Она стала чаще отлучаться после школы и по выходным. Осей пошпионил за ней и убедился, что она врет родителем насчет того, куда идет и с кем. Однажды он преследовал ее до Центрального парка, где она встречалась с другими чернокожими подростками, которых Осей не знал. Все были одеты, как Сиси, кто в дашики, кто в балахонах из кенте, у всех на голове огромные афро. Он стоял далеко и не слышал, о чем они говорят, но, насколько мог судить по подслушанным раньше телефонным разговорам, все они были американцами, которые выбрали себе новые африканские имена: Вакуна, Малайка или Ашанти, они поминали в разговорах Малькольма Икса, Маркуса Гарвея, «Черных пантер», лозунги вроде «Власть — черным» [Лозунг негритянского движения в США, требующего большего участия черного населения в политической и культурной жизни страны.] или «Черное прекрасно» [Лозунг движения в защиту гражданских прав негров. Широко использовался афроамериканцами радикальных направлений и был подхвачен прессой. Выражение, видимо, заимствовано из Ветхого Завета. В Песни Песней царя Соломона, Псалом I, 4, говорится: «Черна я, но красива».] и еще использовали выражения, которых он не понимал: «превосходство белых», «панафриканизм», «встроенный расизм». Осей видел, как Сиси поднимает кулак в приветствии «власть — черным», когда кто-нибудь приходил или уходил. Этот жест был ему знаком по плакату, который она повесила у себя в комнате: спортсмены Томми Смит и Джон Карлос с поднятыми кулаками на Олимпийских играх 1968 года в Мехико. Осей расстроился. Сиси пятнадцать лет — не слишком ли рано идти в революционерки? Он тосковал по тем временам, когда они были близки, вдвоем играли в карты или разучивали танцы из «Соул трэйн». Он тосковал даже по ее мрачному подростковому молчанию. Лишь бы не слышать этих новых разговоров про угнетателей и угнетенных.

В тот день Оу покинул Центральный парк, не выдав себя. Он ничего не сказал Сиси. Не рассказал и родителям, чем занимается сестра. Мистер и миссис Кокоте пребывали в счастливом неведении относительно новых увлечений дочери.

В свое время, перед переездом в Вашингтон, мать заставила Осея сходить в парикмахерскую, и он лишился своего афро. Он гордился прической, носил с собой в заднем кармане брюк гребень повсюду, куда бы ни пошел, чтобы при случае причесаться и держать голову в порядке. Обычно Осей не спорил с родителями, но против стрижки он возражал отчаянно. «Ну почему?» — вопрошал он.

— В этом доме придают слишком много значения волосам, — с намеком обронила мать. — Так будет лучше для первого знакомства.

Оу продолжал возражать, и тогда вмешался отец.

— Сын, делай, как велит мать, и не задавай вопросов, почему она так решила. Она знает, что говорит.

Эти слова положили конец спору и его прическе.

— Бедный братик, — сказала Сиси, когда увидела его после парикмахерской, и усмехнулась:

— Ты похож на стриженую овцу.

Ее собственная афроприческа осталась в целости и сохранности.

Когда Осей вошел в класс вместе с Ди, учитель оттолкнул другого школьника, и у них не оставалось иного выбора, как сесть за одну парту. Парты были расставлены по четыре, квадратом. Это решение учителя, похоже, удивило всех, потому что Оу услышал, как по классу пробежал шепот, но затих, когда учитель прочистил горло и заговорил.

— У тебя есть ручки, карандаши, линейка и резинка? — спросил он у новенького.

Осей застыл, не желая вынимать розово-клубничный пенал, потому что ясно предвидел, какая травля тут начнется, но понятия не имел, как ему поступить. Зато Ди быстро сообразила.

Засунув руку в парту, она достала свой пенал, положила себе на колени и незаметно под столом передала Осею.

— Да, мистер…

— Мистер Брабант, — шепотом подсказала Ди.

— Мистер Брабант. — Осей протянул пенал.

Пенал был белый — сам Оу не выбрал бы этот цвет — но хотя бы не розовый, что уже хорошо. На крышке Снупи, пес из комиксов про Чарли Брауна, он сидел на своей красной будке за пишущей машинкой. Снупи Осея вполне устраивал, он любил его больше, чем несчастного Чарли Брауна или зазнайку Люси. Разумный Линус тоже сгодился бы или Шредер, который играл на пианино. Но Снупи даже предпочтительней всех: как-никак не белый, шерстка в черных пятнах.

В другом конце класса одна девочка — очень хорошенькая, но изуродованная нелепой попыткой принарядиться — широко открыла рот, сразу узнав пенал своей подруги Ди.

Однако мистер Брабант был не из тех учителей, которые помнят, какой пенал у кого из учеников. Он просто кивнул и начал перекличку. Фамилия у Ди была Бенедетти. Оу не ошибся — итальянка. У остальных были обычные американские фамилии: Купер, Браун, Смит, Тейлор. Эмигрантских фамилий встречалось тоже немало: Фернандес, Коревски, Гансен, О’Коннор. Однако даже на фоне этого разнообразия его имя — Осей Кокоте, поставленное учителем в конец списка, — звучало необычно.

Когда учитель отвернулся, Осей вытряхнул в парту содержимое своего клубничного пенала, а Ди вернул ее пенал.

— Держи, — прошептал он и положил белый пенал ей на колени.

— О, — выдохнула Ди. — Может, не стоит?

— Стоит.

— Давай сделаем так! — Ди улыбнулась и стала перекладывать свои принадлежности в клубничный пенал. Пустой пенал со Снупи протянула Осею.

