняется и кричит:

— Конец светаааа…

Я смеюсь.

— Может, не настолько плохое.

— Мисс Келси, а у вас внутри есть шедевр? — спрашивает Джэ, мальчик с растрепанными волосами и толстыми очками — и те, и те кажутся слишком большими для его головы.

Может быть. Наверное, нет.

Жизнь научила меня, что мои истории скорее всего слишком оптимистичны, слишком по-детски наивны, это не те безнадежно-депрессивные книжки, что сейчас становятся бестселлерами. Одна из причин, по которой я за последние два года не написала ни слова.

Без таланта к коммерциализации творчество и истории быстро превратились в трату времени, попытку эскапизма. Но я не собираюсь расстраивать детей правдой, ведь вдруг кто-то из них этот талант имеет?

— Мисс Келси? Алло?

— Простите. Ворон считаю. — Я улыбаюсь, думая о Ба, и продираюсь обратно к хорошим мыслям. — Может, у всех есть шедевры здесь, — я стучу пальцем по виску, — или, если быть точным, здесь, — я прикладываю руку к сердцу. — Но ты об этом не узнаешь, пока он не окажется здесь, — моя рука ложится на тетрадь Лили между нами, исчерченную фиолетовыми вихрями шариковой ручки. — Даже великие не знали, что они великие, пока они не сели и не начали писать. Если бы Ба была здесь, она бы вам рассказала.

Дети никогда не встречали Ба, но я столько ее описывала — энергичную богемную старушку, сражающуюся с «человеком» своей поэзией, — что они будто бы знакомы.

— Она дружила с лучшими авторами двадцатого века. Некоторые даже устраивали здесь автограф-сессии. Уильям Фолкнер, Айзек Азимов, даже Роальд Даль.

— «Чарли и шоколадная фабрика», — улыбается Лили. — Я в детстве очень любила эту книгу.

— Не удивительно. — Я толкаю ее локтем. — Ты странненькая.

— А вы здесь тогда уже работали? — Алехандро спрашивает серьезно.

— Ай, Алехандро! Как ты думаешь, сколько мне лет?

Он ухмыляется и пожимает плечами:

— Двадцать?

Я смеюсь.

— Вывернулся, молодец. Нет, мне на прошлой неделе исполнилось двадцать девять, если вам так важно знать. — Признание нелегко мне дается. Надвигается цифра тридцать, издеваясь над моими скромными достижениями. — Все эти мужчины умерли до моего рождения.

— А женщины? Были знаменитые писательницы? — Саанви наклоняется вперед, будто ответ значит для нее все.

— Конечно, за всю историю литературы было много знаменитых писательниц, но я не уверена, что кто-то из них раздавал здесь автографы. Придется тебе быть первой, Саанви.

В темных глазах загорается искорка. Вызов принят.

— Мисс Келси, а ваши родители тоже знали знаменитых писателей?

Я сжимаюсь в комок.

— Хм-м, вот этого я вам еще не рассказывала. — Я шевелю бровями. — У меня нет родителей.

Тишина за столом.

Я преувеличенно подмигиваю, чтобы снять напряжение.

— Загадочно, правда? Вдруг я вылупилась из яйца? Или прибыла с другой планеты?

Дети неловко улыбаются, понимая, что больше из меня не вытянут.

Ящик в столе Ба, письмо, запрятанное на самое дно…

Будто по команде детский отдел заполняет громогласная сирена.

Через секунду врывается Лиза.

— Келс, срочно. У нас проблемы.

На улице авария?

— Скоро вернусь, ребята. Пишите пока.

Я следую за Лизой по коридору.

— Что случилось?

— Наводнение.

Мы у входной двери — и правда, по Каштановой улице течет поток воды, лишь на пару сантиметров ниже тротуара.