— Что… Откуда? — Я выбегаю из магазина, Лиза за мной.
Слышна сирена, из пожарной машины выпрыгивают спасатели.
Я делаю вдох и поворачиваюсь проверить свое здание, затем «С иголочки», даже частично разобранный вьетнамский ресторан по другую сторону магазина винила. Где-то пожар?
Уильям стоит на тротуаре.
— Магистральную трубу прорвало, — кричит он. — Строители что-то сломали, кажется.
Вода заливает тротуар, и Уильям уходит в магазин.
Потоп течет к Книжной лавке, но поворачивает в углубление у подвального окна.
Я лечу к окну и смотрю вниз: вода заполняет укрепленное металлом углубление — как и каждый раз, когда идет дождь. Но в этот раз воды слишком много, а пломбам на окнах несколько десятков лет. Через минуту вода начинает просачиваться внутрь, а с улицы поток не успокаивается.
— Подвал! — Я бегу к двери, слыша шаги Лизы за мной.
Лестница в подвал книжного находится в задней части магазина, поэтому я добираюсь к ступенькам уже выдохшись. Я спускаюсь в подземелье — хранилище под зданием.
Куда пропала Лиза?
Не поддаваясь раздражению, я бегу через весь этаж к окнам, сквозь которые уже сочится вода, разливаясь масляной пленкой по полу. Вода тянет скользкие пальцы к коробкам со старыми документами и записями: часть из них относятся к книжному, остальные принадлежат временам, когда здесь еще был театр.
Я начинаю хватать коробки, оттаскивая их назад, подальше от воды. В подвале нет полок, никаких возвышений. Надеюсь, воду скоро перекроют.
Спустя несколько мгновений сзади раздается громоподобный звук — и рядом со мной оказываются семь подростков и Лиза.
— Чем помочь, мисс Келси?
— Коробки! Тащите их к задней стене подвала, как можно дальше.
Дно одной из коробок рассыпается у меня в руках, роняя на пол пачки пожелтевших листов.
Джэ и Саанви помогают подобрать их и унести подальше от воды, в другой конец подвала.
Фотографии актерских трупп разных лет, газетные вырезки с отзывами на старые постановки. Провожу пальцами по верхней картинке. Может, обществу любителей истории они будут интересны? Мы с Ба зря оставили их плесневеть.
Двадцать минут спустя вода едва течет, коробки в безопасности. Наша группа поднимается обратно.
Я стараюсь занять детей чем-то в оставшееся время, но в голове слишком много мыслей о «реквизировании», ущербе от воды, налогах. Что еще пойдет не так? Нужно будет починить окна — еще одна статья расходов.
Лучше бы «Волшебнику страны Оз» продаться быстрее, и за «хорошенькую сумму».
Но могу ли я не отдавать городу магазин?
Вскоре после того, как мы возвращаемся в детский отдел, время нашего урока подходит к концу. Ученики забирают рюкзаки, и я провожаю их из Нарнии в настоящий мир, до входной двери. Я приобнимаю каждого и напоминаю, что сочинения должны быть готовы к следующей неделе.
Серьезная тихоня Оливия задерживается.
— Мисс Келси, можно вопрос?
Я киваю и жду.
— Почему у вас есть Ба, но нет родителей?
Я сжимаю пальцами переносицу. Предчувствие головной боли давит на глаза.
— В другой раз расскажу, Оливия.
Когда за последним учеником закрывается дверь, я оборачиваюсь и вижу, как Лиза запихивает мусор в черный мешок.
— Не понимаю, почему ты не расскажешь им правду.
— Это и есть правда.
Глава 11
Сочиняя истории, мы узнаем, что живет внутри нас. Сам процесс письма раскрывает то, что живо внутри нас.
Генри Нувен
Наконец-то пять часов! Я переворачиваю табличку на двери с «Когда-то, давным-давно…» на «Конец» и с облегчением закрываю замок.
Весь день у меня не было времени изучить ситуацию с реквизированием, и я начинаю жалеть о том, что перенесла ужин с Остином на сегодня, но отказываться сейчас будет невежливо. Может, получится распрощаться пораньше и вернуться домой, чтобы поискать выход.
Лиза закончила на пару минут пораньше, чтобы выкурить сигарету на крыше, прежде чем уйти.
Я поднимаюсь по лестнице до своей квартиры, затем на крышу — задать вопрос, весь день маячивший у меня в голове сквозь туман катастроф.
В середине дня прошел краткий дождь, во второй половине снова вышло солнце. Крыша из гудрона и гравия еще хранит немного тепла.
Лиза смотрит на город, оперевшись на парапет.
Прежде чем присоединиться к ней, я подхожу к восточной стороне здания и заглядываю вниз, на пустой участок.
Как и ожидалось, только сорняки и мусор от книжного до разрушающейся стены «Ритм и чудо». По левую руку от меня — Каштановая улица, по правую — задняя стена музея и переулок.