— Меняемся, и по рукам!

— Зачем тебе это?

— Я так хочу. Мне он нравится. — Ди сжимала пенал сестры Осея и протягивала ему свой. — Хочу такой.

Осей взял пенал со Снупи. Девочка, которая сидела через проход от Ди, с прямыми волосами мышиного цвета, аккуратно подстриженные пряди которых закрывали ей лоб, в сарафане из шотландки, как завороженная смотрела на их сделку, не в силах скрыть неодобрение. Оу пристально посмотрел на нее, после чего она отвела глаза и покраснела.

— Это Пэтти, — сказала Ди. — А это Дункан.

Она кивнула в сторону коренастого мальчика, который сидел через проход от Осея, он переглядывался с одноклассниками и с трудом сдерживал смех. Оу смотрел на него, пока тот не почувствовал его взгляд, и когда их глаза встретились, Дункан перестал улыбаться.

Осей сложил свои письменные принадлежности в пенал Ди, хотя сейчас, после обмена, ему было немного жаль расстаться с вещью, которая принадлежала сестре. Клубничный пенал сопровождал их в странствиях по городам и был неотъемлемой частью запечатлевшейся в памяти картины, всегда одинаковой: кухня, стол, Сиси делает уроки. Во время летних каникул сестра брала пенал с собой в Гану, где он становился предметом вожделения дочек повара, с которыми она играла. По идее, пенал должен был перейти к ним, хотя, возможно, они уже выросли и больше не интересуются подобными вещами. Короче, Осей почувствовал, что он лишился частицы семейной истории.

Ди поглаживала пальцами каждую ягоду, как это делала Сиси. Осею было приятно видеть это. И когда она повернула к нему приветливое лицо и улыбнулась ему, тот свет, который он ощутил в ней с первого взгляда, вспыхнул снова.

Часть II. Первая перемена


Оу и Ди сидели позади,
Целовались, обнимались,
Влюбились, поженились,
Детки народились.

Бланка прямиком направилась к Мими, едва та вышла во двор на перемене. Голова у Мими все еще гудела после иксов и игреков, с которыми их знакомила мисс Лоуд этим утром. «В принципе по программе изучение алгебры начинается в восьмом классе, — объявила она. — Но математика седьмого класса содержит некоторые элементы алгебры, и я не хочу, чтобы мои ученики выглядели бледно, когда из нашей школы перейдут в новую. Кроме того, мистер Брабант уже начал давать своему классу уравнения. Вы же не хотите отставать от них».

Мисс Лоуд крайне болезненно относилась к тому, что другой шестой класс, с более опытным учителем и такими способными детьми, как Пэтти, Каспер, Ди, учится лучше, чем ее класс. На это Мими могла бы сказать ей, что в классе мистера Брабанта на каждую Пэтти приходится своя Бланка: Бланка, с ее обтягивающими футболками и губами, красными от леденцов, которые она украдкой сосет во время уроков. От ее дыхания повеяло запахом синтетического вишневого красителя, когда она схватила Мими и закричала:

— Ди отдала свой пенал новенькому — я своими глазами видела!

— Какой? Со Снупи? — Как многие девочки, Мими прекрасно помнила гардероб и содержимое портфеля своих подружек, особенно если это касалось вещей, которые ей самой хотелось: у Бланки туфли в горошек с перепонкой, у Ди кулон с совой, у старшей сестры блестящий красный плащ. Она помнила, у кого коробочка для завтраков с наклейкой «Семья Партриджей» [«Семья Партриджей» — американский телевизионный музыкальный ситком, который транслировался четыре сезона с 25 сентября 1970-го по 23 марта 1974 года. Члены семьи Партриджей играют вместе как рок-группа и вместе путешествуют по стране.], у кого карандаш с ластиком в виде тролля, у кого значок с улыбающейся рожицей. Конечно, она знала, какой пенал у Ди и что на нем нарисован Снупи. Точно так же, как Ди знала, что у Мими пенал в виде сумочки, сшит из старых джинсов, с кармашком снаружи, и в нем Мими хранит зеленые спасательные круги «Лайфсэйверс» [«Лайфсэйверс» — товарный знак леденцов в виде миниатюрных спасательных кругов производства компании «Плантерс-Лайфсэйверс». Один из рекламных лозунгов: «Без спасательного круга — никуда» Выпускаются с 1912 года.].

— Я глазам своим не поверила! — Бланка положила руку на плечо Мими, словно они были лучшие подруги. Она всегда претендовала на близость, которой другие не чувствовали.

Мими высвободилась из-под руки Бланки.

— А как же Ди будет без пенала?

Бланка пожала плечами.

— Понятия не имею. Они сидят вместе и болтают всю дорогу! Клянусь, они пожимают друг другу руки под партой.

— Ты скакалки принесла?

— Ди принесет. Давай подождем на корабле.

Пиратский корабль был сделан из дерева, в кабину можно залезть, а палуба накренилась, как будто под штормовым ветром. Наверху высокой мачты — перекладина, туда можно забраться либо по реям, либо по веревочной лестнице. Корабль построили в честь миссис Хантер, которая двадцать пять лет проработала директором школы, а несколько лет назад вышла на пенсию. Девочки любили лежать рядышком на наклонной палубе, задрав ноги на крышу кабины, и соревноваться, у кого получится надуть самый большой пузырь из жвачки. В классе жевать жвачку запрещалось, поэтому все дожидались перемены, тогда залезали на корабль и набивали рты кусочками «Биг Бадди», розовыми, красными и малиновыми. Только Мими не могла себе этого позволить, потому что жвачка застревала в брэкетах.