Я отталкиваюсь от ограждения и иду к Лизе, не обращая внимания на жалкие горшки, где в прошлом году я выращивала бархатцы и петунии рядом со старым раскладным стулом из дома Ба. После роскоши воображаемого сада неухоженные однолетники будто бы насмехаются над моими полуусилиями и забытыми увлечениями.
Лиза поворачивает голову, когда я подхожу, и протягивает пачку сигарет.
— Нет, спасибо.
Она пожимает плечами, прячет пачку в карман неопрятного кардигана и выдыхает тонкую струю дыма через нос.
— Подумала, что если ты когда и начнешь, то сегодня.
Я облокачиваюсь на стену и осматриваю вид. Склонившееся над городом солнце на той стороне улицы раскрашивает крыши в цвет пламени.
Лиза качает головой.
— Если бы у меня были деньги, я бы нашла тебе адвоката или что-то такое.
— Я ценю порыв.
Лиза — хороший человек, несмотря на то, что жизненные передряги ее потрепали. Сколько лет из своих сорока с чем-то она была счастлива?
— Я тут подумала. Твоя мама и Ба были близки, так ведь?
Лиза глубоко затягивается и выдыхает.
— Ну да. А что?
Она как будто готовится защищаться. Наверное, потому что было очевидно: Ба не увольняла Лизу — почти семь лет — не потому, что она такой замечательный работник. Я бы даже сказала, Лиза то приходила, то уходила, пытаясь справиться с алкогольной зависимостью, очередным никчемным парнем и даже парой месяцев без крыши над головой. Доброта Ба, оправдываемая верностью давно умершей подруге, была мне непонятна.
— А она… Она обо мне когда-нибудь говорила? Твоя мама. Когда-нибудь говорила о моем удочерении?
— Она тогда уже умерла.
— Что? Мне так жаль… ты тогда была еще совсем ребенком?
— Мне было четырнадцать, да.
— Ого.
— Почему ты об этом спрашиваешь? — Лиза тушит сигарету о каменную стену и кашляет, прочищая горло.
— Просто было интересно. Узнать про своих родителей.
— Элизабет тебе ничего не рассказывала?
Я пожимаю плечами.
— Да нет. Название агентства, и все.
— И ты никогда не пыталась выяснить?
Я медлю.
То самое письмо.
Больно вспоминать, как детское любопытство выросло до тревожной необходимости понять, кто я и откуда.
— Было дело, — выдыхаю я, чувствуя, как падает камень с души. — Я написала запрос в агентство, когда мне было шестнадцать.
Лиза кутается в свой кардиган от весеннего холода.
— И как?
— Ответа не было. Я тогда подумала, что они не хотели или не могли мне ничего рассказать.
Лиза пожимает плечами и смотрит на городские крыши:
— Не знаю, как это работает.
— А через два года я нашла свое письмо у Ба в ящике стола. Неотправленное.
Сейчас я рассказываю эту историю спокойно, а тогда чувствовала себя глубоко преданной. Да и сейчас чувствую.
Лиза хмурится.
— То есть?
— Она, наверное, забрала его из ящика и не послала.
— Ты ее об этом спрашивала?
— Да. Она сказала: «Лучше тебе не знать, Келси».
Воспоминание обжигает. Разочарование Ба. Загадочные, зловещие слова о Письме. Ощущение, что во мне, моем прошлом или моей семье скрывается что-то по-настоящему ужасное.
— Она права.
Я поворачиваюсь к Лизе и жду продолжения.
— Ба — твоя мать, Келси. Она тебя вырастила. Вот что важно. — Обычно грубая, Лиза кажется мягче. — Ты должна быть благодарна. Не всем так везет.
Я киваю.
— Я знаю. Ты права. Но иногда мне тяжело. Не знать… — Я провожу пальцами по рассыпающемуся камню и продолжаю тише: — Когда я была маленькой, я придумывала всякие истории про мое прошлое. О том, кто я такая.
— Типа, что тебя подменили при рождении?
Я смеюсь.
— Что-то в этом роде, да.
— Ну, Элизабет говорит, ты всегда была рассказчицей. — В ее тоне чувствуется снисходительность. — Всегда пыталась сбежать в свои книжки.
— Да, это бессмысленно. Кроме того, если моя мать от меня отказалась, стоит ли мне ее знать?
Она пожимает плечами, достает еще одну сигарету, зажигает.
— Почему ты об этом сейчас задумалась? У тебя и без того хлопот полон рот.
Тут она тоже права. Время, потраченное на размышления о моих биологических родителях или о выдуманном таинственном саде — это время, которое можно было бы потратить на решение нашей проблемы.
— Все так. Я не рассказчик, я владелец книжного магазина. И я борюсь за свой маленький независимый бизнес против жадности корпораций, онлайн-обезличивания и бездумных алгоритмов.
Лиза улыбается, но грустно.
— Вау, ты себе не изменяешь. Даже это предложение загнула, будто ты Дон Кихот, сражающийся с мельницами.
— Лиза, это что, литературная отсылка? — Я ухмыляюсь. — Неужели Книжный на Каштановой улице забирается тебе в голову?